23 декабря 1900 г. (5 января 1901 г.)
Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: ПССП, т. XVIII, стр. 431.
Открытка.
3226. И. Н. АЛЬТШУЛЛЕРУ
26 декабря 1900 г. (8 января 1901 г.)
Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: ЛН, т. 68, стр. 234.
Открытка. Датируется во почтовым штемпелям: Nice. 8 Janv. 01; Ялта, 1 I.1901.
3227. А. Р. АРТЕМЬЕВУ (АРТЕМУ)
26 декабря 1900 г. (8 января 1901 г.)
Печатается по тексту: ПССП, т. XVIII, стр. 434, где опубликовано впервые, «по подлиннику МХАТ». Нынешнее местонахождение автографа неизвестно.
Искренно преданный и любящий Вас уже давно. — А. Р. Артем был участником всех чеховских спектаклей в Московском Художественном театре. Он играл Шамраева в «Чайке», Телегина в «Дяде Ване», Чебутыкина в «Трех сестрах» и позже Фирса в «Вишневом саду». В воспоминаниях современников Чехова не раз отмечалось его дружеское расположение к артисту. Так, Лужский вспоминал: «Исполнением А. Р. Артема он всегда оставался больше чем доволен и относился к нему с трогательной нежностью, но, мне кажется, не без умысла писал ему в „Трех сестрах“ фразы: „Это Скворцов кричит, секундант. В лодке сидит“. Слова „кричит“ и „сидит» нередко путали чудеснейшего исполнителя Чебутыкина, и если это случалось на спектакле в присутствии Ант. Павл., то после, при упоминании о перестановках Артема, Ант. Павл. необыкновенно добродушно и вместе с тем лукаво хохотал» (В. В. Лужский. Из воспоминаний. — Чехов в воспоминаниях, стр. 440). См. также: К. С. Станиславский. А. П. Чехов в Художественном театре (там же, стр. 385).
3228. О. Л. КНИППЕР
26 декабря 1900 г. (8 января 1901 г.)
Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер, стр. 78–79.
Год устанавливается по письмам О. Л. Книппер от 18, 19 и 20 декабря 1900 г. (Переписка с Книппер, т. 1, стр. 231–236), на которые Чехов отвечает.
Последние два письма, писанные карандашом, меня испугали… — Карандашом были написаны письма О. Л. Книппер от 18 и 20 декабря. В них она писала о своем здоровье: «Я сегодня уложила себя в постель, т. к. боюсь начала бронхита. Был у меня театральный доктор, стукал, слушал, говорит, что сильное катаральное состояние горла, бронхита нет, температура немного повышена <…> Сейчас у меня 37,5, очень больно кашлять. Играть я могла бы, конечно, но что будет потом?» И 20 декабря: «Все еще лежу, простуда не отпускает меня. Ночь всю не спала, читала; открылся безумный, дикий насморк — ничего не понимаю, ничего не слышу, тяжко в голове».
…пьесы мои не будут идти… — В связи с болезнью Книппер многие спектакли пришлось заменить другими. 19 декабря 1900 г. Книппер писала об убытках, которые понес Художественный театр во время ее болезни: «Немирович заезжал, почесал затылок: сегодня вместо „Одиноких“ идет „Федор“, завтра вместо „Мертвых“ — „Смерть Грозного“, и того убыток дирекции от моей болезни — рублей 700–800, славно? Зато я не играю до 26-го, о репетициях „Сестер“ скорблю сильно и дня через два укутаюсь, а поеду» (там же, стр. 234).
Буду писать Средину… — См. письмо 3231* и примечания к нему*.
Николай Николаевич — Соколовский.
3229. Н. П. КОНДАКОВУ
26 декабря 1900 г. (8 января 1901 г.)
Печатается по автографу (ИРЛИ). Впервые опубликовано: Письма, собр. Бочкаревым, стр. 24.
Н. П. Кондаков ответил 2 января 1901 г. (ГБЛ).
Шлю привет Вам из теплых стран… — В ответном письме Кондаков сообщал: «Многоуважаемый Антон Павлович, нам всем было очень приятно получить от Вас такое милое письмецо и под самый Новый год, когда мы, возвратившись из театра, сели за стол. Мы пили за Ваше здоровье, желая Вам окончательно поправиться в Ницце».
Сравнительно с Ялтой здесь изумительно хорошо… — Кондаков отвечал: «Я был очень доволен Вашим различением Юга Крыма и Ривьеры! Меня всегда глубоко возмущало, когда хотели злонамеренно подорвать настоящее значение Ривьеры. Это, по-моему, единственное место для легочных болезней. Что я еще жив, я обязан Ривьере и, пожалуй, Белоголовому, память которого для меня священна».
