Шариф. Нет, это показывает ее поведение. Пусть она фактологически и документологически скажет, чей это ребенок.
Ибат. Мы требуем, пусть она скажет, чей ребенок.
Все. Пусть скажет, пусть скажет, чей ребенок?!
Фуад (встает и спокойно говорит). Товарищ председатель, я жених учительницы Алмас-ханум и перед всеми собравшимися официально заявляю, что ребенок мой.
Алмас (нервно). Ребенок не ваш, гражданин Фуад. Благодарю вас за сожаление и за защиту.
Ибат. Товарищ председатель, вы крестьян обманываете! Мы, крестьяне, требуем, пусть она скажет открыто, чей ребенок.
Председатель (видя настойчивость собравшихся). Гражданка Алмас-ханум, хотите вы ответить на этот вопрос?
А л м а с (резко). Ребенок мой! Больше ни на какой вопрос отвечать не хочу.
Ш а р и ф. Потому что виновата.
Председатель. Товарищи, заставить ее отвечать на этот вопрос - нельзя.
Ибат (бросается в середину). Как это так заставить нельзя?! Посылаете к нам какую-то распутницу и хотите, чтобы мы своих жен передали ей в руки, чтобы они и их сделала проститутками?! Нет! Такая учительница нам не нужна! Ее убить надо!
Голоса. Гнать ее! -Убить! -Расстрелять!
Председатель. Товарищи, успокойтесь! Те, кто достоин расстрела, - тех можно будет расстрелять!
Голоса. Расстрелять ее! Расстрелять!
Председатель. Товарищи, не шумите!
Ибат. Товарищи, мы все требуем эту контру, беспутную женщину, родившую ребенка без мужа, расстрелять!
В это время молодая женщина, чадра которой путается между ног, с ужасом вбегает на сцену и с неудержимым волнением кричит: "Стойте! Стойте!" Взоры всех обращаются к ней.
Яхши. Крестьяне, стойте! Ее не трогайте! Подождите, я вам всю правду расскажу!
Все в недоумении.
А л м а с (испуганно). Яхши!..
Ибат (гневно). А?! Ты что?
Яхши (бежит и падает на колени перед комиссией)-Крестьяне, не убивайте ее! Она ни в чем не виновата? Дайте мне... я вам всю правду расскажу! Ребенок мой!
Все в недоумении переглядываются.
Голоса. Как? Не может быть!
Яхши. Я теперь ничего не боюсь! Я все слышала... Она не виновата. Она мне хотела помочь. Ребенок мой! Меня, меня расстреляйте!
Гаджи-Ахмед (удивленно). Не может быть! Это шутка.
Яхши. Я кормила своего ребенка. Я готова поклясться!
Гаджи-Ахмед. Как же это случилось?
Яхши. Ночью, по совету Кербалай-Фатманса, я заперлась в мечеть, привязала себя к мембару1 и просила у бога ребенка. Поздно ночью дверь мечети открылась. Кто-то, весь в черном, тихо подошел ко мне и схватил меня. От испуга я потеряла сознание, и меня изнасиловали.
Голоса, (с возмущением). В мечети?!
Яхши. В мечети.
Голоса. Кто же? Ты его узнала?
Яхши. Я потом его узнала.
Голоса. Кто же он?
Яхши. Мулла Субхан. .
Голоса. Как? Мулла Субхан?
Яхши. Мулла Субхан.
Голоса. Смерть ему! Пусть провалится проклятый!
Яхши. Я хотела скрыть свой позор, - ведь меня бы убили за это! (Указывая на Алмас). Она спасла меня от смерти и взяла ребенка к себе. Она - хороший человек. Она всем помогает.
Голоса. Арестовать его! Требуем ареста муллы Субхана и всей кулацкой банды!
Председатель. Товарищи, прокуратура поддерживает требование крестьян об аресте муллы Субхана и кулаков: Гаджи-Ахмеда, Ибата, Бала-Оглана, Шарифа, Фатмансы.
Голоса. Правильно! Арестовать! Расстрелять эту банду!
Гаджи-Ахмеда и других берут под стражу.
Председатель. Гражданка Алмас-ханум, все ваши показания здесь зафиксированы. Для того, чтобы всесторонне выяснить вопрос, я заседание вел, не придерживаясь формального порядка, я давал возможность всем высказываться. Вы все слышали. Хотите что-нибудь еще добавить?
Ал м а с (встает и спокойно начинает). Я к сказанному ничего добавить не хочу. Защищаться также не намерена. Мои враги меня сами оправдали.
Председатель. Значит, вы себя виновной не признаете?
Алмас. Нет, я себя виноватой признаю.
Председатель. Признаете?
Ш а р и ф. Прошу это заявление фактологически и документологически записать.
Алмас. Да. Я признаю себя виноватой. Прав Гаджи-Ахмед: я оказалась на работе ребенком. Я подошла к деревне, как интеллигент-одиночка. Я верно намечала цель пути, но шла по нему, ошибаясь. Я не знала людей и надеялась словами перевернуть деревню, а нужно было бороться и строить, включившись в работу партии и комсомола. Я кустарничала и лжегеройствовала. Я не понимала сущности классовой борьбы в нашей деревне. Я была наивной идеалисткой, и это моя ошибка. Я виновата, но пусть мой промах не радует моих врагов. Борьбу веду не только я, - ее ведет рабочий класс под руководством партии. И никаким Гаджи-Ахмедам не вернуть нашу страну назад. Дело будет доведено до конца! А я на ошибках научилась многому.
Конец.
1 Амвону
