с ее неожиданностями и сюрпризами.
По возвращении из поездки в Манчестер позвонила Джиневра.
– Тетя Адита, представляешь, по тому адресу действительно есть небольшой домик – ну, знаешь, типично английский, с небольшим садом, слегка заброшенным. На двери висит табличка «Дарлинг». Мы позвонили. Открыла пожилая женщина в платье совершенно безумных цветов. Говорит, живет там уже тридцать лет и никогда не слышала о семействе Йодиче.
– Наверное, телефонная компания дала вам неправильный адрес.
– Мы сперва тоже так подумали. Но Бренда показала ей номер телефона, и он принадлежит именно ей, синьоре Дарлинг, так что на станции были правы. «Но мы же звонили много раз, в самое разное время, почему же никто не отвечал?» – спросили мы. «Я живу одна и стала слегка глуховата, когда поднимаюсь наверх, ничего не слышу. А зачем я вам понадобилась?»
Пришлось отговориться, что нам в колледже дали задание сделать интервью с первыми жителями этого квартала. Что за игры у твоей подруги, тетя Адита? Она ведь никогда не числилась в Королевском колледже и дала тебе чужой номер телефона, просто из головы выдумала.
«Вот и я тоже себя спрашиваю», – подумала Ада. Она мысленно вернулась к разговору с Эстеллой, перебрав все четыре их встречи: дважды в трапезной, один раз во время завтрака в парке и один – в конференц-зале... (Была еще пятая, в самолете, но сон не в счет.) Она не помнила даже, коснулась ли хоть раз её руки. Что это, галлюцинация, фантом? Задумчивый призрак погибшей студентки? Что за глупости лезут в голову! Ада ведь всегда считала себя женщиной рациональной. И потом, Дария тоже видела Эстеллу в тот первый вечер в трапезной, еще сравнивала её с Корделией кисти Россетти. Да и кольцо настоящее – вот оно, висит на ленте под рубашкой, касаясь кожи: маленький, легкий, но вполне осязаемый предмет.
Значит, мошенница? Точнее, парочка мошенников, лжецов, притворявшихся учеными? Но зачем, с какой целью?
Заходил Лео в компании Чечилии. Лауретта, услышав в динамике домофона, кто пришел, сразу же заперлась в комнате Армеллины, не желая их видеть: она всё ещё была возмущена статьей в «L'Indipendente», хотя никто в городе так и не связал стародавних любовников с обитателями «Виллы Гранде». Аде пришлось сделать над собой усилие и перестать думать о той ночи, когда пальцы друга детства массировали её шею, о шепоте: «Я мечтал об этом больше двадцати лет». Сам же Лео был совершенно спокоен, будто начисто стер случившееся между ними из памяти. Они пришли сообщить, что собираются пожениться в феврале в Ордальском соборе. Благодаря своему открытию Чечилия добилась перевода из министерства в управление культуры Доноры.
– Я хотела попросить тебя быть свидетельницей, – сказала она Аде. – Лео себе уже кого-то нашел, но я здесь знаю всего нескольких человек, а с тобой мы сразу подружились. Я бы выбрала ещё твоего дядю, будь он жив.
Ада почувствовала приступ паники.
– Прости, в феврале я буду в Америке, – придумала она на ходу. – Читаю курс в университете Новой Англии в качестве приглашенного профессора.
– О, это чудесно! Похоже, ты начинаешь получать признание, которого заслуживаешь, – закивал Лео.
20 декабря, когда все собрались за столом, позвонил торжествующий адвокат Лунетте. Дело по иску кузенов было закрыто. Новый магистрат (о котором уже говорилось) оказался племянником бухгалтера дяди Тана (бывшего также членом его Астрономического общества), который во время семейного обеда потихоньку выспросил у своего родственника всю необходимую информацию, подтверждавшую ясность рассудка старого доктора. Эти полученные из первых рук «свидетельские показания» в сочетании с архивными копиями завещаний, предоставленными адвокатом, убедили магистрата отказать в иске. Более того, он был так впечатлён бессмысленной злобой инсинуаций обвинителей, что «неофициально» (через карабинеров) предупредил кузенов Аликандиа, Артузи и Дессарта, что если они продолжат распространять свои клеветнические измышления, то рискуют нарваться на иск о диффамации.
Ада немедленно позвонила Джулиано.
– Какое облегчение! – воскликнул её бывший партнёр. – Ужасно рад за тебя, Адита. Теперь я могу ехать спокойно.
– Ехать? Куда? – выпалила Ада, сразу пожалев о своём безрассудном порыве.
Но на этот раз Джулиано не стал сворачивать разговор:
– Собираемся на праздники в Нью-Йорк. (И он тоже в Америку, но только по-настоящему!) Знаешь, я давно хотел туда слетать. И раз уж справедливость восстановлена, а мир заключён... – он замолчал, и Ада не решилась расспрашивать дальше.
Армеллина умерла в три часа ночи 23 декабря. Аду, спавшую рядом с ней на раскладушке (она больше не могла держаться целую ночь без сна, так её вымотали эти две недели) разбудил сухой треск и последовавший за ним тихий звон. Она включила ночник и взглянула на Армеллину. Та по-прежнему лежала на спине, в той же позе, что и все последние двенадцать дней. Но пол вокруг усыпали осколки стекла, а с гвоздя в стене, над изголовьем кровати, свисал длинный бумажный лоскут – это сорвался плакат с увеличенным портретом Клоринды. Должно быть, его не слишком хорошо закрепили, а стекло оказалось настолько большим и тяжёлым, что крепёж не выдержал.
Испугавшись, что осколки могли попасть на одеяло, Ада вскочила, надела тапочки, чтобы не поранить ноги, и тихонько подошла к экономке. Она коснулась щеки Армеллины – та была тёплой, но из полуоткрытого рта не доносилось ни вздоха.