Что нового в Питере? — На этот вопрос Кондаков ответил: «В университете 50 студ<ентов> исключено, хотя немногие совсем, на этот раз только за сходки. В Киеве исключено до 500 чел<овек>, в основании неприличный студ<енческий> скандал на Крещатике. Затем сходки и пр. И теперь ожидают сходок и опять исключений. Когда этому конец, ты, господи, веси!»
Что нового в Академии? — «23 янв<аря>, — писал Кондаков, — будет публ<ичное> зас<едание> 2-го отд<еления> с писателями: будут читать Кони о Соловьеве, Стасов о Бычкове, Арсеньев на свою тему».
Боборыкина выбрали-таки — и я очень рад. — О результатах выборов в почетные академики сообщалось в «Новом времени» (1900, № 8899, 4(17) декабря): «В происходившем в императорской Академии наук 1 декабря соединенном заседании Отделения русского языка и словесности и Разряда изящной словесности произведены выборы в почетные академики. Списки кандидатов, предлагаемых в это звание, доставлены всеми ординарными академиками Отделения и всеми почетными академиками. Голоса отсутствующих академиков: графа Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, графа А. А. Голенищева-Кутузова и В. Г. Короленко, при баллотировании предложенных ими кандидатов, присоединились к числу избирательных голосов, поданных присутствующими академиками. На основании существующих постановлений избранным признается тот, кто соединит в свою пользу не менее двух третей голосов. Избранными оказались: К. К. Арсеньев, П. Д. Боборыкин, С. В. Максимов и В. В. Стасов». Кандидатуру П. В. Боборыкина выдвигали Чехов и Толстой (см. письмо 3057*). В письме от 1 декабря 1900 г. Кондаков также сообщал о результатах выборов: «Выбраны: К. К. Арсеньев, П. Д. Боборыкин, С. В. Максимов и В. В. Стасов. Баллотировалось всего 27 человек, но все прочие получили голосов менее 2/3 числа выборщиков». О Боборыкине Кондаков писал в письме от 2 января: «Боборыкин не сделал даже визита в<еликому> к<нязю> К<онстантину> К<онстантиновичу>, но прислал благодарственное письмо».
3230. В. М. ЛАВРОВУ
26 декабря 1900 г. (8 января 1901 г.)
Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: Письма, т. VI, стр. 114–115.
Открытка.
В. М. Лавров ответил 3 января 1901 г. (ГБЛ).
…поставил 5 франков на 13 ~ проиграл. — Лавров отвечал: «Пять франков нет! Оплакиваю их. Хочешь, оплачу в стихах? или не стоит? Пожалуй, что так».
3231. Л. В. СРЕДИНУ
26 декабря 1900 г. (8 января 1901 г.)
Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые (с пропуском) опубликовано: Письма, собр. Бочкаревым, стр. 135–136; полностью — ПССП, т. XVIII, стр. 433.
Л. В. Средин ответил 4 января 1901 г. (ГБЛ).
Уже идет вторая неделя, как я в Ницце… — Чехов приехал в Ниццу 14 декабря.
…здешние места после Ялты кажутся просто раем. — В своей переписке, а также в беседах с друзьями Чехов не раз высказывал свое резко отрицательное отношение к Ялте как курорту. М. К. Первухин приводит одну из таких бесед в своих воспоминаниях о Чехове: «После смерти Чехова не раз мало знавшие его люди пытались уверить, будто Чехов питал нежные чувства по отношению к Ялте, в которой он прожил последние годы своей жизни. На самом деле у Чехова было резко отрицательное отношение к Ялте. Иногда он откровенно ненавидел Ялту и, не стесняясь, высказывал это. Помимо жалобы на то, что жить в Ялте приходится, как в безвоздушном пространстве, Чехов жаловался и на многое другое:
— Дивное море, а Ялта в это море вываливает нечистоты. Чудесные горы, а Ялта не умеет провести дорог по этим горам. И те дороги, которые проведены, отравляют окрестности пылью. Настроили дворцов и вилл, но это — фасад. А за фасадом — каменные карманы с насквозь прогнившими стенами. На набережной — магазины, которым и в Париже не стыдно показаться, а в двух шагах кофейни, на ночь обращающиеся в ночлежные приюты для беспаспортных. И это — символ всей жизни Ялты. Это — кофейня, она же — ночлежка. Настоящего, прочного, органически связанного с городом населения еще нету. Все не граждане, так сказать, а временные курортные арендаторы, которым до внесезона в высшей степени никакого дела нет. Прицелился, обобрал кого-нибудь, — а если обобранный завопил — гони его в шею. Жди другого» (М. К. Первухин. Из воспоминаний о Чехове. — Чехов в воспоминаниях, стр. 637–638).
