хорошо получается! – искренне восхитилась Сьюзан. – Вот этот кадр особенно хорош, где это?
– Недалеко от Россес-Пойнт. Я ездила туда на днях.
– Когда ты там была? – встрепенулась Сьюзан.
– Кажется, двенадцатого, а что?
Вместо ответа Сьюзан схватила фотокамеру матери и принялась лихорадочно листать снимки. Первыми шли те, что были сделаны по дороге в Россес-Пойнт. Дорога, серое драповое полотно, бегущее вдоль побережья, океанский горизонт, снятый со смотровой площадки, пара играющих собак на заправке, овцы, пасущиеся на выгоне за деревянным ограждением, с любопытством глядевшие прямо в объектив.
Наконец пошли кадры из самой деревушки. Улица для променадов с яркими фасадами домов, рыбаки, разматывающие удочки, улыбчивая женщина, выгуливающая трех хаундов на одном поводке. Ничего особенного, хоть и снято с большим старанием и любовью. Сьюзан искала нечто другое.
Пошли вечерние кадры. Мать, позирующая на фоне маяка с ярко раскрашенным человечком из металла, убегающая вниз по склону дорога, окруженная фонарными столбами, и наконец то, чего так ждала Сьюзан. Пляж Россес-Пойнт: десятки снимков, словно мать пыталась уловить заходящее солнце и запечатлеть все оттенки, которыми оно одаривало благодарную публику на пляже.
– Что ты хочешь найти, дочка?
– В тот день было так людно?
– О да, не протолкнуться, сама удивилась. Все лавочки были заняты, пришлось сесть прямо на песок, чтобы поснимать закат…
– Вот он! – выкрикнула Сьюзан и почувствовала, как задрожали ее руки.
– Кто? – в недоумении посмотрела на нее мать.
– Вот же он идет, Питер Бергманн, здесь он еще живой, бродит по побережью, и никто на него даже не смотрит. Эта одежда, та же самая, не могу поверить!
– О ком ты говоришь?
– Да о Питере Бергманне, мам, ты разве не слышала? Имя ненастоящее, но это не важно. На пляже нашли его тело, как раз 13 июля – наутро после того дня, когда ты была там. А накануне вечером ты его сняла на свою камеру. Понимаешь, что это значит?
– Покажи мне, о ком ты?
– Да листовки с его лицом расклеены по всему Слайго! Неизвестный мужчина, он лежит сейчас в морге, и никто не объявляется, чтобы забрать тело. Бог мой, не могу поверить, он здесь такой… Такой одинокий. Посмотри, мам, его плечи так ссутулены, словно он несет на себе груз всего мира.
– Не вижу ничего особенного в его осанке, многие люди так ходят. Мой отец ходил точно так же.
– Здесь плохо видно его лицо, но вот на этом снимке… Какая удача, что ты сняла его не против солнца, и вдобавок нажала на спуск затвора именно в это мгновение. Еще секунда, и он бы вышел из кадра. Это точно он, нет никаких сомнений. Нужно позвонить.
Сьюзан почти выбежала из кухни и через минуту вернулась с сотовым телефоном.
– Ирвин будет рад, когда я покажу ему это.
– Кто такой Ирвин и почему ты хочешь звонить ему?
Вместо ответа Сьюзан выбрала из списка контактов нужное имя и нажала кнопку «Соединить».
* * *
– Недавно это снова случилось.
– Расскажите об этом.
– Я не уверена, что это была паническая атака. Ощущения не были похожи на те, что я привыкла наблюдать. Я испугалась, потому что ничего плохого не предшествовало этому приступу. Даже наоборот.
– Где это случилось и при каких обстоятельствах, Сьюзан?
– Самый обычный вечер. Меня пригласил сержант Дэли, дело в том, что я прохожу свидетелем по одному делу. Возможно, вы слышали о нем – неопознанный мужчина на пляже.
– Мистер Бергманн. Да, я слышала.
– Так вот. Он пригласил меня в паб, чтобы обсудить детали дела. Все было хорошо, мы выпили пару бокалов, я пила вино, Ирвин – пиво. Мне было так спокойно, впервые за долгое время. Не знаю, почему мне было так хорошо, обычно я нервничаю в присутствии малознакомых людей. Но с ним все иначе. То, как он говорит… Его манера речи очень уверенная, словно ему все известно и он не боится никаких случайностей. Словно ему все по плечу.
– Продолжайте.
– А потом он предложил заказать что-нибудь поесть. К тому времени и я проголодалась, поэтому легко согласилась. Мы заказали сосиски и пюре. Хотя, наверное, неважно, что мы выбрали.
– В процессе терапии нет неважных подробностей. Я слушаю.
– Когда принесли еду, я ощутила зверский аппетит. Официантка была приветливой, шутила и болтала, пока раскладывала приборы и ставила тарелки. И вот она ушла, мы приступили к трапезе. Я взяла вилку и наколола одну колбаску, стала жевать ее, и именно в тот момент на меня накатила тошнота. Как будто изнутри свела судорога, будто все внутренние органы сжались в один комок. Это не была тошнота, связанная с едой, вовсе нет. Не то ощущение, когда пища невкусно пахнет – или что-то подобное. Нет, это была дурнота, вызванная страхом.
– Что именно вас напугало, вы можете ответить?
– Это была не простая паника, но в то же время чувство показалось смутно знакомым, словно когда-то давно я это уже ощущала. Это длилось не так уж долго, минут десять, но, честно говоря, эти минуты показались мне вечностью. Мне стало очень страшно. Будто со мной происходит то, что я совсем не могу контролировать, как если бы мое тело мне не принадлежало.
– Понятно… Скажите, Сьюзан, вы обращались к другим специалистам до меня?
– К нескольким, но мы не сошлись характерами, скажем так.
– Такое бывает. Вот что я вам скажу. Вы можете прислушаться ко мне, а можете не соглашаться. Но вот как вижу это я. То, о чем вы сейчас рассказали, это, вероятнее всего, приступ дереализации. Он, в принципе, согласуется с тем, к чему мы пришли с вами ранее. Вы считаете, что у вас сильный страх воды. Вы живете у океана, но тем не менее – страшитесь его. Однако я пришла к выводу, что все гораздо глубже. В вас сидит не страх воды, а страх смерти, вызванный гибелью отца. В общем-то это два страха, объединенных в один. Вы не боитесь воды как таковой, но боитесь того, на что она способна. Если говорить научными терминами, у вас классическая танатофобия, маскирующаяся другим, более понятным вам страхом воды.
– Но я же ирландка!
– В первую очередь вы человек. Общая психическая угнетенность, нервозность, апатия – все это признаки вялотекущего процесса, который, если не углубляться в терминологию, имеет под собой одну-единственную основу. Вы боитесь смерти. Это вполне естественный страх, более того, он фундаментален. Каждый человек в той или иной степени несет в себе зачатки этого чувства. Кто-то принимает его, кто-то вуалирует, уходя в загул и загружая себя работой так сильно, чтобы только не осознавать его. В вашем случае страх смерти выливается в отрицание покоя. Из моих наблюдений, панические атаки, которые случались с вами, происходили именно в моменты приятного времяпрепровождения. Во время отхода ко сну, прогулки с сыном, пробуждения
