“Куды ж к нему поворотить — направо или налево?” спросил Селифан.
“Будто не знаешь дороги?”
“Нет, барин, не знаю. В такой деревне еще никогда не был”, сказал Селифан.
“Да ведь это не деревня; это помещик… Ведь ты к нему знаешь дорогу!”
“Как милости вашей будет завгодно”, говорил Селифан. “Я бы то есть с большою охотою готов, как бы был с ним в знакомстве… да лих беда, что его милость-то совсем не видел”.
Чичиков вспомнил, что Селифан точно не мог знать дороги. Да и ему самому тоже Собакевич не объявил ее. Поглядевши вокруг, он заметил мужика, который где-то попал претолстое бревно и тащил его на плече к себе в избу.
“Послушай-ка, борода!” сказал Чичиков, когда [он] мужик приблизился к нему и снял свою коричневую шляпу с таким перехватом на середине, как на песочных часах: “скажи-ка, куда дорога к Плюшкину?”
Мужик, казалось, очень затруднился таким вопросом.
“Что, не знаешь?”
“Нет, барин, не знаю”.
“Как не знаешь: тот-то, что скуп”.
“А! заплатанной… заплатанной!..” вскрикнул мужик. Было [к нему] им произнесено и существительное к слову заплатанной, да только оно такого рода, которое разве только одному-то русскому мужику позволяется произносить, в светском же разговоре вовсе не употребительно. [Впрочем все] Известно, что русской народ охотник давать свои имена и прозвища, совершенно противоположные тем, которые дает при крещении поп. Они бывают очень метки и удачны, но в светском разговоре вовсе неупотребительны. ~ А сами носящие эти фамилии даже производят их теперь чуть не от Рюрика, между тем как может быть их же крепостной человек им прислужился в этом. Так всё на свете наконец облагораживается!
“Этот-то звестно где живет”, говорил мужик: “только вашей милости нужно будет маленько поворотить назад и проехать мимо господских покоев”.
“А нельзя ли так, чтобы не мимо [барских] господских покоев?”
“Есть, пожалуй, другая дорога, немного будет повыше, только всё господских-то покоев будет немного видно”.
“Ну, нечего делать. Возьми-ка ту дорогу, которая повыше”, сказал Чичиков Селифану: “и поезжай пошибче”.
Селифан не заставил себе повторять в другой раз этого приказания и, поворотивши назад, припустил лошадей во всю прыть. Дом точно был несколько виден. Он даже заметил, что Собакевич всё еще стоял на крыльце и, казалось, очень внимательно старался рассмотреть его бричку. Чичиков опять вспомнил о том, что дал по три с полтиною за душу, и внутренне потешил Собакевича мерзавцем.
Показавшаяся скоро деревня Плюшкина рассеяла его досаду. Изб было столько и т. д. как в тексте.
б. После слов: Как бы не так [далее как вар. а] лямку на свете. О [служил, служил этот подлец-то, служил]. Служил, служил мерзавец в казенной палате, это видно. Я думаю, даже не был ли и в таможне. Шутка ли [далее как вар. а] никогда не был”, сказал Селифан. Барин сказал кучеру, что он дурак, что это помещик, а не деревня, а дорогу он должен знать. Но скоро вспомнил сам, что Селифану [нельзя было знать] точно, неоткуда было проведать. Он выглядывал, не попадется ли где мужик ~ прислужился в этом. Так все на свете [далее как вар. а] Возьми-ка ту дорогу, что повыше”, сказал Чичиков [далее как вар. а] рассеяла его досаду. ]
Прежде, в лета моей юности, мне было очень весело подъезжать в первый раз к незнакомой деревне. Кучу нового и чудес архитектурных видел я во всяком уездном городе: и казенный каменный дом [и], торчавший среди низеньких одноэтажных домиков обывателей и мещан, и правильно круглый купол выбеленной каменной церкви, и рынок, и гостинный двор, и уездный франт, и поп, и странная колымага, гремящая по улицам, — всё привлекало мое свежее внимание, и я, высунувши нос из своей походной телеги, глядел и замечал всё: и античный покрой сертука, весьма необыкновенного, до[Далее начато: чепца] изюма и мыла, который[Далее начато: продают купеческие приказчики в длинных сертуках] был выставлен в дверях овощенных лавок. Когда я подъезжал к какой-нибудь <деревне?> незнакомого помещика, я смотрел любопытно на выказывающие<ся> ветряные мельницы, [В подлиннике: мельницу] деревянную узкую, высокую или широкую разъехавшуюся[Далее начато: на все <стороны?>] почерневшую церковь. Я видел мелькавшие сквозь деревья трубы и крышу помещичья дома, и я[Далее начато: старался] с нетерпением ожидал, чтобы он показался весь, чтобы рассмотреть его, впрочем, пошлую наружность. [впрочем пошлую архитектуру] Я старался угадать по нем и по всём имении, кто таков помещик и толст ли он, и сыновья ли у него или дочери, и сколько их, и черноглазы ли они, и весельчак ли он сам, или сурьезен, глядит в окно и читает один календарь. Теперь равнодушно подъезжаю к всякой незнакомой деревне и пошло гляжу на ее пошлую жизнь, и не смешно мне, и куча того, что возбудило и смех и замечательность когда-то, теперь скользит мимо. О моя юность! о моя свежесть!
