отражаясь миллионы раз в алмазных гранях бесчисленных снежинок. Щекам было тепло и щекотно от солнца. Марина улыбалась этой мимолётной ласке и летела, не чувствуя под собой ног, всецело отдаваясь чувству полёта.
Может, это и есть счастье? А другого у неё – не было…
По инерции
Вы спросите, почему? Почему она, сторонясь людей, ухитрялась оставаться одна даже в компании? – И будете совершенно правы. Марине отчаянно не хватало дружеского общения, но разве могла она в этом признаться? От друзей – настоящих, конечно, – не принято иметь секретов, но разве могла она рассказать об Илье, об Анечке, о суде? О разводе, о размене, о том, как поменяла ненавистную фамилию Кестель на свою, девичью. Никогда, никому не расскажет об этом Марина! А всё-таки, как не хватало – друзей…
Не хватало отца, от которого приходили два раза в год, на Новый год и на день её рождения, письма в ярких конвертах (письма Марина рвала, не читая – не могла простить отцу, что оставил маму). Не хватало тёплых и сильных рук Ильи – того, настоящего, который её любил и без которого она когда-то не представляла своей жизни. Но тот Илья исчез, а вместо него появился другой Илья, о котором Марина ничего не хотела знать.
То, что случилось с ней по вине Ильи, сломало Марину, лишив её прошлого (ведь всё оказалось неправдой – и любовь, и семья, и синеглазая девочка, которой не суждено было стать взрослой), и заодно – настоящего. А будущего у неё не будет. Она больше никому не позволит себя обмануть, не станет ничьей игрушкой. И пусть её считают пугалом, она не против, она даже «за». Марина снимала одежду и разглядывала себя в зеркале. Всё такая же красивая. Лебединая шея. Высокая грудь. Тонкая талия. Тонкие руки. Роскошные длинные волосы. – Кукла! Дорогая красивая кукла, неплохо разбирающаяся в искусстве и говорящая на нескольких языках. Игрушка, которой наигрались, и больше не хотят. Надоела. И никто не виноват…
Марина жила по инерции, будто ехала по накатанной лыжне, механически отталкиваясь палками. Она ни к чему не стремилась, ни о чём не мечтала, принимая жизнь как данность, как некую аксиому, которую никому не опровергнуть и никому не доказать. Имея за плечами, кроме искусствоведческого, с кандидатской степенью, диплом института им. Мориса Тореза, Марина делала переводы для ***ского издательства, работая на дому. Отвозила в издательство готовый текст и уезжала с новым.
Одиночество не тяготило Марину, она давно к нему привыкла. Устав от однообразной утомительной работы, брала в руки вышивание или садилась за рояль. У неё тоже были свои неписаные правила. И только с одним человеком Марина подволила себе сблизиться – с 23–летней Нонной.
Гитлер капут
Сошлись они случайно. Нонна училась в Инязе и однажды принесла в группу зачётное задание по английскому, которое не успела сделать дома. Задание было сложным – перевести на английский литературный текст, соблюдая авторский стиль. Но кто сейчас не знает английского? И Нонна надеялась, что ей помогут.
У Карпинского язык знали все – «в разумных пределах». Но пробежав текст глазами, торопились вернуть его Нонне. «Ну ты, мать, даёшь! Это мы не проходили!», «Я в этом не копенгаген, извини», «вакаримасу», «их вайс нихт», «нон капито» – изощрялись на всех языках туристы: текст не поддавался переводу. Последним был Павел, объявивший под общий смех: «Гитлер капут!» и состроивший уморительную рожу.
Группа радостно ржала. Не смеялась только Нонна. Кусая губы от досады, она решила заняться переводом сама. Привал большой, два часа, она хотя бы начнёт, а за ночь закончит. (Нонна знала, что не закончит, не успеет, а завтра зачёт. Не надо было идти в поход, ей надо заниматься, последний курс, экзамены на носу! Но она понадеялась на помощь, ведь у Карпинского все щеголяли английским, небрежно роняя фразы (с жутким акцентом, но Нонна молчала). Англичане недоделанные! И в поход ей очень хотелось пойти, а отказать себе в удовольствии Нонна не могла.
Но Пашка – предатель! Больше всех хвастал «лондонским» произношением, больше всех по заграницам мотался – с юных лет, на какие–то там соревнования, сначала юниорские, потом взрослые. Говорил, что в резерве олимпийской сборной. Ну, отмочил сегодня Пашка – «Гитлер капут!» Хороши наши резервы, английский от немецкого не отличают, – прыснула не любившая грустить Нонна. И пристроилась на брёвнышке рядом с Мариной, сидевшей как всегда в сторонке, с книжкой на коленях.
Марина никогда не принимала участия в «прениях», хотя слушала всегда с интересом. В группе давно привыкли к её «манерам». «Как мешок сидит! – покосившись на Марину, утонувшую в своей необъятной куртке, неприязненно подумала Нонна. – Как куль! Спит она, что ли?»
С тяжелым вздохом Нонна открыла принесённый с собой словарь. «Куль» шевельнулся, из рукава куртки высунулась изящная узкая кисть, и тонкие пальцы осторожно потянули из рук Нонны листки с текстом.
«Марина? Но откуда она…» Не веря своему счастью, Нонна молча протянула ей словарь, но Марина его не взяла. Не теряя времени на объяснения, она вытащила из кармана карандаш и, быстро водя им по бумаге, вписывала перевод между строк – бисерным аккуратным почерком.
– А ты разве… знаешь английский? – глупо спросила Нонна. Впрочем, вопрос был не совсем глупым: на коленях у Марины лежали «Опасные связи» Шодерло де Лакло. На французском.
– Ты знаешь английский?! А это? – Нонна взяла с её колен книжку с заложенной посередине закладкой. – Это же не английский, это… франсэ, французский, да?
– Ты погуляй часок, – буркнула Марина, не отвечая на заданный второй раз вопрос. – Я между строк впишу аккуратненько, а ты потом перепишешь и сотрёшь карандаш. За ночь успеешь, – усмехнулась неулыбчивая Марина.
– А это что? – размахивая книгой как флагом, не отставала упрямая Нонна. Марина отняла у неё книгу и сунула в рюкзак.
– Это Шодерло де Лакло. Его надо читать в оригинале, с переводным – никакого сравнения. Такое впечатление, что переводили ночью и всей группой, включая Пашку! – выдала Нонне Марина и уткнулась в текст. – Уйди, будь человеком. Не успею, тебе же хуже… Самой придётся!
Не ожидавшая такого от Марины, Нонна прижала пальцы к губам – молчу! Уже ушла! – и упятилась от неё на цыпочках. Вот так ответила! Пашка бы сказал – не ответ, а прямое попадание! Вот это да… Читает на французском, ей, видите ли, в переводе не нравится! Набокова на английский перевести – ей раз плюнуть! (принесённый Нонной текст был из романа
