class="p1">Я уже знала, но все равно подвинулась к нему и подпихнула плечом его плечо.
– Проснись.
Он лежал, плотно зажмурив глаза, как будто вел обратный отсчет на игру в прятки, только весь в крови – на шее, на губах, в ушах.
– Проснись!
Я не могла даже вздохнуть полной грудью. Я попыталась сдвинуться, но мои ноги придавило ногой упавшего следом за мной – подростка, которому оторвало затылок. От веса его тела стало только хуже. В полной уверенности, что я задыхаюсь, я неистово брыкалась, пытаясь стряхнуть его. Руки у меня все еще были связаны проволокой, поэтому села я с трудом. Затем, карабкаясь по мертвым, как по стремянке, вылезла из ямы.
Потом я выпуталась из проволоки – одно запястье вытащила рывком, а следом размотала стальную колючку и освободила второе. На проволоке остались обрывки кожи. Кровь лесенкой стекала к кончикам пальцев. Мы не так уж далеко забрались в лес, и по отпечаткам сапог я выбралась на дорогу. Срубленное дерево солдаты так и оставили лежать поперек полосы, а мешки с песком забрали с собой. Наши машины они подожгли. Я увидела обугленный остов, в котором узнавалась наша машина, – как громадный указатель, и решила, что пойду, куда мы изначально ехали, в сторону дома.
Мне казалось, важно было не останавливаться, но от шока ноги у меня задеревенели, а дорога впереди то и дело расплывалась перед глазами. Передвигалась я мучительно медленно. Ночь сменилась рассветом, но я ничего не замечала, пока окончательно не рассвело и меня, словно лунатика, не разбудил солнечный свет. Тени уже отступали, когда я в сиянии наступившего утра дошла до окраин какой-то деревни.
Я проснулась на рассвете и застала кобальтовое небо. Уходить еще рано, но заснуть уже никак не выйдет. Брайана будить мне не хотелось, и я минуту-другую усилием воли лежала без движения, пытаясь дышать в такт тому, как вздымалась его грудь, но сознание уже подстегнуло пульс, и я еле сдерживалась, чтобы не ворочаться. Я выскользнула из постели, и Брайан глубоко, будто вот-вот очнется, вздохнул, но не проснулся.
Я вернулась в общежитие переодеться и старательно пригладила вихор с правой стороны, который с редкостным упорством вылезал накануне любой важной встречи. На улице мороз обжег мне горло, но я все равно пошла пешком, лишь бы убить время. На улицах была слякоть из ошметков, оставшихся после проехавших ночью снегоуборочных машин, и, скользя в кроссовках по проспектам, я направилась в центр. Кое-кто из предпринимателей уже сдвигал решетки на витринах в преддверии нового дня, но вообще в городе было пустынно и тихо, а кругом – никого, насколько это в принципе бывает на Манхэттене. По пути подолгу не встречалось ни души.
Вестибюль здания ООН выглядел совсем не так, как я себе представляла. Я уже три года училась в Нью-Йоркском университете, но умудрялась обходить стороной этот комплекс на Ист-Ривер. Сейчас, стоя внутри в очереди к металлоискателю, я испытывала странную смесь предвкушения и разочарования. С годами я утратила веру в ООН – их интервенции в мою страну и по всему земному шару в лучшем случае отдавали прохладцей, – но думала, что уж здание-то будет повнушительней, в бахвальном убранстве. Отчасти так и было: десятиметровые потолки подавляли своей громоздкостью, а галерейки из стекла и бетона, по-модернистски изогнувшиеся плавной волной по стенам вестибюля, намекали на прогрессивизм. В остальном же интерьер был ничем не примечателен. Шахматный узор на мраморном полу перекрывали полосы заляпанного ковролина. Камеры слежения расставили как будто напоказ, и я была уверена, что это фальшивки, а продвинутая техника расположена в более потаенных местах.
Женщина, которая меня сюда пригласила, позвонила на рождественских каникулах. Выследить меня оказалось нетрудно; когда мы с ней только встретились, я еще не уходила от ответов на вопросы, куда и к кому направляюсь. Она рассказала, что после участия в югославской миротворческой миссии она вернулась в Нью-Йорк и, прорвавшись сквозь засилье бюрократии, выбилась в координаторы. И теперь работает над новым проектом – собирает комитет с упором на защиту прав человека. Сказала мне, что я ей нужна. Я ответила, что учусь в местном университете, на что она ответила: «Невероятно», – и меня это задело, хоть я и понимала, что в чем-то она права. Затем я радостно прощебетала что-то в духе: «В пятницу было бы идеально. Даже занятий пропускать не придется!» – ее такой ответ порадовал, а я пожалела об этом, не успев еще трубку повесить.
Пришла я слишком рано и в ожидании присела на скамейку. Я посматривала на мужчин в костюмах, гадая, был ли кто-нибудь из них в переговорной или на месте событий в мою войну. Та женщина, мисс Стэнфелд, была ко мне неизменно добра, и мне стало стыдно за издевки, крутившиеся у меня в голове, пока я высматривала ее в вестибюле. Наконец краешком глаза я ее заметила: в костюме, на высоких каблуках, с выпрямленными и убранными в пучок волосами. Последний раз я ее видела в берцах и бронежилете, со спутанной копной волнистых волос под каской. Только лицо осталось все то же. Тут я сообразила, что моя собственная внешность претерпела более кардинальные метаморфозы – с тех пор я выросла сантиметров на сорок, – поэтому я встала и пошла было ей навстречу. Но не успела я подать знак, как она сама меня окликнула.
– Ана Юрич?
Давно я не слышала этой фамилии.
– Мисс Стэнфелд, – я протянула руку раньше, чем нужно, и она повисла в воздухе.
– Можно просто Шэрон.
– Как вы меня узнали?
– По глазам.
На мгновение она как будто заколебалась, стоит ли продолжать.
– Ну и обувь тут такую редко увидишь.
Я мельком глянула на высокие кеды, которые натянула в последний момент в сонливом приступе неповиновения.
Минуя вестибюль, я вслед за Шэрон свернула в какой-то коридор. Она извинилась и отошла в туалет, а я пошла оглядеться. Я заглядывала в конференц-залы, затянутые плотными шторами и украшенные картинами религиозного содержания, не имевшими при близком рассмотрении ничего общего с настоящей религией – сплошь орлы с нашей планетой в сияющем ореоле на месте распятий.
Дальше по коридору я заметила вычурные деревянные двери, на табличке рядом с которыми значилось «Кабинет Совета Безопасности». Я представила, как десять лет назад по ту их сторону собрались делегаты, чтобы подсчитать число убитых в лице моих родителей и друзей и сойтись на том, что приличия ради надо принять какие-то меры,
