будя! Пора и честь знать! Никуда Альфред не пойдёт с тобой! Его работа Свидетелем в этой запутанной интерпретации закончена. Он увольняется… И вообще, отовсюду, откуда только можно, увольняется… А тебе, милая девушка, он предлагает катиться ко всем чертям со своей недоделанной работой и любовью, от которой нет никакого толку… Повторение! Вот от чего толку — хоть отбавляй. От повторений нет и не может быть избавления, ни в смерти, ни в исчезновении, ни в чём-то ещё. Кто бы что не выдумал, кто бы чего не воплотил, избавиться от повторения не получится. Умрёшь или исчезнешь, родишься или появишься. Что-то ещё сделаешь или не сделаешь — без разницы! В бесконечной вечности, в вечной бесконечности не найдешь такого места, где существовала бы любовь. Потому что она — не чувство, а плод больного воображения, идея воспаленного мозга. Она — не просто фантазия и выдумка, которую воплотить невозможно, но суть само Несуществование. Должно что-то не существовать. Вот она и не существует. Взаимная, не взаимная — не имеет значения. Повторение, которое неизбежно, не дает любви войти в существование. Потому что иначе — само повторение исчезнет, а это невозможно. Любовь и Повторение противоречат друг другу, и это не истребимо. Повторение царит во Вселенной. Оно — и есть жизнь. Даже самые уникальные предметы, организмы и явления рано или поздно повторяется в вечности. Сложное повторяется реже, чем простое, но в итоге количество того и другого — всё равно равное и бесконечное. Потому что в бесконечности всё — равное и бесконечное. По-другому быть не может.
Не было в кафе в этот момент ни одного человека, который бы не хотел слушать Уробороса, не хотел бы его видеть и думать о нём. Все глаза были устремлены на него. Но соглашаться с ним никто не хотел, хотя все понимали, что, скорее всего, ни у кого скоро не останется другого выхода.
— Я уважаю вас за стремление совершить что-то хорошее в жизни. Вы собрались здесь, чтобы остановить разрушение вашего мира… Что ж… Это похвальное желание! И за это я хочу вас наградить! Скоро сюда придёт человек, странный, в жеванном костюме и круглых очках, с длинным лицом, похожим на каноэ. Но его внешность обманчива. Это не какой-то там безобидный чудик… Его зовут Курт. И он — Уроборос. Настоящий. Не то, что я, серединка-наполовинку. Он — Уроборос до мозга костей. Тело себе выбрал, конечно, так себе, но ведь не внешность — главное… Пропустите его ко мне. Мы тут побеседуем, придем к взаимовыгодному соглашению, после чего он передаст мне коробок со спичками, две из которых я сожгу дотла и выкину. Это что-то вроде подписи или печати под соглашением… Далее вы станете свидетелями удивительного явления под названием Великое Взведение. Уроборос взведётся, подобно куртку пистолета или запалу бомбы. Если хотите, можете назвать это действие как-нибудь иначе. Я не возражаю. Внешне оно выглядит не очень презентабельно, что-то вроде соития или слияния, когда два человека соединяются, подобно капелькам… Описать это сложно, лучше один раз увидеть… Вот, были два человека, стояли рядом, потом сблизились, как будто обнялись, — один поглотил другого, второй утонул в первом… Вроде ничего особенного… Снаружи останется Альфред, а Курт уйдёт внутрь. Но не исчезнет. Просто двое станут одним целым, Уроборосом. Взведённым Уроборосом. И с этого мгновения остановить аннулирование мира будет уже невозможно… Когда это случится? Бывает по-разному… Иногда мгновенно, чаще — до какого-то логического завершения. Сколько времени после взведения продержится ваш мир, предугадать невозможно…
— Значит, до того, как вы, так сказать, соединитесь с этим Куртом, аннулирование нашего мира остановить ещё можно? — и опять Уроборос не смог определить, кто из девушек задал этот осторожный, но резонный вопрос. Обычно, слова, подобно камню, брошенному в воду, оставляют после себя круги, по которым можно определить, откуда они исходят, но не в этом случае. Гертруда и Аделаида были аномалией, которую даже Уроборос не мог понять.
— Обещаю вам одно, как своим любимчикам: сразу же это не произойдёт! — демонстративно проигнорировал Уроборос вопрос девушек. — Мы все вместе ещё успеем насладиться компанией друг друга! Закатим грандиозную пирушку, раз уж мы все здесь собрались! Будем есть, пить, общаться, танцевать, слушать музыку, петь и так далее! Сделаем всё возможное, чтобы по максимуму скрасить последние часы своего пребывания в этом бренном мире… А потом вы продолжите существование в любом другом мире на свой выбор, благо их бесконечное множество…
— Вы не ответили на вопрос! — ох, и строгим же был этот голос, источник которого никак не определялся! На этот раз Уроборос приблизился к девушкам настолько, что мог рукой до них дотянуться, и переводил взгляд с одного лица на другое, внимательно следил за губами. Но вот же странность! Они говорили, как будто одновременно, не существовало ни малейшего расхождения и разнобоя, голос исходил от обоих.
— Вы придрались к моим словам! Зачем? — Уроборос сделал ещё одно лёгкое движение в сторону девушек, но это их ничуть не напугало. Понятно стало, что ближе к ним он никак подойти не может. Просто не существовало закона, разрешающего это. — Я оговорился, а вы этим коварно воспользовались. Не терпится получить ответ на свой дурацкий вопрос? Так слушайте… Аннулирование отменить никак не получится. Собака, то есть я, напала на след, и теперь не успокоится, не сойдет со своего пути, пока не проглотит то, что ищет и преследует… Но отсрочить аннулирование на неопределенный срок — можно…
— А как? — этот наивный и короткий вопрос был задан девушками настолько стремительно, что не вызвал в Уроборосе никаких подозрений. Он даже открыл рот и произнёс:
— Аоу… — но вовремя спохватился, скомкал слова и проглотил. Готов был продолжить говорить о том, как замечательно им всем заживется после его взведения, как они будут сидеть в кафе, вкушая разные вкусности, гулять по Городу, Лесу и Полю, беседовать о смысле бытия, несуществующей любви и устройстве мироздания. Ни в чём не нуждаясь, они будут спать, где их свалит с ног усталость. Просыпаться под очередным солнцем, которых не счесть, ждать квадратного, то есть кубического. Радоваться его приходу! Бегать босиком по траве, валяться в ней под медленно проплывающим над головами огненным гексаэдром.
Уйдут все заботы и тревоги. Не надо будет мучительно искать ответы на трудные вопросы. Всё станет предельно ясно и понятно. Что может быть лучше, чем исчезнуть в радости вместе с этим миром, несовершенным, как и все остальные, сколько бы их ни было. Но Уробороса остановил истошный
