горы, где когда-то, много веков назад, поражая взоры, стояла невероятная статуя громовержца, на месте святилища мифического Девкалиона, праотца греческого народа, вокруг целый лес из колонн белого мрамора, их сто четыре.
Древние греки считали несчастными тех, кто ни разу не видел эту статую Зевса. Рассказывают, что когда Калигула пожелал перенести статую Зевса к себе в Рим, то статуя расхохоталась, и рабочие в ужасе разбежались. Но ялтинский Зевс промолчал.
* * *
Назад мы решаем вернуться пешком. Я предлагаю братьям Кириллу и Мишке посмотреть на Армянский храм, потому что никогда там не был. Мы топаем к центральным воротам, туда, где большая парадная лестница, оказавшаяся ложным ходом. Но мы не сдаемся. И ищем. Настоящий вход оказывается с западной стороны храма. Внутри необычная благолепь, тончайшая голубая роспись, похожая на восточную вязь парит в искрах живого света над куполами. Как в католической кирхе в здании храма ряды деревянных скамеек со спинками, на них можно присесть, гудящие от усталости ноги хотят отдохнуть, к тому же внутри довольно прохладно. На возвышении – небольшой орган и по вечерам здесь проводят камерные концерты, только кто-то сорвал афишу, на оставшемся от нее обрывке отсутствуют даты и время.
– Наверное, нужно идти, – произносит тезка Кирилл.
Мы с Мишкой дружно киваем и оставляем эту тихую обитель навсегда где-то в самых укромных уголках своей памяти, откуда если вдруг станет так нужно, ее можно достать и снова сесть – отдохнуть на скамью в прохладе чужого храма, с тончайшей голубой росписью, похожей на восточную вязь, которая парит в искрах живого света над куполами.
* * *
Мы сидим в баре «Летучая мышь» и цедим местный кисляк, в такую жару сухое вино слаще, чем жгучий ром. Потом на набережной смотрим на огромные круизные лайнеры с названиями на иностранных языках, с них сходят матросы в беретах с черными помпонами, матросы в белых пилотках и фуражках с золотым кантом. Мимо нас фланируют дамы в вечерних шляпах, мужчины в мятых блейзерах из отбеленного льна, смеющиеся дети, и сотни разных других.
– Может домой? – спрашиваю я у Мишки, имея в виду наш новый дом, старый хостел.
– Ага, – соглашается Мишка. И мы идем по стремительно темнеющим улочкам этого курортного города в направлении места, которое еще несколько дней будем звать своим домом.
* * *
У мусорных баков в закутке рядом со зданием хостела рыдает тонкая тень, совершенно не похожая на типичного бомжа.
– Ты чего? – подойдя к тени ближе, спрашиваю я, кладя ей руку на правое плечико, которое тут же пытается освободиться от моего участия. Это наша соседка со второго этажа – Алла. Грациозная словно кошка блондинка двадцати трех лет, с большими голубыми глазами и собственным бюстом не менее третьего номера. Личность, не смотря на то, что заселилась в столь непритязательное жилище – претензионная и совершенно независимая от нашего внимания. По крайней мере, так было раньше.
– Я-я-я, – плачет она.
– Ну что, ты? – подходит к нам ближе Мишка.
– У меня там…, – рыдает Алла.
– Что у тебя там? – спрашивает Аллу мой тезка Кирилл.
– Брильянты! – истерично выкрикивает Алла и показывает на грязный контейнер, примерно до уровня моей груди засыпанный хорошенько утрамбованным мусором. Кстати довольно дурственно пахнущим.
Мы смеемся, я и два брата.
А Алла, все продолжает рыдать.
– Рассказывай, – предлагает рассудительный тезка.
И Аллочка все рассказала…
У нее действительно были сережки с большими брильянтами, подарок богатенькой тети, имеющей сеть собственных салонов красоты. И эта дуреха, наша Алла, взяла сережки с собой в отпуск в Ялту, видимо для того, чтобы подцепить соответствующего ее женским запросам кавалера – тобишь будущего жениха, считайте, что принца. Вчера с одним таким они всю ночь катались на яхте, а утром вернувшись в хостел, она зачем-то сняла свое сокровище, вынув их из ушей, завернула в кусочек туалетной бумаги и оставила на прикроватной тумбочке, позабыв о них, когда снова отправилась на променад в гордом одиночестве. А когда вернулась, узнала, что уборщица не зная, что это не мусор выкинула сережки с брильянтами, вместе с огрызками яблок, лежащими на тумбочке Аллы, сначала в ведро, а затем в контейнер для мусора что стоит во дворе.
Мы ржали втроем, а Алла продолжила плакать.
Мишка задумчиво посмотрел на ее грудь и обратился к нам с тезкой: Поможем?
Нефига! – ответили мы дружно.
– Ну, я так и думал, – вздохнул Михаил, закатывая рукава. Он попросил у брата его зажигалку, обзавелся большой палкой, найденной в соседних кустах, и приступил к делу. Мы сначала смотрели, а потом, отправились спать, итак было ясно, что Мишке не нужно мешать, и спать в наш номер он сегодня, навряд ли вернется. Словно в сказке, в эту ночь, по мановению волшебства, он станет принцем, для глупой, красивой девочки по имени Алла.
* * *
Что было потом, в последнее время я часто думаю об этом. И у меня находится только один ответ. Потом была жизнь. О смерти я совсем стараюсь не думать. Зачем…
12. Зачем…
Зачем я копаюсь в том, что было – прошло?
Наверное, затем, чтобы разобраться в себе… Что я?… Кто я?…Куда и зачем я иду?
Может быть уже пора остановиться? Перестать вспоминать свое МОРЕ, перебирая вороха разноцветных историй, как рачительная гаттара, свои пропахшие кошками и нафталином тэзоро.
И все-таки, я расскажу… я снова расскажу тебе очередную историю моего МОРЯ, потому что, не могу замолчать. Наверное, потому что страшусь чего-то не успеть… в этой жизни.
* * *
В первое же лето, когда я выпустился или выпутался из своего Кулька, так мы студенты называли ПГИИК, наш институт, я решил, что хочу отдохнуть. Не то, чтобы сильно устал, просто понимал, что вот, новый поворот и нужно будет лететь, начинать жить заново, менять кардинально свою жизнь. Но я стремительно устал и от безделья, отдыхать больше недели оказалось элементарно скучно, и я завербовался на стройку, к маминому начальнику – Директору «Биомеда». Он тогда решил обзавестись небольшой уютной усадьбой на берегу реки. Руководил процессом строительства его прораб – седой грузин с типичным видимо грузинским именем Заур.
* * *
По дороге к месту стройки у газика Заура отлетело правое колесо, каким-то чудом он успел сбросить скорость, затормозить и при этом ни в кого не въехать. Алилуя… Я тогда даже не успел испугаться, а Заур завизжал матерно, а потом начал молиться, вскользь кинув мне: Колесо… Я выскочил из машины и побежал, пытаясь его догнать. Что? Колесо нашего старого газика, оно продолжало катиться уже без нас, неслось по трассе и не собиралось останавливаться. И все же, я его догнал. Когда, я вернулся назад, катя колесо, под недоуменные взгляды мимо проезжающих водителей и их шокированных
