Он осторожно поднес к губам папиросу:
- Какого именно рода товар изволите продавать?
- Каракуль.
- Превосходно. Не желаете ли присесть? Нет, сюда, к столу. Так вы говорите, что торгуете сапожным кремом?
- Какой там сапожный крем! - завизжал Невзоров. - Ничего я не знаю про сапожный крем...
Полковник только поднял брови и продолжал писать красивым, длинным почерком. Семен Иванович, почти бессознательно, пошарил в жилете, достал две бумажки, по пяти английских фунтов каждая, привстал и положил их под угол промокашки. Не оборачиваясь, полковник сказал вежливо:
- Мерси. - Положил перо и закурил новую пушку. - Вас еще не подвергали личному обыску? Эта проклятая революция порядком потрепала наш аппарат. В особо деликатных случаях я доверяю одному себе. Разрешите поинтересоваться содержанием карманов.
Он пересчитал деньги Невзорова, вложил в конверт и запечатал: "Будьте совершенно покойны". Затем осторожно развернул паспорт:
- Гм, прекраснейшая работа, - это фальшивомонетчики с Пересыпи. Дорого заплатили? Ну-с, - это все ваши документы?
- За последнее время неоднократно бывал ограблен, жестоко пострадал, ваше превосходительство.
- Странно. Как же вы, граф, едете без мандата на такую ответственную и ужасную работу?
- О чем вы?.. На какую работу?..
- Я спрашиваю, - тут брови полковника слегка сдвинулись, - где мандат? Сокрытие лишь ухудшит ваше положение.
Тогда Невзоров, прижимая к груди трепетную руку, пролепетал:
- Ваше превосходительство, богом клянусь - вы принимаете меня за кого-то другого.
- Э, не будем играть в прятки. Мы оба светские люди, граф, не правда ли? Давайте - по-английски, по-чести, начистоту.
- Я же не граф, я бухгалтер... Ваше превосходительство, я - Невзоров...
И тут Семен Иванович, захлебываясь словами, принялся описывать свои приключения, начиная со встречи с цыганкой на Петербургской стороне. Полковник по мере его рассказа все сильнее хмурился, полированные ногти его забарабанили гимн. Шея наливалась кровью. Внезапно ужасным голосом он проговорил:
- Где четыре жестянки с сапожным кремом?
Невзоров ударился о спинку кресла и глядел, как кролик, в ледяные глаза. Принялся креститься: "Ей-богу, с ума сойду с этим сапожным кремом, ничего не знаю..."
Держа Невзорова на прицеле глаз, полковник позвонил. Вошел ротмистр, звякнул шпорами. Полковник сказал:
- Штучка оказалась хитрая.
- Прикажете отвести его в _операционную_, господин полковник?
Изо всего непонятного фраза эта была самая страшная. Невзоров затрепетал в кресле. Его крепко схватили за локти, повели по грязным коричневым коридорам, где дули сквозняки, по лесенкам, под землю и втолкнули в темное помещение. Он сел на земляной пол и таращил глаза в темноту. Здесь приторно пахло тлением и сыростью.
Постепенно с левой стороны появилось какое-то бледное, овальное пятно. Скосившись направо, он различил второе пятно. Так и есть - темные глазницы и черты страшного оскала. "Вот он, проклятый, символ смерти, говорящий череп Ибикус..." Невзоров зажмурился. Из тела выступал ледяной пот. Под сердцем затошнило, и сердце перестало биться.
Он чувствовал, как его осторожно трогали, ощупывали лицо. Когда он снова стал различать звуки, - Ибикусы в стороне глуховатыми голосами разговаривали:
- И сегодня он ничего не добьется.
- Ты терпи, слышишь...
- А если он по делу Шамборена опять станет пытать, - говорить?
Семен Иванович слабо вскрикнул и сел. Голоса замолчали. Теперь он видел скудный свет сквозь подвальное, заложенное кирпичом окошко под потолком и на полу прислонившиеся к стене две смутные фигуры; они повернули к нему измученные лица, - нет, нет: это были люди, не Ибикусы. Он подполз к ним, всмотрелся, сказал шепотом:
- Меня допрашивали насчет сапожного крема...
- Анархист? - спросил левый из сидевших у стены.
- Боже сохрани. Никакой я не анархист. Я просто - мелкий спекулянт.
- Цыпленок пареный, - сказал правый у стены, с ввалившимися щеками.
- Растолкуйте мне, хоть намек дайте, - что это за крем такой, за что они меня мучат?..
- Пытать будут, - сказал другой, бородатый.
- Ой! Не виноват! Нельзя меня пытать. За что пытать? Я ничего не знаю.
