(хотя она, конечно, отнеслась к своему обещанию гораздо серьезнее меня, ведь, помимо геенны огненной, она боялась еще и увольнения), а после заставили выучить единственную фразу на чистом итальянском, которую требовалось произнести так, чтобы ее хорошо услышали и поняли все вокруг. Затем ей нужно было выскользнуть из дома затемно с голубой коробкой, завернутой в черную шаль, и узкими темными переулками, где приличных людей не встретишь, добраться до железнодорожного вокзала. Здесь она должна была дождаться прибытия первого ночного поезда из порта П., куда приходил корабль из Марселя, смешаться с разгружающими багаж носильщиками, вытащить голубую коробку из-под шали (а саму шаль сразу же накинуть на себя) и, пристроив коробку на голове, вернуться в город по просыпающемуся проспекту: мимо кафе, где завтракают первые утренние клиенты, мимо открывающих ставни магазинов и табачных лавок, мимо парикмахерской, аптеки, мимо дверей школы, покачивая узнаваемой голубой коробкой и громким, пронзительным голосом выкрикивая в лицо каждому – и тем, кто глядел на нее с любопытством, и тем, кто не обращал внимания: «Платье для нашей синьорины, прямиком из Парижа!» Кричать это она должна была всю дорогу, за что по возвращении домой получала чашку горячего молока и скромные чаевые.
Естественно, все, кто видел ее на проспекте, позже рассказали об этом знакомым, и по городу быстро разнеслись известия о том, что синьора Тереза Провера по примеру своего отца по такому важному случаю заказала дочери платье не где-нибудь, а в Париже.
Удачный опыт затем не раз повторяли и летом, и зимой. Синьора Тереза даже подписалась на французский модный журнал, державший дам в курсе самых последних моделей; к тому же они обнаружили, что в числе прочего могут заказывать у Тито Люмии бумажные выкройки. Руководила производством синьорина Джемма. Именно она кроила и собирала модели, хотя остальные трое научились так хорошо шить, отделывать и украшать платья, что казалось, будто они сработаны профессиональными портнихами в самом настоящем ателье. Естественно, все приходилось планировать заблаговременно. Случалось, что ткани, предложенные Люмией для платьев, не подходили и приходилось дожидаться новых. Мода тоже менялась, а новые выкройки не всегда были так уж просты в исполнении. Но синьорина Джемма оказалась отличным организатором, и домашняя лаборатория еще не пропустила ни одного сезона: каждые шесть месяцев служанка появлялась утром на проспекте, вопя во все горло: «Платья для нашей синьоры и юных синьорин, прямо из Парижа!»
Теперь коробок было три, удерживать их на голове даже с помощью специальной подушки стало для бедняжки слишком трудно и утомительно, особенно зимой, когда ткани были плотнее и тяжелее. Но синьорина Джемма и здесь нашла выход: по ее словам, не было никакой необходимости на самом деле носить в коробках одежду – ведь за время недолгого пути от вокзала до дома никто не станет их открывать, чтобы проверить содержимое. Так что коробки можно запросто носить пустыми или набив скомканной папиросной бумагой.
Служанка, запуганная двойной угрозой, геенны и увольнения, так никому и не выдала тайны дома Провера, даже когда выросла и ушла служить в другую семью. На смену ей пришла новая девушка из глухой деревушки, которая также принесла клятву; после ее ухода на службу поступила Томмазина. Томмазина тоже оставалась нема как могила – отчасти и потому, что, помимо фразы, которую нужно было выкрикивать, проходя по проспекту, она не понимала и не могла выговорить ни единого слова по-итальянски, общаясь на малораспространенном диалекте, который разбирала только синьорина Джемма.
До сих пор все шло гладко: никто в городе ни разу не заподозрил обмана, и молва о платьях, каждый сезон доставляемых из Парижа, разнеслась повсюду, даже в соседние городки, повсеместно вызывая у благородных синьор восхищение и зависть к «этим лицемерным святошам Провера».
