- Скажите, а вы способны на безрассудные, неожиданные поступки?
- Ты думаешь, я скромная? Я неожиданная. Я и для себя бываю неожиданной, и для Глеба. Он иногда меня не одобряет. Ему, например, нравится, когда у меня элегантный стиль в костюме, когда все скромно, но очень изысканно. Когда линия и силуэт говорят сами за себя, чрезмерностей не бывает.
- А вам хочется нарушить?
- Хочется. Я решила и купила себе сюртук: он мне понравился. Да, мне хочется иногда необычное надеть.
- А слабо пойти на дискотеку?
- Не слабо. Я говорила сыну: "Возьми меня на дискотеку". Мы однажды пошли с Лиечкой и Аллочкой (актрисы Ахеджакова и Будницкая. - М.Р.). И, как это говорится, - дискотировали? Я ведь очень люблю танцевать. Мне жаль, что меня мама не отдала в балет. Не получилось.
- А в артистки отдала вас мама-ботаник?
- Она не спорила. Она мне только посоветовала, как читать на вступительных серьезное стихотворение "Я помню чудное мгновенье": до этого на всех экзаменах я читала только смешное. "Дочка, а ты попробуй читать с закрытыми глазами". Я попробовала. "Вот так и читай", - одобрила она. Я помню, что, когда я это проделывала во МХАТе, там все умирали от хохота.
- А слабо влюбиться?
- Если встречу мужчину достойнее Глеба, не слабо. Пока не встретила. Думаю, и не встречу.
- Когда вам плохо, что вы себе говорите, как успокаиваете?
- Пытаюсь как-то из этой горькой ложбинки потихонечку выползти. С молитвой, думая, что, может быть, я обиду чем-то заслужила. И ситуация послана для того, чтобы я поняла что-то про себя. И тогда надо простить этого человека, который обидел.
- Есть ли у актрисы Чуриковой запредельная мечта из области фантастики?
- Есть всякие фантазии, которые я не могу осуществить. Это даже неприлично, дурной тон. Ну, например, когда я вижу какого-нибудь такого человека с лысиной, мне хочется его поцеловать в лысину, наговорить хороших слов. Мне хотелось бы входить в стену. Вот, пожалуй, еще летать. И, конечно же, мне хотелось бы предвидеть будущее. Так хочется...
Сегодня это даже немодно - говорить об эмиграции, выжимая из темы скупую русскую слезу и тоску по березкам и отеческим гробам. На вопрос "А почему вы уехали?" давно привычно-равнодушно отвечают: "А захотел и уехал". В конце концов какая разница, где человек живет. "Земля везде тверда", - сказал Бродский, подтвердив это собственной судьбой. Интересно другое: как живет? Как выживает, приспосабливается, мимикрирует, превращаясь из гомо советикуса в нормального человека, живущего на другой социально-экономической почве. Тем более интересно, как это происходит с людьми, уехавшими из России в свое время: а) не самыми бедными и гонимыми, б) в зените славы, хлебнувшими вдоволь народной любви.
Вот Нью-Йорк, угол 52-й улицы и 5-й авеню, ресторан "Самовар" - заведение с противоречивой репутацией в эмигрантских кругах, такой же противоречивой, как и сами эти круги. Посмотрим
А ктой-то там
из наших
в "Самоваре"?
Меню из русского ресторана
Эмигранты плачут не под "Вечерний звон"
Евреи про оленей не поют
На Бродвее жонглируют только деньгами
Тайны съемок товарища Сталина
В "Самоваре" все как у русских - пахнет едой, накурено и громко разговаривают. По узкому заведению, напоминающему широкий вагон-ресторан с богатым интерьером, ходит хозяин Роман Каплан с внешностью "из недобитых белых офицеров": узкое лицо, короткая, ежиком, стрижка, черный френч - то ли Керенский, то ли барон Врангель. Время от времени он подсаживается за какой-нибудь столик или разговаривает с пианистом. В тот вечер в "Самоваре" играл композитор Александр Журбин.
- Я играю здесь несколько раз в месяц. Ну и что? Все уважающие себя американские музыканты играют в ресторанах. Мне это даже в кайф.
И вжаривает что-то из репертуара 30-х годов.
Александр Журбин: выехал в США вместе с семьей в 1985 году. По его словам, небогат, но живет среди богатых - на верхнем Манхэттене, и всего два квартала отделяют его от Мадонны, Мерил Стрип, Исхака Стерна. Одно время Журбин держал единственный русский театр "Блуждающие звезды", занимавший свое скромное место в Нью-Йорке. Но содержать труппу оказалось делом тяжелым, и он ее распустил. Семья Журбина тоже при деле. 18-летний сын Лева - студент самой известной американской консерватории "Джулиард Скул". Он уже получил семь национальных премий как композитор. Играет на альте. Пишет компьютерную музыку. Жена Журбина, Ирина Гинзбург, работает на русском телевидении. Член Российского союза писателей (она поэт и переводчик) зарабатывает авторитет и на жизнь астрологическими программами.
