краю поля. Видел там дерево? На нем должны расти яблоки, но нет ни единого. Под ним и лежит твой дядя. Ты как раз шел мимо него. А также мимо моей мамы, сестры и братьев. Если хочешь что-то передать — пожалуйста, можешь остановиться и поговорить с ним, когда пойдешь обратно в дом своего деда, где полно разной еды».
Но Шекиба, конечно же, ничего не сказала мальчику. Она еще не совсем выжила из ума, чтобы говорить вслух подобные вещи.
— Я спросил, где он? — снова подал голос Хамид.
— Он ушел.
— Но он вернется?
— Не знаю.
— Тогда передай, что Шагул-биби хочет видеть его. Пусть придет в большой дом.
Шагул-биби — мать папы-джан. Шекиба не видела ее с тех пор, как холера унесла ее братьев и сестру. Тогда бабушка заходила поговорить с отцом, рассказать ему о девушке, дочери ее друзей. Она хотела, чтобы папа-джан взял ее в качестве второй жены и, возможно, даже переехал с ней в большой дом, а первую жену оставил здесь, вместе со старшей дочерью. Шекиба хорошо помнила, как мама слушала болтовню свекрови, понурив голову и молча уставившись в одну точку.
— Скажи бабушке… Скажи, что дяди здесь нет! — крикнула мальчику Шекиба.
Это была чистая правда. Часть правды.
— Но ты передашь ему просьбу бабушки?
— Да, передам.
Шекиба слышала удаляющиеся шаги. Мальчишка убежал, но она на всякий случай выждала еще около часа, прежде чем решилась выйти во двор. Не надо было обладать большой прозорливостью, чтобы догадаться — рано или поздно бабушка пришлет другого гонца.
Прошло три месяца.
Настал день, когда Шекиба вновь заметила непрошеных гостей. На сей раз это были трое мужчин. Она в панике метнулась прочь со двора, вбежала в комнату и быстро накинула паранджу. Сердце в груди билось испуганной птицей. Шекиба замерла, прижавшись ухом к стене. Шаги приближались.
— Исмаил! Это мы, твои братья. Выйди, надо поговорить.
Братья отца? Похоже, бабушка задумала нечто серьезное, раз прислала сразу троих сыновей. Шекиба судорожно соображала, что бы такое ответить.
— Отца нет дома! — наконец решилась она подать голос.
— Брось, Исмаил, мы знаем, что ты дома. Выходи, или мы сами вышибем эту проклятую дверь.
— Пожалуйста!.. Моего отца нет дома! — крикнула Шекиба. Ее голос дрожал. Решатся ли они ворваться внутрь? Это не сложно, ветхая дверь рухнет при первом же ударе.
— Исмаил, не будь трусом! Сколько можно прятаться за спиной дочери?! Девочка, отойди от двери, мы заходим.
Мама-джан взяла ножницы и отцовскую бритву и повела меня во двор. Мы устроились позади дома. Я робко уселась на низенький стульчик, мои сестры стояли вокруг, с любопытством ожидая, что же будет дальше. Мама-джан собрала мои длинные волосы в хвост, зажала в кулаке и, шепотом произнеся несколько слов молитвы, принялась медленно срезать их. Шахла как завороженная наблюдала за мамиными действиями. Для Рохилы происходящее было чем-то вроде развлечения. Парвин хватило лишь на пару минут, затем она уселась в уголке со своим альбомом и принялась за очередной эскиз.
Отрезав основную массу волос, мама-джан стала ровнять прическу с помощью бритвы, загибая мне уши вперед, чтобы сбрить позади них мелкие волоски. Челку мама-джан постригла совсем коротко, теперь она едва доходила до середины лба. Я смотрела вниз, на землю, и видела раскиданные повсюду волосы. Покончив со стрижкой, мама-джан смахнула отдельные пряди, упавшие мне на спину и плечи, и несколько раз дунула на шею. Ощущение было непривычным, я поежилась и нервно захихикала. Никто, кроме Шахлы, не заметил быструю слезу, скатившуюся по щеке мамы-джан.
Теперь предстояло подобрать для меня одежду. Мама-джан попросила жену моего дяди отдать нам старую рубашку и брюки одного из ее сыновей, из которых тот уже вырос, как и его старший брат, а до него — другой мой кузен. Мама-джан велела мне пойти в дом переодеться, пока они вместе с сестрами сметут рассыпанные по двору волосы.
Я сунула ноги в штанины, сначала одну, потом другую. Мужские брюки оказались плотнее и уже, чем шаровары, которые я обычно носила под платьем. Я затянула тесемки на поясе и завязала их узлом. Затем натянула через голову свободную тунику. Вынырнув из горловины, я вскинула было руки — привычное движение, чтобы вытащить волосы поверх рубашки, — и поняла, что больше мне этого делать не придется. Я провела ладонью по стриженому затылку, прикоснулась к коротким завиткам волос на шее — как странно.
Я окинула себя взглядом сверху донизу и заметила выступающие под тканью брюк острые худые коленки. Скрестив руки на груди, я горделиво вскинула подбородок — движение, которое мне не раз приходилось наблюдать у моего двоюродного брата Сидика. Я подпрыгнула и поддала ногой воображаемый футбольный мяч. И это всё? Теперь я могу считаться мальчиком?
Я вспомнила тетю Шаиму. Интересно, что сказала бы тетя, увидь она меня в таком наряде? Наверное, улыбнулась бы. Разве она не это имела в виду, предлагая маме-джан нарядить меня мальчиком? Она сама рассказывала, как наша прапрапрабабушка работала на ферме бок о бок с отцом, словно преданный сын. Мне не терпелось услышать продолжение истории — о том, как прапрапрабабушка переоделась мальчиком. Тетя Шаима обещала прийти завтра и рассказать, что было дальше. О как же я ненавидела ждать!
Я подтянула брюки, разгладила тунику и отправилась во двор показаться маме и сестрам.
— Ну что же, получился очень даже симпатичный мальчик! Верно? — Даже я уловила нотки сомнения в голосе мамы-джан.
— Вы уверены? По-моему, я выгляжу странно.
Шахла охнула и уставилась на меня, зажав рот ладонью.
— О небо! Да ты вылитый мальчик! Мама-джан, даже не скажешь, что это наша Рахима!
Мама-джан кивнула.
— И тебе больше не придется вычесывать эти противные колтуны, — с завистью добавила Рохила.
Каждое утро для моей сестры начиналось с настоящей пытки. За ночь ее густые волосы сбивались во множество мелких колтунов, которые мама-джан терпеливо расчесывала щеткой, несмотря на визг и крики извивающейся Рохилы.
— Девочки, с этого дня мы будем звать ее не Рахима, а Рахим, — мягко сказала мама-джан, но взгляд ее глаз был тяжелым, слишком тяжелым для тридцатилетней женщины.
— Рахим? — повторила Шахла. — Мы должны называть ее Рахимом?
— Да. С этого дня она — ваш брат. Забудьте, что у вас когда-то была сестра Рахима, и приветствуйте брата. Его имя — Рахим. Вы поняли, девочки? Очень важно, чтобы вы обращались к ней как к брату.
— На всякий случай, если мы вдруг забудем, как она выглядела, Парвин
