я скинул на ту флэшку? Инструкция, как заработать на твоём творчестве. Андрей согласился помочь мне и увёз тебя в Москву, а я тем временем вернулся в твой бывший дом и всё здесь перестроил. Что, братец, не вышел с тебя толк? Не пробился в культурную элиту? Ну да не беда. Твои проблемы, – Владимиру явно нравилось ёрничать над кузеном, и Мирослав ничего не мог противопоставить. У него рука не поднималась даже ударить кузена, хотя именно этого тот и заслуживал. Но Мирослав понимал, что ничего не добьётся ни кулаками, ни словами. А Владимир продолжал издеваться: – Андрей звонил мне и рассказывал про твои жалкие потуги стать то писателем, то художником, то певцом. Кажется, ему самому было интересно понаблюдать за твоими стараниями, но в итогце даже он был вынужден признать, что у тебя ничего не получится. Рассказал он мне и про твою возлюбленную. Едва я только услышал описание, как выглядит Вероника, сразу решил: нет, она не для тебя – для меня! Найти её родителей не составило труда, равно как и уговорить их переехать в Приморье и купить дом в селе. А чтобы им было проще выплатить долг за покупку, они должны всей семьёй работать в моём магазине. И ты знаешь – они согласились. Вероника, конечно, была против, но куда ей деваться? Вот и работает она теперь в твоём бывшем доме, – Владимир снова усмехнулся. – Думаю, что её родители не станут возражать и против нашего с ней брака. Так что, кузен, можешь смело разворачиваться и идти куда хочешь – хоть проситься на постой к соседям. Мне плевать на твои проблемы, поскольку, повторюсь, ты мешал мне договориться с рэкетирами, мешал зарабатывать немаленькие суммы, которые я теперь имею благодаря этому магазину.
Мирослав молча стоял и выслушивал всё это, всё ниже и ниже опуская голову. Овладевшие им поначалу гнев и ярость отходили на второй план, уступая место бессилию и отчаянию. Он понимал, что теперь лишился всего – дома, возлюбленной, радости творчества и надежд на будущее. Мирослав ничего не ответил кузену, лишь покачал головой осудительно и, развернувшись, ушёл в морозную ночь. Владимир, полностью довольный тем, что ему удалось «поучить» кузена «уму-разуму», лишь расхохотался вслед. Он закрыл дверь и ушёл спать обратно в подсобное помещение магазина. А Мирослав шёл в неизвестность и чувствовал, что его путь одиночки вот-вот закончится, оборвётся в бездонную пропасть. Ноги сами понесли его к памятной безымянной речушке. «Решено! Мне нечего больше терять… Пусть ледяная вода закалит меня. Стану жить на природе, в тайге, со зверьми – и то лучше, чем с людьми. А не примет меня природа, простыну – что ж, значит так и суждено погибнуть безвестным», – такие мрачные мысли овладели в тот момент Мирославом.
С небес повалил первый в этом году снег – чистый, пушистый, тающий на лице и руках, падающий крупными хлопьями – но он совсем не радовал Мирослава, для которого больше не было цели в жизни. Он понимал всю бессмысленность борьбы со злой системой, заставляющей людей ради денег совершать низменные поступки. Мирослав никак не ожидал подобной подлости со стороны Владимира и Андрея. Он теперь увидел их истинную суть, то, что скрывалось под масками, и жалел лишь о том, что во время памятного лихорадочного бреда сразу не догадался, в чём дело.
Конечно, он мог бы попытаться найти Веронику здесь, в селе, но зачем? Её родители никогда не позволят девушке стать женой нищего, человека, что так и не стал никем. Зато Владимир оказался, по их мнению, идеальным партнёром для девушки…
Рассуждая так, Мирослав всё ниже опускал руки и голову. Он сдался и шёл теперь, чтобы продолжить свой путь одиночки, путь никем не понятой и изначально чистой души…
Подойдя к реке, которая ещё не покрылась льдом, Мирослав принялся раздеваться. Ночь подходила к концу, ударяли предрассветные морозы, и его обнажённое тело сразу покрылось пупырышками. Но он решительно отбросил в сторону всю снятую одежду и обувь. Оставшись нагим, он медленно подошёл к берегу мерно бегущей речки. Коснувшись босой ступнёй воды, он ощутил обжигающий холод. «Вот и всё. Несколько шагов – и я либо стану закалённым и начну жить в гармонии с природой, либо пропаду навек», – подумал Мирослав.
Хруст надломленной ветки, на которую кто-то наступил на противоположном берегу, заставил Корнева приподнять голову. И тут он увидел то, во что не сразу смог поверить: вдоль реки бежала его любимая Вероника, столь же нагая, как и он сам. Девушка, почувствовав на себе чей-то взгляд, тоже посмотрела в его сторону… и остановилась. Взоры двух влюблённых задержались на телах друг друга. Первые рассветные лучи коснулись их, и это словно послужило толчком – Мирослав и Вероника пошли навстречу друг к другу, не обращая внимания на ледяную воду.
– Я сбежала от своих родителей, сбежала прямо из постели, ведь они хотели привести ко мне Владимира, – мелодичным голосом произнесла она, его любимая, перекрывая шум текущей воды. – О, как прекрасно, что я встретила здесь тебя! Теперь окончен мой путь одиночки.
– Мой тоже, – улыбнулся Мирослав.
Они вместе нырнули, чтобы соединиться в сладком поцелуе там, в глубине вод посреди реки. Оба теперь не боялись ни холода, ни жизненных невзгод. Им больше не нужны были слова – только наслаждение от того, что они обрели друг друга, даже потеряв всё.
Спустя несколько мгновений Мирослав и Вероника вынырнули в вечном лете. Их любовь преодолела всё, и больше не осталось места для одиночества.
Эпилог. Феникс
Никто не понимает
Писателей, поэтов,
Никто не понимает
Счастья, радости жизни,
Все только лишь и знают
Про деньги и про «это»,
Притом никто не знает
Смысл ни жизни, ни тризны.
Они живут работой,
Про душу забывая,
Они живут «заботой»,
Наживу забирая.
А я лечу на крыльях!
Но – мне их обломали
Родные, но чужие
И другие, без рода…
Останусь, видно, былью,
Мою душу поймали,
И крылья уж сложились,
И нет моей свободы!
Всё же – как жить на свете,
Коль свет-то отключили,
Не в доме, на планете,
В груди тьму поселили?..
Я выживу – уверен.
И снова вспыхнут перья,
И Фениксом из праха
Восстану вмиг, без страха!
Эпилог 2. Феникс-2
Где-то там шелестит древесная песня,
Где-то там хрустит лёд, прозрачен, как хрусталь,
И, пожалуй, именно там моё место,
Где-то там, где есть солнце, не властна печаль.
Ну а здесь – одно лишь безумие свищет,
Дребезжат посудные сплетни и слухи,
Ну а здесь – я, пожалуй, что буду лишним,
Здесь не светит сердце, а медленно тухнет…
Но вдали – разгорается горе, пепел,
Но вдали – есть лёгкий трепет трещащих трав,
Возрождается Феникс, истинно светел,
И вдали начинает полёт средь дубрав.
Да, он прекрасен! Но жаль – скорее, он чужд
Тоскливому и серому миру людей…
Да, он прекрасен
