Радио молчание - Элис Осман

(18:00) Фрэнсис Жанвье

ОМГ

Он прекрасен

Я и не подозревала, что тебе нравятся такие вещи. Когда ты не в школьной форме, то всегда носишь что-то однотонное

(18:01) Алед Ласт

ну да я боюсь что надо мной будут смеяться… хз наверное это глупо хаха

(18:02) Фрэнсис Жанвье

Да нет я тебя прекрасно понимаю

Мои подруги всегда выглядят очень стильно и привлекательно… Если я появлюсь перед ними в джемпере с бургерами, они, скорее всего, отправят меня домой переодеваться

(18:03) Алед Ласт

не очень-то у тебя добрые подруги

(18:03) Фрэнсис Жанвье

Нет, они хорошие, просто… хз иногда мне кажется, что я не такая, как они. #особеннаяснежинка или типа того!!!!

(18:04) Алед Ласт

как знакомо! Хаха

Сама не знаю, как так вышло, но мы переписывались в фейсбуке до десяти вечера – и я напрочь забыла, зачем затеяла этот разговор. А потом вспомнила в три часа ночи, запаниковала и в итоге еще два часа пролежала без сна.

– Ты дура, – без обиняков заявила мама, когда в среду я в красках описала ей ситуацию. – Не в том смысле, что у тебя мозгов не хватает, а в смысле наивная дурочка, которая умудряется на ровном месте создавать себе трудности и не может с ними разобраться из-за собственной несуразности.

– Ты сейчас одним предложением описала всю мою жизнь. – Я лежала на ковре в гостиной и разбиралась с последним вопросом по математике, пока мама, сидя по-турецки на диване, пересматривала «Как я встретил вашу маму» с чашкой чая в руках.

– Ты же понимаешь, что нужно просто ему об этом сказать?

– Боюсь, фейсбук не самое подходящее место для таких признаний.

– Тогда иди к нему домой. Он живет через дорогу.

– Это будет выглядеть странно. В наши дни никто не заваливается в гости без предупреждения.

– Тогда напиши и предупреди, что зайдешь к нему, чтобы рассказать кое-что важное.

– Звучит так, будто я собираюсь признаться ему в любви.

Мама тяжело вздохнула.

– Сдаюсь. Поступай как хочешь. Ты сама жаловалась, что работа над иллюстрациями будет отвлекать тебя от подготовки к экзаменам. Но я решила, что для тебя это важно.

– Так и есть! – вскинулась я.

– Но ты его едва знаешь! Так почему тебя это так беспокоит?

– В понедельник мы с ним переписывались несколько часов. Как-то неудобно сейчас поднимать эту тему.

– Но такова жизнь.

Я перевернулась, чтобы посмотреть маме в глаза.

– Мне кажется, мы с ним могли бы подружиться. Но я не хочу все испортить.

– Ох, милая, – с сочувствием посмотрела на меня мама. – У тебя же много друзей.

– Но им нравится только Школьная Фрэнсис. Настоящую они даже не знают.

То, что я всегда сдавала экзамены на «отлично», не мешало мне каждый раз умирать от страха. Понимаю, такое поведение выглядит нормальным, но поверьте, это не дело, когда вы чуть ли не в истерике бьетесь из-за экспоненциальной функции и логарифмов. А я была близка к этому, потому что так звучал один из вопросов по математике, которого почему-то не нашлось в моих конспектах, а от учебника не было никакого толку.

Стоит ли говорить, что ни логарифмы, ни эта функция мне в жизни ни разу не пригодились? И тем не менее в половине одиннадцатого вечера накануне экзамена мы с мамой сидели в гостиной, пол которой ровным слоем покрывали мои учебники и конспекты. Мама, вооружившись ноутбуком, судорожно просматривала сайты в поисках вменяемого объяснения, что такое логарифмы. А я уже в третий раз за вечер изо всех сил старалась не заплакать.

При мысли о том, что я провалюсь только потому, что физически не смогла найти ответ на экзаменационный билет, мне хотелось заколоть себя кухонным ножом.

– А ты не можешь попросить кого-нибудь разобрать с тобой эту тему? – поинтересовалась мама, продолжая терзать гугл. – Подруге, например, позвонить?

На уроки математики со мной ходила Майя, но ее оценки оставляли желать лучшего. Вряд ли она смогла бы чем-нибудь помочь. Да и если бы могла, я бы вряд ли ей написала. Мы с ней обменивались сообщениями только в групповых чатах.

– Нет, – коротко ответила я.

Мама нахмурилась и опустила крышку ноутбука.

– Милая, иди-ка ты спать, – ласково предложила она. – Если изведешь себя перед экзаменом, будет только хуже.

Я не знала, что сказать, потому что спать совершенно не хотела.

– Боюсь, тут уж ничего не поделать. Ты не виновата, – продолжала мама.

– Знаю.

Мне в самом деле ничего не оставалось, кроме как уйти к себе.

Я легла в кровать.

И расплакалась.

Честно говоря, жалкое было зрелище. И я была жалкой. Впрочем, ничего удивительного.

Зато это объясняло, почему я сделала то, что сделала.

Я снова написала Аледу.