вот. Нет. Не пишу…
* * *
– Дим, ну вот и чего мне даст эта твоя «психология потерпевшего»? Лучше б психологию убийцы…
– Убийцы пока нет, как видишь. Что есть, с тем и знакомься.
Лешка сопит и опять утыкается в глянцевый журнал, который невесть как отыскался у коллег-девушек. Интервью Ваниллы… Вари, она ведь и не скрывала, что она Варя, – занимает несколько страниц, пестрит фото: Варя в руинах чешского замка, Варя в кафе с чашкой латте, Варя в совином питомнике. Сам-то Дмитрий интервью читал еще в Сети, а тут и напарнику подсунул. Пусть узнает хоть что-то. Пусть узнает и тоже подумает. Правда, так он думать не сможет. И никто не сможет. Разве что этот…
Павел Викторович. Ее Павел. Смешно как вышло.
Нет. Ни хера не смешно. Красные полумесяцы на ладонях – от впившихся ногтей – говорят об этом яснее ясного. Кулаки еле разжались. И грозят сжаться снова.
– Чудаковатая все-таки чувиха, а? – Опять Лешка любопытно стреляет глазами. Цвет их по весне будто еще ярче стал, один в один ягоды крыжовника.
«Чувиха». Привет черт знает из каких стиляжьих годов, но слово Лешка любит. Пришлось привыкать. Спасибо, старшего по званию и совсем-совсем большое начальство не зовет чуваками. А вот группа по тяжким [6] у Лешки – все как один чуваки, и некоторые опера, например педант Сергей, тайно мечтают вырвать ему слишком уж подвешенный язык.
– Да, Лех, у нее довольно необычное мышление. И творчество тоже необычное.
Было. Надо же. А он-то дергался, когда Черкасов говорил о своем авторе… своей бабе, ладно, факт… как о живой. А оказывается, сам недалеко от того, чтобы поехать. Ванилла, Варвара, Варя не могла умереть. Вот же ее страничка вконтакте, она просто долго офлайн. Вот ее аккаунт в инстаграме, на последнем снимке – воробьи на подоконнике со зверским аппетитом жрут длинную сосиску, подпись: «Всюду весна». Пятьдесят комментариев от читателей, в основном ржущие смайлы. Всюду, всюду весна.
– За необычность вроде сейчас не убивают. Это раньше могли на костре сжечь.
– Нет. Ничего не поменялось. Просто костры стали незаметнее.
Лешка поглядывает поверх журнала – на голове шухер, в глазах скука. Ему свеженькое дело не важнее прочих, и это, конечно, здравая позиция: у самого должна такая быть. Но ее нет. Да еще Черкасов… Черкасову Дмитрий правду сказал: «Не давал покоя», только причину предоставил возможность додумать, настоящую не назвал. И сейчас водит пальцами по сенсорному дисплею, проматывая фото чужого инстаграма к недавнему отпуску в Румынии, к какой-то выставке, к анонсу обложки и опять возвращаясь к пожирающим сосиску лупоглазым воробьям.
Как странно. У Вари нет с Павлом совместных фото. То есть совместных как совместных, а не тех, где они стоят на фоне допотопных стеллажей, со стаканами кофе и в пиджачно-блузочном обрамлении дядек и теток из совета директоров. Совместных как «смотрите, у меня отношения», как «я не только успешный писатель». Таких нет, нет даже трогательно переплетенных пальцев, или колец, или букетов – ничего. Только дома, леса, море, книжки, еда, одиночные селфи. Варя взяла псевдоним Ванилла, но «ванильной» – кажется, так это называют или раньше называли девочки-подростки – не стала. Все ее чувства были глубоко-глубоко внутри.
– Что-то ты приуныл, Дим. – Лешка шумно стучит ногой по елочке советского паркета. Выбивает что-то морзянкой, кажется SOS.
Ну и что тут ответишь?
– Дим! Алле!
– Да нет. Просто работы много, сам же видишь, ничего не идет.
– Вижу только, что ты уткнулся в телефон, а меня заставляешь читать дичь.
Действительно.
Он так и не написал ей ни разу – а ведь хотел. Да что там, Варвара Перова понятия не имела о существовании Дмитрия Шухарина, как и о существовании большинства из семи с половиной тысяч подписчиков. Вместо нормального человеческого ника у него в профиле значится Dmitry и набор случайных цифр. Ни описания, ни фотографий: на хер этот глянцевый бред? Слишком много сил уходит на то, чтобы твоя жизнь со стороны выглядела успешной и интересной, а ведь эти силы куда больше пригодились бы, чтобы по звезде не пошла реальность. Фильтр поможет убрать мешки под глазами, но не ночи в нервном созерцании стены или бумаг. Нездоровую бледность, но не висельную пляску кровяного давления. Избавит от следа пули, но не от воспоминания, как приветливо она свистнула, пролетая. Дмитрий вообще не видит в соцсетях смысла, кроме возможности поддерживать с кем-то связь, да и времени вести что-то подобное нет: какой виртуал у следователя, который в Шуйском – немаленьком вообще-то городе, побольше средней подмосковной дыры, – работает, конечно, не в единственном экземпляре, но и не окружен десятками умных, опытных, надежных коллег? Никакого «Ко мне, мои мушкетеры», каждый сам за себя, у каждого свои пахучие кучи. Так что инстаграм он завел только из-за нее. Ваниллы, Варвары, Вари. Чтобы молча следить и после особенно гадостного дня думать о том, что когда-нибудь он ей напишет. Ничего особенного. Пожелает чего-нибудь заезженного вроде вдохновения и хороших тиражей. И терпения. И чего-то еще. Не любви. Ненавязчиво. Один раз.
– Чувак!
Он молча, не глядя хватает со стола смятый лист и запускает. Метко.
– Ух! – Лешка фыркает, мужественно приняв удар лбом. – Да, ты совсем скис. Ладно, так что думаешь, это все-таки психованный фанат до нее добрался, Дим?
Он откладывает телефон, яростно трет висок. Инстаграм можно удалить.
– Не только я. Опер так полагает, перестал толкать тему суицида. Обобщая показания всех, кто что-то видел, – да. Подозрительная эта девушка, которую консьержка не знала, не только ей попадалась на глаза, а больше никто и не заходил в тот час, все-таки был разгар рабочего дня. Соседи… тоже вряд ли.
Лешка откидывает журнал на безбожно загаженный папками и чашками стол, начинает качаться на стуле. Скрипят ножки, сипло стонут паркетины, беспокойно пляшет по стене угловатая кучерявая тень, жаждущая хоть какой-то деятельности.
– А этот ее?.. – Лешка делает узнаваемую кирпичную рожу.
– А этот ее чист. Он даже не успел зайти в подъезд, подтверждено.
– Мог ведь нанять кого-то, а приехал просто удостовериться, что…
– Леш, а зачем эти мыльнооперные гипотезы? У них были хорошие отношения.
Слишком хорошие.
– Ну не знаю. – Скрип-скрип, стул гулко приземляется на ножки. – Мыльные оперы не с потолка берутся, Дим, жизнь – она разная. Помнишь вот чувака, который кораблики [7] прятал, подвязывая к брюшкам своих черепах? В «Форт Боярде» подсмотрел, падла!
Кораблики, черепахи… недавно наркошу закрыли, а будто век назад. Кивнуть, изображая всестороннее внимание, легко, а вот цепь мыслей так и замкнута на другом.
Все же было смешно вот так столкнуться возле трупа и старательно изображать равнодушное
