Семь верст до небес - Александр Васильевич Афанасьев

вы не верите, что умрете? И я не верю. А в атомную войну? Всерьез? И я — нет! Это — не по нашей психике. Это — больше нас. Головки у нас слишком маленькие, чтоб это постигнуть. А кто постиг — того уж нет… И далеко не все умирают от старости. Ясно? Так что лучше оставьте свои страшные сны при себе. Для внутреннего, так сказать, пользования. И действуйте, как… — Он замолчал. И внезапно засмеялся. — А поступайте как хотите! Ведь это ни-чего-шеньки изменить не сможет!

Павел Сергеевич застегнул портфель, надел шляпу и, смущенно улыбнувшись, молча вышел. А потом все надолго затихло.

— Дьявол, — сказал я, качая в темноте головой. — Черт… Настоящий черт… с рожками и в галстуке на резинке.

Я вышел на свет. Алексей сидел на корточках и втирал в виски нашатырь. Запах резко ударил в мои ноздри, вызывая тошноту.

— Я, кажется, с ума схожу, — сообщил Тарлыков мельком.

— Не надо, — попросил я.

— Да я и сам знаю, что не надо, — вздохнул Тарлыков. — Да ведь ты же все слышал?.. Ну? А я еще сомневался, будто я его придумываю… Я же ведь о нем это написал… Андрей!

Он поднялся, достал из стола рукопись.

— Вот, — сказал Тарлыков. И лицо его мученически сморщилось. — Тут. Все. Прочитай. Тогда поймешь многое.

Я замялся, не зная, брать или уже не стоит? Алексей это понял по-своему.

— Не бойся! — сказал он тихим голосом. — Читай… Тебе я еще… доверяю.

Из документов, составленных или найденных впоследствии:

Конечно, сны вещь впечатляющая, но при всем уважении к потусторонней действительности я бы на месте Алексея Ивановича думал побольше и о том, как выкрутиться из положения, в какое мы попали по эту сторону… А положение, надо сказать, усложняется с каждым часом. Прежде всего, моя юмореска не достигла ожидаемого эффекта; более того, эффект был обратным. Уж не знаю, и как это случилось, с моей стороны, я уверен, не было допущено ни малейшего… И меня в чем бы то ни было заподозрить может разве… Ну не будем, впрочем, вдаваться в ненужные подробности, перейдем к делу. А дело было так. Наутро Валерий Иванович действительно развернул газету и нашел, по его словам, лишнее подтверждение тому, что редактора ни под каким предлогом и никогда нельзя отпускать…

— Провокация! — твердо сказал Валерий Иванович, едва я, по его звонку, переступил порог. — Ты понимаешь это, понимаешь?..

Ну, я не буду пересказывать все, что услышал в свой адрес: Валерий Иванович любит заковыристые слова типа «провокация». Важно другое: Хицко не выдвигал решительных формулировок относительно меня. (А впрочем, что он выдвинет? Все старо в этом мире, как сам мир…) И второй пункт: он очень дотошно интересовался Алексеем Ивановичем. Как, почему, кто родители, нет ли судимых, откуда пошел слух… Многие подробности я, разумеется, не знал. Но по последнему пункту, кажется, сумел его переубедить… Я разливался соловьем! Ведь совершенно ерундовый случай, кто бы знал, зачем же придавать такое значение… Чисто медицинский казус — и не больше. Психотерапия, так сказать. Что? Не знаете? Ну, вот: хотел психологически воздействовать… Резко. Клин клином. А получился непредсказуемый результат… Но кто мог предполагать, что Анисья Лукьяновна примется после этого рассказывать с утроенной энергией? Да еще и ссылаясь на авторитетное мнение яшкинского директора! Кто мог такое вообразить даже?!

И Валерий Иванович отпустил меня с миром. Но на этом, однако, неприятности не кончились. Только я из райкома — и чуть не нос к носу: Авдеев. С ним старичок давешний, с руками-кувалдами…

Коля дурачок, конечно, но свое дело знает крепко: нюх у него, какого поискать.

— Знаешь, это кто? — для начала кивнул Коля на старичка.

— Кто? — растерялся я.

— Да это ж знаменитый бандит Пашка Палач! А в войну он был правой рукой у Прохожева!

И дальше Коля рассказал, что никаких документов, подтверждающих, будто Прохожев оговаривал людей в известные годы, а потом браконьерствовал, брал взятки и шантажировал, нет и быть не может. Оказывается, Павел Сергеевич кристальной честности человек. И на каждый случай у него имеется справка.

Выясняется, что и увозили Павла Сергеевича с вечера воспоминаний не на служебной машине, а на «Скорой помощи». Диагноз: предынфарктное состояние. Ого-го! «Да какой там инфаркт?! — перебил я Колю. — Я же Прохожева на следующий день видал: здоров, аки бык…» Коля не стал меня слушать… Коля отвел меня еще дальше и сказал: «Старик? Ты ослеп? Не понимаешь? Шью-ют! А когда шьют — что важнее, как было или как документ свидетельствует?»

И последнее, чем меня Коля вообще пригвоздил: изо всех мест идут известия, что юмореску мою восприняли в буквальном смысле… То есть извращенно! То есть поняли чуть ли не как