Была вся горячая. Ну, кожа как при температуре. Обожгла меня, и я закрыл глаза, но все-таки сделал это.
– Приятно было?
– Влажно… и пованивало.
Они смеются. От смущения, любопытства, жадного желания узнать заветное. Вопросы сыплются один за другим, Нина и Адриен захлебываются словами, перебивают друг друга.
– Где ты это сделал? – спрашивает Адриен.
– Не где, а куда, болван!
Они смущенно хихикают.
– Не я болван, а ты идиот! Я имел в виду в постели, в твоей комнате?
– Нет, на пляже, так все поступают.
– При людях?! – восклицает Нина.
– Не-а… Ночью. Вокруг ни одной живой души не было.
– Ты влюбился?
– Вот еще…
– Тогда зачем?
– Нужно когда-то начинать… Зато я больше не девственник.
– Как ее зовут?
– Синтия.
– Имя как у актрисы какой-нибудь… Вы давно знаете друг друга?
– С детства. Встречаемся там каждый год.
– Она тебя любит?
– Понятия не имею.
Все трое погружаются в свои мысли, потом Нина нарушает неловкое молчание:
– Я лягу только с тем, в кого влюблюсь…
– Ты девчонка, это другое дело, – философским тоном заявляет Этьен.
– Почему? – изумляется Адриен.
– Все девчонки ужасно романтичные. Особенно Нина.
– Она получила удовольствие?
Этьен краснеет. Они впервые говорят о сексе так откровенно, Нина впервые задает вопрос в лоб, что кажется ему ужасно грубым.
– Ну, не знаю… Дышала шумно.
Они начинают хохотать как дети, жаждущие поскорее вырасти, несмотря на счастливое детство.
Теперь они застряли между Les Bons Becs [40] и будущим. Между глупостями и ломающимся голосом. Между велосипедными спицами, по которым задорно стучит картонка, и мечтами о долгих прогулках на мотоцикле.
11 декабря 2017
Нина ставит свой велосипед у приюта, здоровается с волонтерами Жозефом и Симоной, ждущими у ограды.
Румяный коротышка Жозеф, рабочий на пенсии с вечной сигаретой в углу рта, которую он закуривает через раз. Сын Симоны погиб в автомобильной катастрофе, так что выгул приютских собак – способ не сойти с ума и жить дальше. Поводки заставляют ее держать спину прямо. Брошенные животинки для Симоны что трость для инвалида.
Нина перевидала много добровольных помощников. Люди приходят и уходят, меняются в эклектичном дефиле. Каменщики, сиделки, домохозяйки, вдовцы, просто старики, «проблемные» парни и девушки. Одинокие и слишком чувствительные люди вычищают клетки, латают решетки и пытаются излечиться, воспрять духом. Здесь бедняги всех сортов знакомятся, пьют горячий кофе, заводят споры-разговоры, чинят крышу, а потом исчезают, потому что им стало лучше, они переезжают, женятся, выходят замуж. Некоторые признаются: «Все это слишком тяжело…», «Поздно, уже ничего не изменишь» – и испаряются, как не было.
Сегодня утром у Нины встреча с Ромэном Гримальди. Сегодня утром уйдет Боб.
Всякий раз, когда из приюта забирают кота или собаку, каждый сотрудник мысленно празднует счастливое событие. Дни усыновления совершенно особенные: один глаз плачет по животному, к которому неизбежно привязываешься, а второй улыбается, ведь еще чьему-то одиночеству пришел конец. Вот и Боб обрел хозяина. Человек выдерживает игру в жизнь только благодаря подобным святым моментам.
Ромэн ждет Нину перед дверью кабинета. Они обмениваются рукопожатием и вместе заходят внутрь. «От него по-прежнему вкусно пахнет…»
Мужской аромат завораживает Нину, она вспоминает мужа, каким тот был в самом начале. «Все решает обоняние», – думает она.
– Я подготовила все бумаги, и через месяц Боб официально станет вашим псом.
– А пока он не мой?
– У вас есть месяц, чтобы сдать его назад.
– С какой стати?
– Да мало ли… Усыновление подобно женитьбе, любой может захотеть развестись в первый же год.
– Такое часто случается?
– Нет, редко, и все-таки… Бывает так, что собаку возвращают, потому что она не оправдала ожиданий.
Симона заводит в кабинет Боба, кивает Ромэну, буркает: «Он хороший песик, позаботьтесь о нем…» – протягивает ему поводок и оставляет их.
Раньше Симоне дела не было до животных, она, конечно, ни одному живому существу не причинила бы вреда намеренно, но в упор их не замечала.
За два дня до похорон сына Симона пришла к нему на квартиру за одеждой и познакомилась со старой собакой, которую подобрал Эрик, никому не сказав ни слова. Она вспомнила, что ее мальчик всю жизнь мечтал завести пса, но ему не позволяли. Она не позволяла. Симона с собакой долго смотрели друг на друга, в их глазах стыла одинаковая жгучая тоска. Животное поняло, что хозяин не вернется, Симона сыграла роль утешительницы – и утешилась сама. Когда душа псины отлетела в звериный рай, Симона пришла к Нине и заявила: «Я должна выгуливать ваших собак!» – и в тот же день получила работу. Знакомы они не были, а вот с Эриком учились в одном лицее. После похорон она всегда видела его мать с собакой на поводке, они бродили по городу с вечной спутницей Печалью. Нина считала эту женщину еще одной жертвой жестоких обстоятельств и не могла отказать ей, хотя предвидела, что той будет нелегко справляться с болезнями, старением и смертью обитателей приюта.
– Я восхищаюсь тем, что вы делаете, – говорит Ромэн Нине, подписывая бумаги.
– Взаимно… – отвечает она. – Наверное, непросто руководить коллежем?
– Труднее всего не с учениками, а с родителями.
Она улыбается. Он протягивает ей чек.
– Вы не обязаны.
– Знаю.
– Благодарю от имени четвероногих… – Нина смеется.
Ромэн ведет Боба к машине, открывает пассажирскую дверь, устраивает нового друга на переднем сиденье и обещает:
– Я буду держать вас в курсе нашей жизни.
Нина фотографирует Боба на телефон, Гримальди машет ей рукой и уезжает, она еще несколько секунд стоит на месте, чувствуя запахи бензина и мокрой собачьей шерсти, потом возвращается в кабинет и размещает на сайте снимок счастливчика. Подпись БОБ УСЫНОВЛЕН украшена сердечком.
10 ноября 1989
Они в четвертом. Первое занятие дня. Та же конфигурация, что в классе мсье Пи. Нина сидит рядом с Этьеном, Адриен – сзади, смотрит на ее затылок. Она постриглась и теперь чуть-чуть напоминает мальчишку. Адриену не слишком нравится ее новый стиль. Нина начала подводить глаза карандашом, но делает это неумело – взгляд кажется слишком мрачным. Этьен сказал: «Уродство какое-то…» Она ответила: «Что с тебя взять, ты же не рокер…»
Преподаватель немецкого мсье Шнейдер входит в класс, и по его взъерошенному виду мгновенно становится ясно: произошло нечто невероятное. Все умолкают и устремляют взгляды на Шнейдера. Он человек сдержанный, даже робкий, его голова «утоплена» в плечи, как будто по макушке ударили кувалдой. У него тихий голос, которым он больше двадцати лет терзает слух учеников. Странно, но у мсье Шнейдера рюкзак за плечами. Он что, пришел проститься перед отъездом?
– Eins, zwei, drei, die Mutter ist in
