Комментарии
В третий том Собрания сочинений включены рассказы, написанные в 1917–1932 гг., а также подборка «Из поэзии А. С Грина 1907–1919 гг.», содержащая 29 стихотворений и поэму «Ли». В период с 1917 по 1932 г. произведения писателя вышли в 52 различных периодических изданиях – газетах, журналах, альманахах и сборниках. Тогда же вместе с перепечатками Грин опубликовал более 400 произведений (всего на протяжении творчества им было создано более 900 произведений, включая стихотворения). С 1922 по 1932 г. вышло 15 авторских сборников, куда были включены 108 рассказов писателя. Его печатали почти все издательства, выпускавшие художественную литературу («Красная звезда», «Молодая гвардия», «Недра», «Огонек», «Полярная звезда», «Федерация»), но особенно часто «Земля и фабрика» и Госиздат. С 1927 по 1929 г. в Ленинграде в частном издательстве Л. В. Вольфсона «Мысль» выходило Собрание сочинений А. С Грина, предполагавшееся как полное, ко вышло только 8 томов, вобравших в себя 90 рассказов роман «Золотая цепь». Любопытным фактом является участие Грина в написании коллективного романа, получившего название «Большие пожары», который начинался главой Грина «Странный вечер» (Огонек. – Пг., 1927, № L С 6–7). По числу авторов в «Больших пожарах» было 25 глав: А. Грин, Л. Никулин, А. Свирский, С. Буданцев, Л. Леонов, Ю. Либединский, Г. Никифоров, Л. Лидии, И. Бабель, Ф. Березовский, А. Зорич, А. Новиков-Прибой, А. Яковлев, Б. Лавренев, К. Федин, Н. Ляшко, А. Толстой, М. Слонимский, М. Зощенко, В. Иябер, Н. Огнев, В. Каверин, А. Аросев, Е. Зозуля, М. Кольцов.
Наиболее часто Грин печатался в журналах: «Огонек», «20-й век», «Новый сатирикон», «Тридцать дней», «Пламя», «Красная нива» и во многих газетах. Переход от изданий типа газ. «Чертова перечница» («орган вежливого протеста и молчаливого отчаяния», как она себя именовала) к «Пламени» (рабоче-красноармейскому органу) и к другим изданиям подобного типа вовсе не означал, что в мировоззрении и творчестве Грина произошла такая кардинальная эволюция. Как и другие писатели его времени, он пережил период сомнений и разочарований в возможностях новой общественной системы. Этот момент наиболее очевидно сказался в стихотворном наследии писателя, по сути, откровенно публицистическом. Стихотворение «Петроград осенью 1917 г.» было опубликовано в октябре 1917 г., т. е. Грин как бы предвосхищал грядущую победу пролетариата, ведомого большевиками, но и не скрывал своих опасений в виду суровых испытаний. Последующие рассказы, фельетоны, стихотворения («Лакей плюнул в кушанье», «Легче стало», «Сделайте бабушку» и др.), опубликованные в газете «Чертова перечница» (выходила в мае – сентябре 1918 г. – всего 11 номеров), содержали и сожаление писателя по безвозвратно отринутому, и насмешки над теневыми сторонами рождавшегося строя. Любопытен сам факт, что на злобу дня Грин стал писать стихами.
Еще ранее особенности публицистического дарования Грина сказались в трактовке им «военной» темы на страницах «Нового сатирикона» (сатирического еженедельника, выходившего под редакцией А. Аверченко). Если герой стихотворения «Военный летчик» не задумывался, во имя чего он сбрасывает смертоносный груз, а герой «Дон-Кихота» уже осознавал бессмысленность войны, то герой-журналист в стихотворении «Работа» (1915, № 47) с отвращением отталкивался от ура-патриотических тем.
Интермедия «Вокруг развалин» явилась наиболее сильным антивоенным выступлением Грина в «Новом сатириконе» (1917, N9 18). Приведя слова Куприна: «Голубь нес в зубах пальмовую ветвь» (речь шла о международной конференции в Гааге, где были приняты конвенции о законах и обычаях войны, о нейтралитете и мирных способах разрешения конфликтов, но под завесой разговоров о мире готовилась всемирная бойня), Грин замечает, что в этой фразе не простая описка – «тут работала интуиция»: «у того голубя есть зубы – острые и жестокие, почти не знающие пощады, сплошные клыки. Нет, это не голубь… Новый птеродактиль описывает в воздухе пируэт и превращается в ревущий биплан».
