этого есть.
Гест слушал как завороженный. Он давно понял, что Якут не только не прост, а очень и очень не прост. Но – «про американцев читал», «скоро у нас всех в рамки загонят»? Это был уже какой-то другой, совсем неожиданный уровень…
Якут усмехнулся:
– Челюсть подбери. Разболтался я что-то. Не обращай внимания. Значит, говоришь, трубы в подвале кто-то специально развинтил.
– Петрович сказал, что похоже. Или, может, ребятня мелкая баловалась.
– Да ладно, ребятня! На фига им? И хватит ли у ребятни на это силенок?
– Вот и мне кажется, что тут без того хмыря не обошлось. Который допытывался, кто мы такие, а как про тебя услыхал, сразу сник. Очень уж он злорадно ухмылялся. Как его, Бонд. Вроде так он сказал. Почему, кстати, Бонд?
– Погоняло у него такое. Типа крутой.
– А он… не крутой?
– Да так, серединка на половинку. – Якут усмехнулся. – Ты ж сам видишь, какой… Если трубы именно он развинтил. Ну дурь какая-то, ей-богу. Он же не из-за тебя диверсию устроил, он про тебя и не знал ничего. Выходит, решил жильцам веселую жизнь устроить. Типа жить невозможно, валите отсюда, пока все не рухнуло. Глупость, и ничего больше. Не, ну положил ты глаз на этот домик, разве так делают? Ладно бы пригрозил жильцам…
– Он, говорят, грозил.
– А, брось! Когда реально грозят, народишко бегом кидается манатки собирать. А он что? Думал, жильцы как крысы с тонущего корабля разбегутся? Ясно ведь, что с затопленным подвалом люди сто лет там еще жить будут. То есть просто нагадить хотел, получается. Гниловатый, в общем, типчик.
– Ну, может, думал, что подействует?
– Чтоб подействовало, надо было в подвал отравы какой-нибудь насыпать. Ну или парочку пожаров устроить. Маленьких, не для урону, а чтоб всем все ясно стало. Думал… Разве тот, кто думает, так делает? Не, он просто нагадить хотел. И главное-то! Прежде чем домик под себя отжимать, надо у людей поспрашивать! Может, домик-то вовсе не ничейный, может, он при ком-то. Пришел бы ко мне, как приличный пацан, мне что, жалко? Да бери. А тебе мы че-нить другое приискали бы. Чего ты, кстати, сам-то в этот подвал вцепился? Других не нашлось?
– Ну, во-первых, не подвал, а полуподвал. А главное, там же библиотека раньше была. Люди привыкли. И с чиновной братией легче. Им тоже приятно в отчетах написать про восстановление культуры.
– А! – Якут опрокинул в себя остававшийся в стакане виски, зажевал кусочком сыра. – С этими гавриками вообще договориться не вопрос. Им сверху позвонят, они тебе любое помещение на блюдечке с голубой каемочкой вынесут.
– И ты… можешь сделать так, чтобы… позвонили?
– Обижаешь, химик! Много бы я… наработал, если бы нужный звонок не мог организовать? Чего глупости спрашиваешь? Тебе же обеспечили режим благоприятствования, ты ж не думал, что оно само. Но в чем-то ты прав. Так, на старом месте, все гораздо проще. Ума не приложу, чего Бонд в этом домишке нашел привлекательного. Разве что народец там весь пожилой, думал небось с такими проще. Да это на самом деле тоже не проблема. На любой народец можно управу найти. Хотя со старичками-то как раз еще и сложнее бывает, они ж там блокадники через одного, рука не поднимется их по-настоящему прессовать. У меня бы точно не поднялась. Если ему место именно это нужно, так нашли бы что-нибудь подходящее. Но он ведь даже не подумал ко мне прийти! Не по понятиям, короче. Мутный человечишко. Джеймс Бонд, блин!
Еще немного выпив, Якут вдруг спросил:
– Кстати, о блокадниках. Я давно узнать хотел, ты только не обижайся, че у тебя за фамилия такая дикая, химик?
– Почему дикая? Немецкая.
– Вот и я так подумал… Отец из пленных, что ли? Фашист? Не, я понимаю, что сын за отца не отвечает, но ты мне все-таки честно скажи. У меня, знаешь, папаня на Невском пятачке, считай, жизнь положил. Весь искромсанный вернулся, по госпиталям сколько лет скитался, подлатали, но так, знаешь… Мамка моя его подобрала – девчонка совсем, он ей в отцы годился, а она, вишь, влюбилась. Мужиков-то после войны недобор был, но она и вправду влюбилась. Ухаживала за ним всячески, так что он после войны еще довольно долго прожил, не медицине благодаря, а мамане. Помер, когда я от горшка два вершка был, я его и не помню, только по ее рассказам. Она красивая была, но больше-то уж ни с кем никогда… Любила, видать, сильно… А твой папаша, значит, с той стороны воевал? Или дед, может?
– Моему отцу во время войны было четыре года. Его из Питера по Дороге жизни вывезли, – сухо, как о ком-то постороннем, сообщил Гест.
– Так ты местный, значит? – недоверчиво покачал головой Якут.
– Такой местный, что местнее некуда. Фамилия немецкая! Знаешь, сколько Екатерина Великая немцев в Россию притащила? А до нее? Мои предки, если хочешь знать, еще при Петре Первом тут обосновались.
– Петр – это который Медный всадник?
– Точно. – Раздражение Геста погасло так же внезапно, как и вспыхнуло.
– Вот оно что… А разве их, немцев, всех в войну не выслали? Вроде ж высылали – вдруг шпионы. В Казахстан, что ли, их отправляли.
– Высылали, – подтвердил Гест. – Но не всех. Дед мой на фронт рвался, не отпустили его, он врач был, на «скорой» работал. По восемнадцать часов, а то и сутками напролет, поспит часок на диванчике в углу и опять работать. Там и умер, возле диспетчерской. До кушетки два шага не дошел, упал и умер. Жена, ну то есть бабка моя, медсестрой там же, на «скорой» была, их экипаж под бомбежку попал, всех одним махом… Сестра ее капельдинером в Мариинке служила, ее на окопах, ну, знаешь, тогда всех таких возили укрепления строить, ее еще в первую осень осколком убило. Отца бабка его, деда моего мать, вырастила. Ему восемнадцать стукнуло, только в институт поступил, когда она умерла.
– Местный, значит… – тихо повторил Якут.
* * *
– Вы правила прочитали? Какой именно пункт вам непонятен? – Галя улыбалась дружелюбно и терпеливо.
– Ну… если с книжкой что-то случится… – Мявшегося у стойки парня легко можно было представить на футбольных трибунах или даже у пивного ларька. Здесь его бритая голова, бугрящиеся под легкой рубахой плечи и крупные ладони с въевшейся грязью (хотя руки он явно пытался отмыть) смотрелись чужеродно. Впрочем, таких – неподходящих – посетителей было большинство. Самая читающая страна по-прежнему оставалась самой читающей.
– В случае утери или серьезных повреждений залог не возвращается. – Галина