Деревня Плюшкина, помещика, к которому ехал друг наш, была что-то похоже на запачканный стирок или тряпку, которою [сначала] прежде вытирали пол в комнатах, потом вышвырнули ее на кухню. Там повар сначала ею вытирал сковородки, потом свои сапоги; кидали ее в один угол, в другой и потом уже вышвырнули на улицу. [“Прежде, в лета ~ на улицу” вписано карандашом. ] [Изб было столько, что не перечесть. Они были такие старье и ветхость, что можно было дивиться, как [они] не попали в тот музей древностей, который еще не так давно продавался в Петербурге с публичного торга, вместе с вещами, принадлежавшими Петру Первому, на которые однако ж покупатели глядели сомнительно. ] Крыши на них просвечивали, как решето, и воробьи пролетали[воробьи летали] их напролет; впрочем, дыры были такой величины, что, кажется, [что даже] и вороны могли пробраться. Кажется, сами хозяева разобрали с них драницы на разные свои потребности, рассуждая и весьма справедливо, что в дождь избы не кроют, а в вёдро и сама не каплет. Притом нечего в ней и бабиться, [весьма справедливо, что и без крыши в избе можно так же заснуть, забравшись на полати, а днем не бабиться же весь день [в избе] в ней] когда есть простор и в кабаке, [и] на большой дороге, [Далее было: и на улице и] словом, где хочешь. Окна в избенках были, как водится, без стекол, иные из них были заткнуты тряпкою или зипуном. Балкончики под крышами, с перилами и резными украшениями, неизвестно для какой причины делающиеся в русских избах, были тоже в живописном разрушении. Огромный ряд скирд сена и хлеба стоял в стороне. По виду он казался очень лежалым, потому что цветом был похож больше на старый кирпич, [больше на навоз] чем на сено, и на верхушках их росла всякая дрянь. Сено и хлеб были, без сомнения, господские, [потому что] у мужиков они бы не залежались так долго. Скоро и господской дом выглянул каким-то сутуловатым инвалидом с мезонином и высокою крышею. Одна труба уже развалилась. [Далее начато: Щекатурка] Дождь и время[Далее начато: оббили щекату<рку>] отвалили во многих местах с стен щекатурку и произвели на них множество больших пятен, из которых одно было несколько похоже на Европу;[похоже на карту] кое-где торчала щекатурочная решетка. Из окон только два глядели на двор; прочие были заставлены ставнями. Эти два окна, с своей стороны, тоже были несколько подслеповаты. [тоже были не очень здоровы] На одном из них был наклеен треугольник из синей сахарной бумаги. Двор, однако ж, был обнесен довольно крепкою оградою, которая, может, когда-нибудь была выкрашена краскою, но[Далее начато: на этот раз принялся расписывать сам] так как хозяин [по-видимому] не думал вовсе об ее поновлении, то прислужился другой хозяин, который хозяйничает и распоряжается на этом свете с незапамятных времен. Хозяин этот[прислужился другой неугомонной живописец, который расписывает весь род человеческой и что ни есть на свете [не заботясь] и в том числе мужские и женские лица, нимало не заботясь о том, нужно ли это или нет и довольны ли его кистью или недовольны. Живописец этот] был — время. Оно покрыло ограду зеленою плесенью, какою обыкновенно[которою обыкновенно] покрывает старое почерне<вшее> дерево. Ворота, также в нескольких местах позеленевшие, были растворены, но [кажется] потому только, что в это время въезжала [какая-то] телега с грузом, накрытым рогожею. В другое время они должны были запираться наглухо; на них Чичиков заметил железной засов и замок в пуд весом. [засов и висящий замок около пуда весом] Возле ряда кладовых, похожих на гостинный двор в уездном городке, стояла какая-то фигура, [Далее было: неизвестно какого пола] вздорившая с мужиком, приехавшим на телеге. Чичиков долго не мог разобрать, [Далее начато: баба ли] была ли это баба, или мужик. На ней было какое-то платье неведомой материи, весьма похожее на женской капот;[женской халат] на голове колпак такой точно, как носят деревенские [и] дворовые бабы. Только голос ему показался несколько толстым. “Ой, баба!” произнес он про себя, всё еще сомневаясь. [про себя, подъезжая ближе] “Ой, нет! Да баба, точно баба!” сказал он, рассмотревши поближе. Фигура, с своей стороны, остановилась тоже, глядя на него. Казалось, гость был для нее в диковинку, потому что она рассмотрела не только его, но и Селифана, и лошадей, начиная от хвоста до морды. По висевшим у ней за поясом ключам и по тому, что она бранила мужика[мужика бранила] довольно поносными словами, Чичиков заключил, что это должна быть ключница.