глазах людей. Мне неприятны сожаления, по этому я избегал разговоров на эту тему.
Я спросил:
— Каким был твой отец?
— Человеком, в которого можно влюбиться.
— Вы были очень близки?
— Я редко видела его. Он все время куда-то уезжал.
Она долго рассказывала о нем, работа была главным в его жизни, и он уходил от конкретных житейских проблем, они становились для него досадными помехами. От него она унаследовала любовь к музыке.
— Нелегко быть родителями, — заключил я. — Ав детстве самое главное, наверное, чувствовать, что тебя любят.
Она улыбнулась.
— А твоя мать? — спросил я.
Сильвия уже говорила мне раньше, что та жила в деревне и они редко виделись. Даже рождение внука не сблизило их. Мне хотелось понять, из какой она семьи, как любили ее в детстве.
— Она была не очень ласковой, между нами с самого начала что-то пошло не так. В молодости она всегда сопровождала отца во всех его командировках. Потом родилась я, и положение изменилось, ей пришлось сидеть дома со мной. Меня никогда не покидало ощущение, будто мое присутствие досаждает ей.
— Даже так? Мне кажется, не может быть, чтобы мать испытывала подобные чувства по отношению к дочери.
Я взглянул на Сильвию. Такой откровенный разговор о глубоко личном делал ее еще привлекательнее. Мне хотелось поскорее оказаться дома, чтобы обнять ее, и потом мы долго лежали бы вместе, как бывало всегда после занятий любовью.
— Ты уверена, что мы не можем сейчас заглянуть ко мне? — Я и сам не заметил, как произнес это.
— Мне нужно забрать сына из садика.
— А кто-нибудь другой не мог бы сделать это вместо тебя?
— Сегодня я без бебиситтера. В последний момент у нее возникло какое-то неотложное дело.
— А другую нельзя найти?
Она посмотрела на меня со снисходительной улыбкой, как смотрят на человека, который не в состоянии понять самых простых вещей. Потом сказала:
— Пойду на минутку в туалет, и если последуешь за мной, на этот раз не откажу тебе.
Я моментально представил себе, как запираю дверь и мы занимаемся любовью. Мы уже делали это в ванной у меня дома, она опиралась на раковину. Это было одно из самых замечательных воспоминаний о наших встречах, когда я мог смотреть на ее спину, изгибы тела и видеть в зеркале ее лицо в момент наслаждения, когда, кусая губы, она смотрела мне прямо в глаза.
Пока я фантазировал, она выдала:
— Но не делай этого.
— Ты же сама только что сказала, что не откажешь.
— Не хочу, чтобы всякий раз наша встреча непременно завершалась близостью. — И с улыбкой добавила: — Мне нравится знать, что ты хочешь меня, но не можешь иметь.
Она была не похожа на себя, никогда раньше я не видел ее такой самоуверенной.
Когда она вернулась, я спросил:
— Когда увидимся?
— Завтра. На следующей неделе постоянно буду занята, а потом на несколько дней уеду.
— Уедешь на несколько дней?
— Скоро Рождество, если ты этого не заметил. — И она кивнула на большую нарядную елку у входа в книжный магазин.
— Еще один повод ненавидеть этот праздник. С тех пор как умерли мои родители, Рождество всегда напоминало об этом семейном празднике, проводимом вместе, — обед, приготовленный матерью, игра в лото…
В последние годы я навещал в этот день мою тетушку в Лигурии, но все время только и делал, что посматривал на часы: так хотелось поскорее сесть в машину и вернуться домой.
Теперь, если Сильвия уедет, я почувствую себя совсем одиноким. Стану представлять, как ее сын распаковывает подарки, накрытый стол, гирлянды в рождественских яслях.
Я попытался отогнать напавшую на меня хандру. Рождество минует, как и всегда, надо только не слишком задумываться о нем.
В субботу накануне Рождества я ждал ее у себя дома. Она сказала, что придет рано, до десяти утра, а потом отправится за покупками.
Она вошла, сняла пальто, шарф. Нос и щеки у нее раскраснелись от мороза, а руки заледенели. День был очень холодным.
Я взял ее руки в свои и согрел их.
— Забирайся под одеяло, ты же совсем замерзла.
— Сейчас, подожди меня там.
Я уже лежал в постели, когда она появилась в дверях.
— Нравится? — спросила она. На ней были черный лифчик и такого же цвета полупрозрачные трусики. — Я купила их для тебя.
Я удивился.
Она двигалась как-то очень забавно, и я заметил ее смущение. Похоже, ей потребовалось немало смелости, чтобы позволить себе такое. Я с удовольствием смотрел на это представление.
— Иди сюда.
Она подошла и опустилась на край кровати с лицом, светящимся от счастья. Мой поцелуй длился бесконечно.
Наконец оторвавшись от ее губ, я заметил, что щеки у нее пылают, словно от стыда. Я снова поцеловал ее, рукой лаская ноги, они были еще холодные.
— Иди ко мне, тут согреешься.
Она забралась под одеяло прямо в белье.
— Сними все это, хочу почувствовать тебя целиком.
Сильвия и так была очаровательна, а обнаженная просто неотразима. О некоторых женщинах судят по их одежде, о ней надо было судить по ее наготе.
Я крепко обнимал Сильвию, пока не согрел как следует. Уткнулся в шею, от нее исходил какой-то прямо-таки колдовской аромат. Я уже готов был заняться любовью, хотел было спуститься к ее ногам, чтобы зацеловать ее всю, но она оказалась проворнее.
Она осыпала поцелуями мои грудь, живот, бедра и спустя несколько секунд взяла мой набухший член в рот. Я пришел в такое сильное возбуждение, что едва не кончил сразу же.
Она села на меня, и мы занялись любовью.
Мы впервые делали это утром. Все было необычно: дневной свет из окна, какие-то шумы в доме.
Когда закончили, повернулись лицом друг к другу и долго лежали так, не двигаясь. Я не выпускал ее руку.
— Я разбудила тебя сегодня утром?
— Вчера я поздно лег, потому что провел вечер с друзьями. И получил подтверждение, что старею. Когда заказал воду, официант спросил, какой температуры — комнатной?
— А как это понимать?
— Это значит, в его глазах я выглядел стариком. Он никогда прежде не спрашивал об этом, только вчера.
Она рассмеялась:
— Кто придумал такую глупость! Ну хорошо, а у женщин каков признак старения?
— Смотрю на руки или шею. Но это не всегда бывает верно.
— Если хочешь узнать возраст женщины, нужно смотреть на ее колени.
— Почему?
— Не знаю, так сказала Даниела.
Потом с улыбкой на губах она закрыла глаза.
Я почувствовал, как ее рука, которую я держал, постепенно
