время защищает их от снежных метелей и нещадных ураганов. Все удары он принимает на себя. Правда, в нем всегда таится опасность нежданных, всесокрушающих снежных лавин, сметающих на пути все живое и неживое. Ламуты наперечет знали опасные снежные склоны, потому обходили их стороной.
К тому же Голец Тонмэй не одинокая скальная вершина. Собою он представляет нескончаемую горную гряду, у подножия которой, словно подпирая основание Гольца Тонмэя, поднимается цепь синих сопок, манящих к себе все живое. Здесь много ягельных мест и леса. Стада диких сокжоев давно облюбовали эти дебри, они часто выходят сюда со стороны моря и остаются надолго.
У Гольца Тонмэя бесчисленное множество распадков, ущелий и горных речек. Это безмолвное белое царство на сотни километров тянется на восток. Зимой на вершинах утесов висят облака, ниже стелются по склонам белые кружева туманов, стекают вниз сверкающие панцири утрамбованных снегов.
Казалось, сам Дух земли создал это чудо для ламутов, издревле облюбовавших эти чудные места. Голец Тонмэй стал для них священным покровителем.
Сам Ичээни, после женитьбы на ламутке дивной красоты из дальнего рода, не знал покоя от гнетущей тоски по Гольцу Тонмэю. Даже Айсач своей жаркой любовью не успокоила его мятущуюся душу. Видно, дух отца позвал его к себе.
Ичээни – сильный молодой ламут. Рано или поздно он все равно вернулся бы к родному стойбищу. Трагическая гибель отца лишь ускорила его возвращение. Ведь своим умением, всем, что было в нем нужного для кочевой жизни, своим охотничьим даром он обязан ему. Старец Гургули выпестовал из него умелого ламута, ставшего удачливым охотником – надеждой и заступником не только для родни и соседей, но и для тех, кто примкнул к ним, ища спасения от напастей и голода. Неслучайно он поклялся найти того кяга-шатуна, по-разбойничьи напавшего на отца, и отомстить во что бы то ни стало. Ичээни был убежден в том, что зло не должно возвышаться над миром. Его нужно искоренять из жизни.
Он обязан со злым кяга встретиться в открытой схватке. Он – не зверь дикий, чтобы нападать вероломно. Найдет того кяга и накажет. Крепок дух Ичээни, ни на миг не допускает мысли, что таежный владыка окажется хитрее и сильнее его. Он верил, что сам Голец Тонмэй на его стороне… Его Дух поможет ему отомстить за отца…
* * *
После той ночи, когда ему приснился сон, прошло несколько дней.
Однажды на исходе дня он спускался вниз по крутому склону и заметил медвежьи следы, терявшиеся в ягельниках. Охотник был осторожен, тихо ступал, надеясь первым обнаружить зверя. А как вести себя дальше, знает только он сам. Старался двигаться незаметно, держась в тени стлаников, каменных валунов и деревьев.
Кяга, зверь изворотливый, хитрый, опасный. Возможно, из густого стланика уже и сам следит за ним. Это не пугало охотника. Коли так, пускай нападает, быстрее встретятся лицом к лицу. Лишь бы исподтишка не кинулся сзади. Ичээни напрягал слух, прислушиваясь к любому шороху. Он уже понял, медведь учуял его, зверь знает, что его упрямо преследует человек. Медведь любит эти ягодные места, здесь и спелые орехи на густых стланиках. Но торопливо уходит от любимых лакомств, чуя идущего следом охотника. Страх от неведомой и невидимой силы человека ледяным холодом проникал в его душу. Зверь уходил, он избегал встречи с тем, кто упорно шел за ним по пятам…
Словно подтверждая свое превосходство над таежным хищником, на след зверя вышел молодой охотник… Его сила и опора – это зоркие глаза и храброе сердце.
«На сегодня хватит. Ясно одно: он где-то тут недалеко. Завтра продолжу поиск. Лишь бы мне самому первым увидеть его, а там видно будет, как вести себя…» – подумал Ичээни.
Небо хмурилось. Далеко на западе появились темные облака. Вечернее солнце клонилось к закату за основным хребтом Гольца Тонмэя. Ичээни решил возвращаться домой. Тут до его слуха донесся свист. Сделав несколько шагов, он оказался на краю глубокого каменного ущелья. Вдруг он увидел оранжевую грудь чамака-тарбагана [16]. Видно, это вожак семейства, почуяв опасность, свистом подал сигнал тревоги остальным.
Но кого опасается вожак-чамак? Ичээни почуял он или, быть может, шевеление уямкана или кабарги, любящих отлеживаться в тени, и теперь спускавшихся вниз на водопой? Может быть, это сам кяга бродит где-то тут рядом и злым взглядом всматривается в охотника?.. Все возможно в таежном мире.
Ичээни стал спускаться вниз, переступая с камня на камень. Любой спуск таит нежданные опасности, можно отступиться и, поскользнувшись, упасть… Только бы не сломать ноги или спину… Ичээни помнит наставления покойного отца быть всегда внимательным и предусмотрительным в горах. Там ты один на один с таинственным миром, помощи неоткуда ждать. Остается полагаться только на самого себя. В тайге, особенно в горах, слабому ламуту нет места. Ичээни улыбнулся: «Надо же, как все верно…» Скорее вниз, а там ждет не дождется его верховой олень. Утром, у ягельного подножия на длинном поводу привязал его к деревцу. Завтра продолжит преследование кяга-медведя. А теперь – домой, где его ждет Айсач. У нее всегда наготове горячий чай с оленьим молоком. Вспомнив о чае Айсач, Ичээни почувствовал такую жажду, будто все у него внутри иссохло…
* * *
Всю ночь шел дождь. Громовые раскаты сотрясали темный небосвод над стойбищем перепуганных ламутов. Казалось, молния вот-вот ударит и опрокинет их в бездну. Эти дети природы бессильны перед необузданной стихией. С головой закутавшись в мягкие куучу [17], молили Гольца Тонмэя, о спасении от неминуемой гибели, от удара молнии. Смятение царило в их обеспокоенных робких душах. Постепенно гром стал удаляться и теперь сотрясал небо над самим Гольцом Тонмэем, звуча в его темных каменных стенах долгим глухим эхом. Ламуты облегченно вздохнули. Они верили, что это Дух Гольца Тонмэя отвел от них беду…
«Голец Тонмэй заслонил собой и спас нас. Как бы мы жили без родного священного Гольца?.. Все бы погибли однако», – молча вздыхали бедные ламуты. Никто не проронил ни слова, но все думали одинаково. Женщины раздували тлеющие угли в очагах. Вспыхнувшие искорки, набирая силу, облачались в золотое одеяние. Обрадованные ламутки подкладывали хворост. Очаги, набирая силу, просыпались в жилищах. Безмятежный мир и радость наполняли чумы.
Молодые ламуты в такие грозовые ночи полностью теряют интерес к жизни и утрачивают извечную страсть к женщине. В такие ночи, по древнему обычаю, близость с женщиной обернется непременной карой. Это сильно действует на молодых, заставляя забыть о том, что они мужчины. Зато, как только
