или, например, ужина с детективом, о котором вы рассказали.
– Сержантом.
– Сержантом. Вы сказали, что вам было хорошо.
– Да, вечер был невероятно приятным, как и компания.
– Именно. Ощущение покоя – это состояние, близкое к засыпанию. То чувство, когда части тела расслабляются, мысли становятся слабо выраженными, неявными, все ощущения притупляются. Этот период – период засыпания – он очень похож на смерть. Так же как и периоды удовольствия – моменты, когда вам хорошо. В такие минуты вы словно отгораживаетесь от всего плохого, позволяете себе расслабиться, перестать беспокоиться. И этот самый момент ваше тело считывает как сигнал опасности.
– Но почему?
– Потому что оно боится без вас, без связи с сознанием. Когда вы сами не осознаете страх, тело, в порыве чувства самосохранения, кричит: «Нельзя расслабляться, иначе конец!» Это словно сбой в программе – неверное истолкование естественных ощущений. Чтобы вам было понятно, я проведу аналогию. Если подставить руку под очень горячую воду, под кипяток, то в какое-то мгновение вам покажется, что ваша рука находится под ледяной водой. Разумеется, это лишь мгновение. Я хочу сказать, что нашему телу свойственно ошибаться.
– Мое тело тоже ошибается?
– И да и нет. У вас была психологическая травма. В период жизни, когда подростку необходимо ощущение защищенности, уверенности в завтрашнем дне. Именно тогда один из ваших ближайших родственников – отец – покинул этот мир. Подытоживая все вышесказанное, Сьюзан, я настаиваю на продолжении лечения вашей фобии, но в другом ключе.
– Каком именно?
– Мы попытаемся с вами умереть. Это только звучит страшно. На самом деле это метод телесной терапии, своего рода массаж, но не тела, а его тонкой части – души или того, что мы привыкли называть душой. Самосознание, самоощущение – на все это подобные сеансы воздействуют как лечебный бальзам, расслабляя и давая принять ощущение смерти, пережить его.
– Но я не хочу умирать, даже понарошку.
– Помните, как в детстве мы играли в дочки-матери, устраивали чаепития – подобный способ, проигрывание ролевых моделей, позволяет человеку заранее сформировать модель поведения, опробовать ее на будущее. Ощутив признаки смерти на себе, познав состояние полного покоя, совершенно не свойственного человеку в обычной жизни, – ведь даже сон не дает нам его, – мы принимаем саму смерть. Принимаем, оставаясь живыми.
* * *
– Добрый вечер всем, кто только что присоединился к нам на океанской волне «Слайго-гоу». Сегодня нас ждет еще одна длинная ночь, наполненная историями, которые интересно слушать.
Меня зовут Сьюзан Уолш. Обычно я работаю ночью, веду прямые эфиры на радио, а в дневное время чаще всего сплю. Мой сын знает, что, только если не произошло нечто из ряда вон выходящее, меня лучше не беспокоить. И те из вас, кто работает в ночную, не дадут соврать: день – это единственное время, когда можно поспать и набраться сил для следующей смены.
Но вчера я изменила своим привычкам. Было кое-что, не дававшее мне покоя, да так, что я просто не смогла отключиться и заснуть. Угадайте, чем я занималась? Весь вчерашний день я пробыла в архиве городского библиотечного фонда Слайго. Вы спросите меня, что я искала среди сотен страниц старинных рукописей и книг? Я отвечу. Помните Бриду – одну из наших радиослушательниц, которая звонила несколько дней назад? Я хорошо запомнила ее, потому что именно Брида посеяла во мне желание покопаться в прошлом и узнать подробности легенды о моряке, захороненном на пляже Россес-Пойнт, когда-то носившем название «Приют мертвеца».
Я хотела узнать, что из этой известной истории случилось на самом деле, а что обросло вымыслами за долгие десятилетия. Забегая вперед, скажу, что никакого отношения к капитану Блэк Джеку тот случай не имеет. Человек, захороненный на «Приюте мертвеца», был самым обычным моряком. Это трагическое предание, но оно часть нашей с вами истории. Мы должны знать прошлое, не бояться заглянуть в него, чтобы лучше понимать самих себя, понимать причину тех или иных поступков, осознавать, кем мы со временем стали.
Итак, 1756 год. В бухте Слайго на якоре стоит торговый галеон, прибывший из Нидерландов. Вероятно, он был построен на совесть, как и все голландские суда того времени: с балконами, изысканной резьбой, жилыми помещениями и бойницами. Он был способен выдержать бури и непогоду, долгие переходы и вражеские атаки. Иными словами, великолепный образец торгового мореплавания своей эпохи.
Путь галеона лежал из Нидерландов к берегам Норвегии, с заходом в порт Корка. Это был большой корабль, который, отправляясь из родной судоверфи, доверху заполнил свои трюмы драгоценными тканями, луковицами тюльпанов, древесиной, специями и ценными предметами утвари.
Капитан галеона волнуется из-за вынужденной задержки у берегов Ирландии. Каждая минута на счету, нужно спешить, ведь промедление не только принесет убытки компании-владельцу, но и привлечет пиратов, которых тогда было не счесть в Атлантическом океане. Да, такой галеон был бы ценнейшим трофеем, поводом для гордости в их послужном списке, – нельзя было допустить подобного развития событий. Поэтому вся команда во главе с капитаном торопилась поднять якорь и отплыть побыстрее.
Но, к сожалению, они не могли этого сделать. Штурман галеона, старый морской волк, проходивший в океане большую часть жизни, стремительно угасал, подхватив неведомую болезнь. Ее признаки были пугающими: лихорадка, испарина, невыносимая боль в животе – симптомы брюшного тифа, от которого в то время не было спасения. К несчастному боялись подходить. Капитан, скрепя сердце, приказал не отплывать от берега с источником заразы на борту. Нужно было срочно принять судьбоносное решение, пока болезнь не перекинулась на всех, кто находился на корабле.
Так и вижу, как бедняга, этот несчастный изгой, лежит в своей каюте в свете керосиновой лампады, тускло освещающей его истерзанное лицо. Вероятно, кожа его была так обезвожена, что казалась прозрачной. О чем думал этот несчастный в минуты, предшествовавшие его смерти? Кто знает, способен ли он был размышлять или его рассудок помутился от смертоносного токсина. А может, его сердце страдало, противясь неизбежному – что ему больше не услышать скрип соснового рангоута и гулкие порывы парусов, не ощутить на лице угасающие на закате брызги Атлантики. Умирать всегда непросто. Но умирать, когда в ушах еще не стих милый сердцу зов океана, труднее вдвойне.
Наконец, капитан принимает решение. Ему, как и всем на борту, было очевидно: оставлять источник заразы на корабле – смерти подобно. Он приказал матросам спустить шлюпку на воду и погрузить туда еще живого штурмана. Могу только догадываться о том, что испытали салаги, которым пришлось проделывать это с едва живым соратником, с которым у них наверняка сложились добрые отношения за годы, проведенные под парусом.
Они гребли изо всех сил, ведь в запасе у них была всего пара часов. Близился отлив, и грести