В «Новом сатириконе» подпись А. С Грина встречается около 40 раз. Интересно, что в том же номере, где появилось первое в этом журнале стихотворение В. Маяковского «Судья» (1915, № 9), был напечатан большой стихотворный фельетон Грина «Флюгер», изобличавший литературные флюгеры, а в № 12 за тот же год, где публиковалось стихотворение Маяковского «Ученый», – помещено аллегорическое стихотворение Грина «Встреча». В нем писатель изобразил свою встречу с Парками (богинями судьбы), которые в ответ на вопрос, почему они бесприютно бродят по дорогам, а не прядут, как им положено, нити человеческих судеб, отвечают: «Мы пряли бы, да ниток не хватает…» Эта аллегория, резко антивоенная по своему содержанию, была по тем временам очень рискованной. Она подсказывалась фактами, о которых умалчивали военные бюллетени (о нехватке оружия, людей и т. п.). Сатирические произведения А. Грина были насквозь пропитаны злобой дня.
В прозе А. С. Грина преобладающим оставался жанр романтико-психологической новеллы. После революции до 1923 г. критика не замечала писателя. Автор единственной рецензии А. Норман выделял как достоинства Грина «внутренний психологизм», «чудесный запас фантазии», «дерзкий вызов на борьбу с судьбой», «глубокое проникновение в тайны природы и жизни». Но в то же время он упрекал писателя за «журналистскую работу» (т. е. для журналов), посвященную «гражданским темам», которую этот критик считал пустяками, а не делом художника, как Грин.
С 1923 г. в появившихся тогда новых журналах критики, библиографии, библиотековедения и издательского дела – «Литературный еженедельник», «Книга и революция», «Печать и революция», «Книгоноша» и др. – стали публиковаться рецензии, в том числе и на произведения Грина. Характерно, что оценки давались только по выходе того или иного издания, но критики не стремились рассмотреть творчество писателя в целом, либо по отдельным периодам или жанрам. Не было откликов и на вышедшие в 1927–1929 гг. тома Полного собрания сочинений А. С. Грина. За 1923–1929 гг. напечатано около сорока рецензий на произведения А. С. Грина и только треть из них содержала положительные отклики. Но сегодня и так называемые отрицательные рецензии прочитываются по-иному, ибо то, в чем обвиняли писателя (С. Динамов, В. Шишов, И. Иринов и многие другие критики) – отрыв от действительности, от запросов современности, – явилось по сути сильной стороной дарования Грина, сохранившей его для нас и для наших потомков.
Удержались в критике и аналогии с зарубежными мастерами, столь характерные для дореволюционной критики. Например, о сборнике А. С. Грина «Рассказы» (М.; Пг., 1923) говорилось следующее: «Грин – романтик, иногда мистик, балансирующий между Э. По и Дж. Лондоном, без остроты первого и четкой простоты второго. В данных рассказах влияние Лондона заметно особенно сильно. Благодаря остроумному содержанию и хорошей литературной форме, книга читается с большим интересом» (Книгоноша, 1923, № 14, с. 8).
К упрекам в несамостоятельности и несовременности в середине 20-х годов присоединились обвинения в «асоциальности», космополитизме, протаскивании буржуазной идеологии. Но это уже был выход на опасную «передовую линию» политической борьбы. Разговор о литературе не получался, когда критик подходил к оценке творчества писателя с таких, например, «позиций»: «…то, что было терпимо до Октября, стало совершенно несносно в наше время». Эти слова принадлежат Г. Лелевичу – одному из самых яростных противников Грина в 20-х годах. В той же рецензии на сборник Грина «На облачном берегу» (М.; Л., 1925) он утверждал, что «Грин последыш того слоя русской интеллигенции, который не приобщился к буржуазному миру и в то же время не пошел за пролетариатом… Этот слой уже давно вырождается, и книга Грина – одно из ярких проявлений последней стадии вырождения» (Печать и революция, 1925, № 7, с. 271). В связи с нападками на идейную сторону творчества подвергалось сомнению и мастерство художника, объявляемого мистиком. Тот же Г. Лелевич писал, что Грина как «истого декадента» интересует «только болезненное, бредовое, только то, на чем лежит печать психиатрической больницы или спиритического салона…» (там же).
В 20-е годы попытку дать объективное истолкование творческой манеры А. Грина предпринял Я. Фрид – он первым обратил внимание на психологизм писателя. В связи с оценкой сборника «Гладиаторы» (М., 1925) он писал: «…гибкими, послушными схемами приключенческих сюжетов Грин пользуется только для того, чтобы, поместив персонажи в нужную обстановку, облегчить осуществление своего основного задания – психологического анализа. Его интересует личность как таковая – во всех ее отклонениях от нормы в решительные, роковые для людей моменты, когда переживания обостряются. Его интересует психология безумца, калеки, преступника, психология любви-ненависти и т. д.». Интересным является и стремление критика обосновать связь Грина с западной литературой через его близость с эпохой символизма, устремленного к Западу. Не случайно поэтому, полагал Я. Фрид, и тяготение Грина к Э. По – как к основоположнику школы и учителю символистов. Именно «в связи с этим обстоятельством», по мнению критика, разъясняется «оторванность» Грина от русских тем и отечественной литературы (Новый мир, 1926, № 1, с. 187–188).
