Набокова). Вот это да! Наш человек.
Через сорок минут не успевшая прийти в себя Нонна держала в руках перевод, выполненный без помарок чётким красивым почерком. А ведь она без словаря переводила, даже не заглянула…
– Огромное спасибо! – с чувством сказала Нонна. – Я бы всю ночь над ним сидела, и неизвестно, что бы вышло! – честно призналась Нонна. Марина вскинула на неё глаза («А у неё красивые глаза! И цвет необыкновенный, ни у кого такого не видела»).
– Над этим? Всю ночь? Не преувеличивай. Это же художественный текст, не технический. Никаких терминов, одни эмоции… А ты где учишься?
Так неожиданно началось их знакомство, незаметно для обеих перешедшее в дружбу. Ну, или почти в дружбу.
подруги
Марину пленяла в Нонне её непосредственность, здоровый пофигизм и несгибаемый, неуёмный оптимизм в «критических» ситуациях, которых у Карпинского бывало – предостаточно. Глядя в смеющиеся глаза подруги, Марина узнавала в ней себя. Она тоже была такой – весёлой, жизнерадостной, ждущей от жизни чудес. Только давно. Когда–то давно Марина жила с ощущением счастья, как сейчас Нонна, а впереди у неё была целая жизнь. Давным–давно… Марина забыла себя – прежнюю. А с Нонной – вспоминала. Вспоминать было не больно…
В группе удивлялись: как эти двое, такие непохожие, такие далёкие друг от друга по возрасту и по характеру, – как они нашли общий язык и умудрились даже подружиться?
Нонна – не удивлялась. Она принимала Марину такую как есть. С вечным коричневым платком (зимой шерстяным, летом шёлковым) и прожжённой у костра, пестрящей заплатами курткой. Под платком Нонна разглядела живые любознательные глаза нездешнего разреза и нездешнего же цвета, которому Нонна долго придумывала название – словно донниковый тёмный мёд… Да, именно так! Золотисто–медовые глаза под длинными – вразлёт – бровями. И матовые мраморно–гладкие щёки. При появлении Нонны щёки розовели, а в глазах вспыхивали огоньки. Или в них отражались огни костра? Нонна не знала.
– Ты когда из этой куртки вылезешь? Она тебе здорово велика и в заплатах вся, – сказала как-то Нонна.
– А зачем? Другая тоже вся в заплатах будет, у костра прогорит! – защищалась Марина.
– А ты не лезь в костёр, садись подальше! – упорствовала Нонна. – Да не идёт она тебе.
Марина не ответила. И когда Нона уже не ждала ответа, услышала вдруг: «Это папина куртка. Конечно, она мне велика, но это всё, что у меня осталось… Понимаешь?»
Нонна не понимала, но взглянула в Маринины – бездонные как пропасть – печальные глаза, в которых (вот странно!) больше не отражалось пламя костра… И не стала уточнять.
Марина обладала редким – во все времена – даром: она умела слушать. Нона с удовольствием вываливала на неё туристские новости, до которых была большая охотница. Марина слушала не перебивая и не переспрашивая, не ахала и не охала, она вообще не выражала никаких эмоций. Но ей было интересно, и Нонна это чувствовала.
Здесь пора уже сказать, что Карпинский «объявлялся» в Плане походов выходного дня один или два раза в месяц. Все оставшиеся выходные Нонна ходила… Пожалуй, проще перечислить тех, к кому она не ходила. Нонна была знакома со всеми руководителями походов, и везде её приглашали, везде у неё были друзья.
Как когда–то Марина, Нонна была в восторге от каждого похода, выплёскивая на подругу море впечатлений. Марина слушала молча, вопросов не задавала. Но глаза у неё оживали, словно разгорались два золотых костерка, щёки слегка розовели, губы трогала улыбка… И такая Марина Нонне очень нравилась, с ней было легко, словно они ровесники.
Марине можно было доверить любую тайну: она никому не «сливала» информацию. Нонна рассказывала ей – всё. Чаще это было смешное. И когда Нонна, изнемогая от смеха, тыкалась её в плечо, Марина звонко вторила подруге, и обе заразительно смеялись.
Привлечённые смехом, к ним «подгребали» туристы: «Что это мы тут обсуждаем? Нехорошо скрывать от коллектива! Коллектив ждёт объяснений». – Но не тут–то было! Обе принимали невозмутимый вид и пожимали плечами: «Да так, ерунда. Девичьи секреты».
Девичьи секреты
Нонна часто звала Марину в другие группы, но та неизменно отказывалась. «А жаль!» – думала Нонна, которой уже не хватало Марины. Встретить её можно было только у Карпыча, и эти встречи доставляли Нонне всё большее удовольствие, как, впрочем, и Марине.
Вот и сегодня, завидев знакомый платок, Нонна радостно плюхнулась на брёвнышко рядом с подругой – с миской горячего супа в руках Марина улыбнулась ей, здороваясь (до привала они шли порознь и только сейчас увидели друг друга). Улыбка Нонне не понравилась: улыбались только губы, а глаза были где–то далеко.
Ничего, сейчас она её расшевелит. Она ей такое расскажет! А то сидит, понимаешь, и смотрит в костёр… А в глазах искры колдовские пляшут. Колдунья и есть! Медея! Ей бы чёрную гриву до пояса… «Колдунья, владеющая английским и французским, предлагает оккультные услуги с применением белой и чёрной магии» – представив такое объявление, Нонна весело хрюкнула в варежку.
– Ты чего?
– Да я подумала… Ты на колдунью похожа. Колдунья Медея!
– Совсем с ума сошла? – сверкнув на Нонну огненными глазами, прошипела Марина.
– А что? Правда, похожа, – не сдавалась Нонна. – Не хватает только чёрной гривы до пояса.
– Почему обязательно чёрная? – с интересом спросила Марина. – А рыжая не подойдёт? (Марине стало смешно. Ну, Нонка! Почти угадала…)
– Нет, рыжая не годится. Рыжая – это не то… – с сожалением протянула Нонна, и Марина, не выдержав, звонко расхохоталась.
Николай Карпинский, давно наблюдавший за этой парочкой, усмехнулся в рыжие усы. Нонна всё–таки расшевелила эту статую. Смеётся, кто бы мог подумать!
Не давая Марине опомниться, Нонна дёрнула её за выглянувший из–под платка бронзовый локон и объявила заговорщическим шёпотом: «Знаешь новость? Кестель женился! Жена, между прочим, мастер спорта. Илья целый год её добивался, – тарахтела Нонна, не замечая окаменевшего лица Марины. – Он раньше был женат, но давно уже развёлся. Все наши девчонки по нему сохли, а он держался–держался, и не выдержал, женился! На Валюшке. Ты бы её видела…
– А она мастер спорта?
– Кандидат в мастера, – уточнила Нонна. – По шахматам. И не смейся, ничего смешного! А первая жена у Кестеля была совсем никакая.
– Как это – никакая? – шёпотом переспросила Марина (Нонна удивлённо на неё уставилась – заговорила, надо же!)
– Да так. Илья вкалывал за троих, семью кормил, а она сидела дома с ребёнком и не работала. Кирха, кюхен, киндер(немецк.: «церковь, кухня, дети» ), как Илья говорит.
– Кому говорит? («Надо же, – удивилась Нонна. – Вопросы задаёт… Разговорилась!»)
– Кому, кому… Валюшке, мне… Да
