Мирослава; вернувшись домой к Андрею, он сразу уверил кузена в том, что полностью поправился и готов принять участие в каком-нибудь концерте. Пока двоюродный брат с кем-то созванивался, договариваясь насчёт выступления, Мирослав взял листок и ручку и принялся строчить текст песни, которую он импровизированно спел в больнице. Затем, когда Андрей сообщил, что выступление через две недели, его кузен написал на другом листке тот же текст и отдал, чтобы кто-нибудь мог написать музыку к этим стихам (пожалуй, это единственный вид творчества, который никак не давался Мирославу, но скорее по причине недостаточности знаний, чем из-за отсутствия вдохновения). Правда, сам Андрей читать стихи не стал, заявив, что якобы не хочет «сглазить».
– Да ты-то тут причём? – удивился Мирослав. – Мои прошлые неудачи – вина тех, кто не хочет воспринимать настоящую культуру, кто слишком привык к помпезному и выпячивающему себя искусству…
Андрей лишь покачал головой, не соглашаясь с кузеном, но дальше спорить с ним не стал.
Дальнейшие дни словно слились в один. Мирослав каждый день тренировал свой голос – даже не разбираясь в нотной грамоте, он инстинктивно чувствовал фальшь, и потому по нескольку часов только и занимался, что пением. Он брал то высокие, то низкие ноты, старался протянуть гласные звуки как можно дольше, самостоятельно учился задерживать воздух в груди… Занимался этим Мирослав, как правило, днём, когда и Андрей, и его соседи по дому находились на работе.
Подготавливаясь к концерту, он берёг себя, гулял в основном только по примыкающей к дому улице. Первый снег ещё не выпал, хотя ноябрь уже подходил к концу, и все листья опали с деревьев. Мирослав, конечно, хотел бы и погулять на природе, снова посетить Серебряный бор, но он опасался, что не удержится от искушения попробовать ещё раз окунуться в ледяную воду. Почему-то Корнев был твёрдо уверен в том, что заболел не столько от неумеренности в «моржевании», сколько из-за собственного расстройства и разочарования тем, что ему не удалось стать ни писателем, ни художником.
Но Мирослав дал себе твёрдое слово поберечься перед выступлением. «Уж певцом-то у меня точно получится стать, вон как все положительно отзывались», – с этими мыслями и надеждами на будущие свершения он продолжал готовиться к концерту.
В один из дней Андрей принёс на «флэшке» музыку, написанную одним из начинающих композиторов на стихи Мирослава.
– Только он просил тебе передать, что музыку на стихи писать сложнее, чем наоборот, – заметил Андрей. – Поэтому в следующий раз возьмёшь его записи и попробуешь что-нибудь сочинить сам.
Говоря по правде, Мирослав не любил себя чем-то ограничивать в творчестве, а потому не совсем понимал, как это – писать стихи, которые идеально подходили бы к музыкальной записи. «Хотя, наверно, композитору тоже оказалось непросто подобрать мотив к моим стихам», – эта мысль заставила его о многом задуматься, в том числе и о том, чтобы сходить на музыкальные курсы и освоить нотную грамоту – тогда он сможет сам писать песни целиком.
К тому времени Мирослав, которому помогали Андрей и Лариса, уже неплохо освоился с планшетным компьютером. Сбросив туда запись, он сперва прослушал её. Композиция ему понравилась, хотя в некоторых местах она немного не совпадала с ритмом стихотворения. Пришлось Мирославу поневоле заменить пару слов, чтобы мелодия идеально подходила к написанным строчкам.
На следующий день, когда все снова ушли на работу, Мирослав включил на планшете запись и поставил её на повторное воспроизведение. Затем он несколько часов без перерыва репетировал, стараясь добиться идеального звучания. К концу репетиции пот валил с Мирослава градом, но он остался доволен получившимся результатом. Даже осознавая то, какой тяжёлый труд он только что проделал, Мирослав чувствовал особое парение души. Всё-таки творческая жизнь оставалась его уделом и призванием в этой жизни. «Что мне трудности, если я занимаюсь любимым делом?» – подумал Мирослав и с воодушевлением продолжил петь.
Так, репетируя едва ли не по восемь-десять часов с небольшим перерывом, чтобы подкрепиться, он сам не заметил, как песня становится всё лучше, а его собственный голос звучит намного приятнее и богаче. Поэтому предстоящее выступление не страшило его; на сей раз он даже запретил себе думать о возможной неудаче.
Накануне концерта Мирослав почти не волновался, хотя его смущала мысль о том, что зрителей будет не десять-двадцать человек, а несколько сотен, а на сцене выступят и несколько именитых артистов. Тем не менее, благодаря репетициям, Мирослав считал себя полностью готовым к предстоящему событию. Единственное, что его огорчало – отсутствие Вероники, которая, по всей видимости, уехала из столицы навсегда. Но Корнев не терял надежды найти любимую – если он станет певцом, то сразу же отправится на гастроли…
И вот, вечером двадцать девятого ноября, Андрей повёз кузена в концертный зал. Конечно, без помощи двоюродного брата Мирослав никогда не смог бы выступить на подобном мероприятии. Многие исполнители не нуждались в представлении для московской публики, хотя сам Мирослав не особо разбирался в современной музыке и не знал многих артистов – точно так же, как и другие не знали его.
Разодетая по последней моде публика уже ожидала начала концерта в холле. Мирослав же с Андреем прошли сразу за сцену, где сновали туда-сюда уже переодевшиеся исполнители. Андрей специально для выступления одолжил кузену свой светло-серый костюм-тройку, что почти подходил по размеру – всё-таки кузены были похожи по комплекции. Мирослав гордился тем, как на нём смотрится новый наряд, словно подчёркивающий культуру человека, его элегантность.
Но далеко не все певцы решили предстать перед зрителями в строгих костюмах. Многие выбрали молодёжную, крикливую одежду, девушки так и вовсе нарядились в платья с глубоким вырезом на груди, словно демонстрируя всем напоказ свои женские прелести. У Мирослава подобная показуха вызывала только лишь отвращение: он считал, что в каждой женщине должна быть какая-то загадка, скрытая тайна, и это касалось не только душевных качеств, но и внешней красоты.
Решив не обращать внимания на крикливо разодетых девиц, Мирослав спокойно стал дожидаться своей очереди. Вскоре концерт объявили открытым, и звуки музыки ударили по ушам – как показалось Мирославу, кто-то не отрегулировал громкость. Но, судя по тому, что никто не обратил на это внимания, все уже привыкли к подобному шуму.
Первыми выступали те самые разодетые девицы, и Мирослав едва ли не плевался, слушая их песню, полную пошлых намёков и глупых фраз. «Странно, что им доверили открывать концерт», – удивился он, попутно отмечая про себя, что девушки зачастую не попадают в ноты. Он даже и представить себе не мог, что, помимо всего прочего, новая молодёжная группа пела под фонограмму…
…С каждым последующим номером на душе Мирослава возрастала неясная тревога. Он