Так называли обеих девушек, поскольку было известно, что, покончив с бунтарством, присущим подростковому возрасту, они стали скромными и послушными – как говорят, без тараканов в голове: не читали романов; когда случалось появляться на людях, даже глаз не поднимали, не флиртовали с молодыми людьми, никогда открыто не высказывали склонностей или предпочтений. Вся их жизнь проходила между домом и церковью, а церковь была так близко к дому, что поход туда не стоило бы называть даже короткой прогулкой. Единственное доступное им «развлечение» состояло в двухнедельных духовных занятиях в монастыре бенедиктинок, что располагался в горах неподалеку от нашего города. Разумеется, в одиночку они туда не ездили: их всегда сопровождала мать или тетка. Такая безупречность поведения в сочетании с отцовским богатством и ожидаемым приданым сделала их весьма популярными среди юношей из хороших семей, и адвокат Бонифачо уже получил немало осторожных предложений. Так что если ни у одной из сестер, несмотря на возраст, до сих пор не было жениха, то лишь потому, что отец слишком высоко их ценил.
Лучшей партией в городе среди мужчин считался тогда молодой Медардо Беласко, любимый племянник епископа, в доме которого он вырос настолько религиозным, что собирался поступить в семинарию и отказался от этих мыслей лишь потому, что был единственным наследником своего рода и родители, как, впрочем, и дядя, умоляли его не дать семейному древу зачахнуть. Вслед за ним в списке лучших женихов шел старший сын барона Ветти, дон Косма, который, отучившись в Военной академии в М., вернулся в город в звании капитана, а следовательно, обладал знанием мира, значительно превосходящим знания большинства его гражданских сверстников. В своих мечтах адвокат Провера предназначал его Иде, в то время как молодой Беласко казался ему идеальным мужем для Альды. Он немного прощупал почву, аккуратно, чтобы не слишком себя скомпрометировать, и не встретил на этот счет никаких возражений или сопротивления, но понимал, что в таких делах лучше не торопиться. Необходимо было сделать так, чтобы все четверо молодых людей встретились как будто случайно, чтобы девушки произвели хорошее впечатление и в свою очередь не сочли выбранные для них отцом партии неприятными, если не отвратительными, как это случилось несколько лет назад с дочерью инженера Биффи: та, чтобы не выходить замуж за графа Агиати, за которого ее сговорил отец, вовсе убежала из дома, спровоцировав огромный скандал, еще и потому, что до сих пор не было известно, где она, с кем и как зарабатывает на жизнь.
Молодых людей Альда и Ида видели уже не раз, но всегда издали: с балкона, в церкви, в театре, в парке… Разумеется, и те, со своей стороны, тоже знали, как сестры выглядят, однако девушки ни разу с ними не заговаривали и никогда не слышали их голосов. Впрочем, не говорили они о них и с другими девушками, не слышали никаких пересудов и сплетен на их счет, а жизнь вели настолько замкнутую, что казалось, будто им хватает друг друга и они не чувствуют потребности ни в дружбе, ни во встречах с ровесницами. На прямой вопрос родителей обе сказали, что с отцовским выбором согласны, и, получив эти заверения, адвокат решился на следующий шаг в переговорах.
Так и обстояли дела, когда светских дам, богатых горожанок и аристократок привело в экстаз объявление о скором визите в наш город королевы Елены. В ее честь в огромном, расписанном фресками зале префектуры будет дан прием, а затем устроен бал, на который приглашены все заметные семьи города. Неписаный протокол в таких случаях требовал, чтобы синьоры и синьорины («дамы и барышни», как они именовались в приглашении) продемонстрировали новые платья, в которых никогда не показывались ранее. В следующие несколько дней два городских ателье были буквально взяты штурмом, но оба они, несмотря на то что наняли в помощь множество дополнительных швей, не могли в кратчайшие сроки удовлетворить столько запросов.
Дошло до того, что кое-кто из почтенных синьор садился в поезд и ехал в Г., город более крупный, чем наш, а потому предлагавший больший выбор прекрасных дорогих магазинов и ателье, за короткое время способных если не сшить новые платья, то подогнать под фигуру уже готовые, доставленные из Турина или Флоренции.
Четверка подпольщиц из дома Провера пришла в ужас: как чуть более чем за месяц успеть получить ткани и сшить целых три платья, достойные королевы и ее придворных дам?
Одна синьорина Джемма не теряла присутствия духа. Тито Люмия, предупрежденный о срочности заказа, чудесным образом сумел за неделю достать три рулона парчи с красивым и оригинальным рисунком – возможно, изначально эта ткань предназначалась для портьер, а не для платьев, но удачный крой и смягчающие порошки синьорины Джеммы способны были сделать из нее настоящую конфетку.
Оставался только вопрос времени.
– Даже