Журбин толст, весел, шумен и один из немногих повстречавшихся мне в Нью-Йорке, кто не упивается рассказами о том мешке дерьма, который всякий уважающий себя эмигрант съел на старте
новой американской жизни. Также не отзывается дурно о соотечественниках. Он не стесняется показать крошечный офис своего бывшего театра - нечто среднее между каморкой папы Карло и комнатой Родиона Раскольникова, говоря при этом: "Пиши все, как есть". Сегодня у него есть - масса культурных проектов. Еще телевидение, где раз в неделю он ведет получасовку культурных новостей, записываясь в студии величиной с московскую кухню. А также "Самовар" по четвергам.
В тот вечер в "Самоваре" публика подобралась разношерстная. Гуляли новые русские, но, судя по внешнему виду сопровождавших их женщин, не из особо крутых. Рядом скромно сидела компания известного в прошлом в России шахматиста Альперта. Из творческих людей присутствовал художник Лев Збарский, принимавший Гафта и Квашу, которые в это время с "Современником" гастролировали в Нью-Йорке. Чуть в сторонке сидела дама неопределенного возраста со спутником, обращавшая на себя внимание экстравагантной внешностью. В какой-то момент она подошла к Журбину и, наклонившись к нему, что-то сказала. Журбин с довольным видом, который, впрочем, он имеет всегда, заиграл знакомую с детства песенку из "Кавказской пленницы" - "Где-то на белом свете, там, где всегда мороз..." Экстравагантная блондинка оказалась той самой первой исполнительницей шлягера 60-х про белых медведей - певицей Аидой Ведищевой, имя которой должны помнить лишь наши папы и мамы.
Аида Ведищева: уехала из СССР в 1975 году. Живет в Лос-Анджелесе. Имеет свое шоу. На афише певица выглядит в чисто американ-ском духе - то есть как Мерилин Монро: пухлые щечки, вытянутые для поцелуя губки в рамке искусно взбитого белого парика. Хотя в жизни она оказалась другой - хорошо прокрашенное аккуратное каре, зеленый френчеообразный пиджак с металлической отделкой и брюки в обтяжку. Черные в сеточку декадентские перчатки завершали ее экстравагантный туалет. Прикид путал карты относительно ее возраста.
Аида Ведищева, бывшая солистка Москонцерта, просит не писать о ней по первому впечатлению, потому что "не все так просто в ее жизни". Действительно, непросто. В Москве композитор Евгений Крылатов рассказал мне, что в 1973 году ее не пустили на запись передачи "Песня-73", потому что она - еврейка. В результате песню "Умчи меня, олень" пела русская девочка из хора.
По здешнему репертуару певицы можно судить о ее аудитории: для русских она по-прежнему поет "Про белых медведей", про то, что "За окнами август", "Чунга-Чангу" и, естественно, про "Оленя". Для американцев исполняет преимущественно религиозные песни. Обращение к Богу, по ее признанию, отнюдь не случайно. В США она приобщилась к религии, к которой в Советском Союзе проявляла поверхностный интерес.
У нее по-прежнему красивый и чистый голос, который она тут же демонстрирует, вспомнив с пианистом попурри совобразца. Когда Ведищева пела "Умчи меня, олень" - песенку из кинофильма "Ох уж эта Настя" - какая-то девушка за столиком громко всхлипывала и, размазывая слезы с потекшей тушью по лицу, говорила: "Это же, блин, песня моего детства". Прежде в русских ресторанах эмиграция плакала под "Вечерний звон", у новой эмиграции свои песни. Столь трогательное эмоциональное проявление окончательно укрепило певицу в желании поехать на родину с ретропрограммой.
Под фонограмму Розенбаума официантка, по-русски не очень любезная, принесла порцию борща. Борщ в "Самоваре" оказался примерно таким же, как в советском общепите, из разряда "есть можно". Зато пельмени - настоящие. Кстати, на следующий день этот же рашн набор я дегустировала в "Дяде Ване" маленькой кафешке через две улицы от "Самовара", которую держит бывшая артистка "Лен
кома" Марина Трошина. Сравнение по части борща было явно не в пользу "Самовара".
Русские под "Очи черные" плясали с поражавшим меня всегда отчаянием, то есть как в последний раз. Какая-то перебравшая разлохмаченная блондинка пыталась что-то нечленораздельно петь в один микрофон с Журбиным. Его это, похоже, не удивило по причине типичности случая. Среди интеллигентно отдыхающих в "Самоваре" была молодая актриса Алла Клюка с московскими друзьями.