Семен Иванович замотался, забился, заскреб землю. Бородатый, уже мягким голосом, указал ему:
- Французская контрразведка получила сведения: через Одессу должен проехать в Европу крупный анархист с мандатом на организацию взрыва Версальского совещания, или, черт их знает, что они там вздумали взорвать. Огромные суммы у него, брильянты, спрятаны в жестянках с сапожным кремом. Французская контрразведка потребовала от белой контрразведки арестовать этого артиста. Вот они и сбесились, ищут его по всему городу. Поняли?
- Имя? имя его? как его зовут? - уже не голосом спросил, а зашипел, захрипел Невзоров.
Но оба человека у стены окаменели, замолчали на дальнейшие вопросы. Он отполз от них и прилег на бок. Соображение его бешено работало. Он сопоставлял, вспоминал, он догадывался об имени своего двойника. Ибикус-хранитель и на этот раз, видимо, спасет его.
Мутный свет яснел между кирпичами в окошке. Бородатый и безбородый в тоске уткнулись лицом в колени. На земле наступало утро. И вот за дощатой перегородкой, в том же подвале, послышался скрип двери, голоса, звон шпор. Сквозь длинные щели, слепя глаза, проникли желтые лучи лампы. Боковая, в перегородке, дверка распахнулась, и вошли ротмистр и двое в голубых французских куртках.
С минуту они приглядывались к темноте. Затем все трое подошли к безбородому. Ротмистр ткнул его ножнами шашки. Он не пошевелился. Они молча схватили его и потащили за перегородку. Он растопыривал ноги, упирался. Бородатый крикнул ему:
- Молчи!
Семену Ивановичу достаточно было только повернуть голову, чтобы увидеть, что делается на той половине за перегородкой. И он прижался к щели и увидал.
На кухонном столе сидел полковник, помахивая наганом. Левая рука его, в перчатке, упиралась в тугое бедро. От резкого света лампы-молнии, поставленной на подоконник заложенного кирпичами окна, от теней, бросаемых подусниками, - львиное лицо его казалось растянутым в веселую улыбку.
Безбородого потащили к нему, поставили. Это был костлявый, большой парень в рваном пальто. Полковник что-то тихо сказал ему, - согнутый палец задрожал на бедре. Безбородый переступил босыми ногами. По взъерошенному затылку было видно, что он не отвечает на вопросы.
Тогда рука в перчатке соскользнула с полковничьего бедра, схватила парня спереди за волосы, подтащила голову к столу.
- Скажешь, скажешь, - повторил полковник и рукояткой нагана ударил безбородого в поясницу, твердо, с оттяжкой стал бить его в почки. Парень замычал и осел. Полковник ногой отпихнул его:
- Следующего!
Из-за перегородки вывели бородатого. Он шел, наступая на полы солдатской шинели, - голова закинута, рыжая борода - задрана. Семен Иванович, глядевший в щель, ужаснулся, - что сейчас будет?
- Ну-с, господин коммунист, - полковник поманил его пальцем, - поближе, поближе. Как же мы с вами сегодня будем разговаривать - терапевтически или хирургически?
На эти слова ротмистр гулко хохотнул: "Хо-хохо!" Бородатый покосился на то место, где на полу лежал его товарищ, - у того из носа и рта пузырями выходила кровь. Невзоров видел, как у бородатого задрожало лицо. Он торопливо начал говорить...
- Молчать! - закричал полковник, вздернул подусники. Но бородатый только втянул голову и глухо, как из бочки, матерно заругался. К нему сзади подошел ротмистр. Бородатый вдруг замолчал. Ахнул. Упал на бок. Ротмистр, нагнувшись, что-то делал над ним.
- Следующего! - крикнул полковник.
Семен Иванович не помнил, как очутился перед его побелевшими глазами, взглянул в зрачки.
- Я все вспомнил, - пролепетал он, - не губите невинного... Я могу указать, кого вы ищете... Знаю в лицо: брюнет, смуглый, двадцати пяти двадцати семи лет... Это граф Шамборен... Нас арестовали одновременно... Сидели на клеенчатом диване... Я же блондин, ваше превосходительство... У вас должны быть приметы...
Внезапно зрачки у полковника дрогнули, ожили и расплылись во весь глаз... Рука его полезла в карман френча, вытащила вчетверо сложенную бумажку, развернула. Снова зрачки, как точки, вонзились в Семена Ивановича. Полковник грузно соскочил со стола:
- Кто там еще в комендантской? Привести! Что думает контрразведка? Хватает блондинов, когда сказано: брать брюнетов...
Семен Иванович был переведен из операционной наверх, в одиночную камеру, и после всего пережитого забылся каменным сном. Но ненадолго. Из этой каменной темноты измученный дух его был восхищен отвратительными сновидениями... Лезли какие-то рожи, хари, кривлялись, мучили... И он бегал от них на ваточных ногах по дощатым коридорам и бился, царапал ногтями проваливающуюся под ним землю. Пытался кричать, и крик завязал в глотке...
