и он: канун Дня Всех Святых. Хотя мой народ называет этот праздник иначе. В эту ночь по земле разгуливают призраки: люди расставляют тарелки для усопших и подношения феям. В эту ночь горят костры и в очагах запекаются яблоки. Это время старых богов, потерянных возлюбленных, подогретого пива и крепкого сидра. Мертвые восстают, а мои сородичи в последний раз перед зимой ходят в собственных телах.
Это наша ночь. В Хеллоуин никого не беспокоит наше присутствие. Мы можем сколько угодно гулять по вашим деревням, между вашими домами. Даже люди из замка не отвернутся от странствующего народа – не в Хеллоуин, когда любой может быть кем пожелает: прапрапрародителем, самим дьяволом, королем или королевой Страны эльфов.
Деревенские разожгли костер на лугу, чтобы сжечь на нем соломенные чучела, связки дров и одежду умерших. Люди верят: не сожжешь одежду мертвых – и на тебя обрушится гнев Доброго народа [15]. Это поверье мне на руку, поскольку я нуждаюсь в одежде на зиму. Я разоряю принесенную для костра кучу. Пара сапог, добротная шерстяная юбка, теплая куртка. Шарф, варежки, вязаные носки, мягчайшие, как пушок на животе новорожденного ягненка. Все эти вещи я уношу в хижину. Но сегодня мне нужно кое-что еще. Сегодня я должна быть красивой. Должна облачиться в свадебный наряд апрельской невесты, принесенный горюющим вдовцом в общую кучу одежды. Если он увидит меня, то подумает, что из мертвых восстала его возлюбленная. Он затрясется от страха, крепко зажмурится и перекрестится.
Платье черное. Для невесты несчастливый цвет, а мне – в самый раз. Босая, я танцую вокруг костра, босая, танцую вокруг волшебного дерева. Потом прячу в расщелину боярышника амулет, сделанный из волос Уильяма, моей крови и ведьминого камня, произнося заклинание:
– Нет семени белее и холоднее, чем я. Что посею я, пожнешь ты.
За спиной раздается голос. Чужой и знакомый одновременно:
– На этот раз ты не колебалась.
Я поворачиваюсь и вижу Древнейшую в ее собственном теле, смуглую и улыбающуюся. На ней мое зеленое платье, мои алые туфельки на высоком каблуке и мои бусы из тигрового глаза. Возможно, это игра света от костра, но мне кажется, что Древнейшая выглядит моложе, ярче, живее, чем в нашу последнюю встречу. Ставшие густыми мшистые волосы расцвечены терново-черными прядями. В пронзительных глазах золотые искры. Губы – ранее светло-пепельные, теперь сочно-розовые.
– Этот сезон тебе к лицу, Древнейшая, – говорю я.
– Яблоки и орехи, – отвечает она. – Сидр питает мои засохшие корни, бренди разгоняет кровь. Но ты… – она оглядывает мое шелковое одеяние, – ты сегодня королева Зимы. На твоем пальце кольцо?
– Возможно.
– Станцуешь сегодня под его окном? Заставишь смотреть на себя и дрожать от страха?
– Возможно, – улыбаюсь я, – ведь если не сегодня, то когда?
Древнейшая тихо смеется.
– Я пройдусь с тобой, дитя. Давно не видела звезды.
Сегодня дорога к замку освещена зажженными факелами и облюбована странствующим народом. Здесь женщина-сорока, ворона, олень, волк и орел. Здесь мужчина-лосось с серебристыми волосами и одеянием из тонких цепочек. Здесь выдра, смуглая и изящная; бук, высокий и красивый. Все одеты в кожу, шелка и меха, с венцами из рогов и костей. В руках у них скрипки, колокольчики, флейты, трубы, барабаны и бубны.
Я присоединяюсь к ним и впервые с нашей совместной с Уильямом ночи чувствую себя дома, прощенной. Коноплянка в перьевом наряде сладкоголосо поет. Я подпеваю ей, звеня колокольчиками и ударяя в передающиеся из рук в руки барабаны. Я пускаюсь в пляс, хлопая в ладоши и притоптывая вместе со всеми. И, когда мы достигаем замка, я замечаю в зашторенных окнах Уильяма свет и тень. Он видит меня, я это знаю, и чувствует руку смерти на своем плече.
Мне передают фляжку с чем-то теплым и ароматным. Я пью, танцую и пою, пока над головой не начинают вращаться звезды. Меня охватывает дикая любовь ко всем моим странствующим сородичам. К лазоревке, воробью, лисе, коростелю и полевой мышке. К темным и смуглым мужчинам и женщинам, спящим на ваших полях и блуждающим вокруг ваших костров. Может, днем мы и похожи на нищих, зато ночью – мы короли и королевы, и весь мир – наше королевство, наше место отдыха и развлечений, а звездная ночь – наш полог.
Ноябрь
Черный месяц
Выйдешь замуж в синем – будет верным милый.Замуж в розовом пойдешь – хлопот вдоволь наживешь.В облаченье, что серó, – увезет муж далеко.Коричневое платье – принесет проклятье.В платьице зеленом выйдешь – быстро очень опостылешь.В желтом замуж ты пойдешь – стыд лишь только обретешь.В черном выскочишь когда – не вернешься никогда.В красном замуж ты пошла – лучше б сразу умерла.Золотой наряд надень – ждет холодная постель.В белом платье красота – будет счастье навсегда!Детский стишок
1
Пришла пора голых деревьев и улетающих на юг гусей. Собраны последние яблоки, поля вспаханы и засеяны вновь. Джек-в-зеленом отложил летний наряд, и власть над краем перешла к королю Зимы. От костров кануна Всех Святых остались лишь уголья. И странствующий народ вновь меняет свое местоположение.
Первое ноября – время, когда мои сородичи либо уходят под землю – лиса в свою нору, волк в свое логово, – либо в обличье скинувших листву деревьев погружаются в сон. Боярышник дал последний плод, и Древнейшая со мной более не заговорит. Лишь белоголовая по-прежнему приносит мне вести из замка.
Свадьба намечена на Новый год. До тех пор невеста остается в замке гостьей. Ворона видит ее время от времени сидящей за вышивкой или глядящей в окно на долину. Я тоже вижу ее сквозь золотой глаз украденного обручального кольца. Обручальное кольцо – сильнейший амулет, окно в другие миры. Оно показывает мне то, что видит летящая над долиной ворона.
Смотреть особо не на что. С холмов спустился туман, и над сплошной белой пеленой видна лишь верхушка башни. Внизу все неподвижно и сыро. Лес похож на паутину. Костровая яма дымит, и мои покрасневшие глаза слезятся. Но хуже всего страшная скука.
Если бы я обрела свою силу, то с медведем проспала бы до весны. Или стала бы яблоней и пробудилась с ее цветением. Вместо этого я сижу в хижине и жду приближения зимы.
Что Фиона вышивает в своей замковой комнате? Наверное, белье для новобрачных. Она не будет скучать, даже когда пойдет снег. Мне представляются наволочки и простыни с вышитыми на них именами Уильяма и Фионы или шелковое покрывало, все покрытое вышитыми голубыми незабудками.
Кто сошьет ей платье и какого оно будет цвета? Возможно, желтого, подходящего к ее волосам, или ярко-розового, или небесно-голубого. Но нет. Ее цвет – белый. В день свадьбы она должна быть в белом. «В белом
