ты не… – Отец Артур подумал, кашлянул и спросил: – А где именно ты читала Библию?
– В школе.
– В школе, – повторил он. – Ясно.
– Ну, вернее, нам ее читали. В воскресной школе. Нас забирали из церкви, рассаживали на ковре и читали.
– А читали все время Библию или, может, иногда что-то другое?
– Что, например?
– Ну не знаю. – Он погладил подбородок. – Сказки там или детские книжки?
– Не-а, читали только из Библии. С золотым обрезом.
– Ага.
Вид у отца Артура был скептический.
– Итак, прощение, – сказала я, намекая, что пора вернуться к теме.
– Пожалуй, не соглашусь, что месть, как ты выразилась, удовлетворяет больше, чем прощение, – продолжил отец Артур. – И кстати, я искренне надеюсь, что этой беседой ты не рассчитываешь мне каким-то образом отомстить. Короче говоря, в запале, может, и кажется, будто только месть способна утолить твой гнев, но пройдет время, и ты скорей всего поймешь, что, простив, принес самому себе наибольшую пользу и поступил самым достойным образом.
– А если, – сказала я задумчиво, – мне некогда будет оглянуться на свои прошлые поступки, нет у меня времени – ни месяцев, ни лет? Я, может, не доживу до того дня, когда пойму, что, простив, поступила достойно. Я существую в короткой перспективе, так не должна ли получать удовольствие от чего только можно?
– Под удовольствием ты подразумеваешь месть?
– Ну да, отчасти.
– Можно спросить, Ленни, о ком ты раздумываешь – простить или нет? Знаю, что не обо мне.
– Знаете?
– Да.
– Откуда вы знаете, что я вас простила?
– Ты вернулась, – улыбнулся он, обводя рукой пустую часовню.
Ничего тут кардинально не изменилось: все тот же ковер в пятнах, в углу электронное пианино, накрытое бежевой тканью, мерцающие свечи на алтаре и доска объявлений, где кнопок больше, чем самих объявлений. Может, я как эта доска. Кнопок больше, чем сообщений. Ячеек для контактов в телефоне больше, чем друзей. И в теле моем больше возможностей, чем мне суждено увидеть. Жажды мести больше, чем прощения.
– Так кого ты хочешь простить?
– Я предпочла бы о ней не говорить. Много лет ее не видела.
– Конечно, – согласился отец Артур, хотя, по-моему, ему стало любопытно. – Чем еще развлекаешься, кроме раздумий о прощении?
– Подружилась кое с кем.
– Чудесно!
Отец Артур сказал это без зависти. И я поняла, что он заслуживает моего прощения. Он достоин Нового Завета Ленни.
– Она вам понравится. Она… – помолчав, я хорошенько всмотрелась в его лицо, – примерно ваших лет.
Он рассмеялся.
– Воздержусь от ответа, пока не познакомлюсь с…
– Марго.
– Марго.
И я рассказала ему о Временной Сотруднице, о художественной студии, Розовой комнате, о Марго и нашем намерении оставить что-то после себя, пока мы еще не умерли.
– Одна проблема: вдруг мы умрем, не успев закончить?
Отец Артур постучал пальцем по носу:
– А вдруг нет?
Я поняла, что он хочет сказать: может, мы и дойдем до ста. А если обе отбросим коньки раньше, тут уж все равно ничего не поделаешь.
– Я переговорю, если надо, – он указал на потолок.
– С отделом кадров?
– Я имел в виду Бога.
Я вдохнула запах часовни – грустную сладость увядавших на алтаре цветов, затхлость ковра, пыль на скамьях.
– Отец Артур?
– Что, Ленни?
– Вы скучали по мне?
– Да, Ленни. Очень.
Кромдейл-стрит, Глазго, 1946 год
Марго Макрей 15 лет
Среди ночи в наше окно влетела граната. Разбив стекло, приземлилась у кровати родителей. Отец пробудился вмиг. Сработала окопная мышечная память – он подскочил. Стал шарить в постели, пытаясь найти, ухватить гранату, но ничего не видел – уж очень было темно.
– Хелен! – кричал он. – Граната! Здесь граната!
Но мама не двигалась.
Он знал, что чека выдернута, время пошло, и помнил, какой жуткий вскоре должен раздаться звук, помнил, как выглядят разбросанные по земле руки-ноги, которые даже забрать некому, и обгорелые лица, и вытекшие глаза. У него было лишь несколько секунд до вспышки.
Он сдернул себя с кровати и бросился на гранату, чтобы своим телом сдержать взрыв. Защитить спящую жену и дочь в соседней комнате от огненного шквала.
А потом все осветилось.
Вновь задышав, он обнаружил, что сидит на полу в спальне, прижавшись спиной к комоду, весь в поту и держит в руках мамин тапочек.
Я услышала крики и грохот, побежала в родительскую спальню и, глядя с порога в полной тишине за мамой, наблюдавшей за отцом, гадала, знают ли они, как его вылечить.
Ленни и прощение
Часть II
Марго приготовилась слушать мою историю. Перед ней лежал нечеткий карандашный набросок, над которым она работала, пока я рисовала свой эскиз и думала, каким языком эту историю рассказать. Ведь разворачивалась она в основном на шведском, и мне хотелось непременно подобрать верные слова.
Марго была в джемпере грязновато-лилового цвета. С виду теплом, но при этом колючем. Хотелось надеть его и в то же время никогда к нему не прикасаться.
Рисунок мой вышел не очень убедительным, но последнюю тарелку на кривом столе я все же дорисовала. В жизни кривым он не был, этот массивный стол из темного полированного дерева, не прямоугольный и не овальный, а какой-то промежуточной формы.
Я заговорила, и Марго вся обратилась в слух. Мне это понравилось. Она сложила руки, переплела пальцы и не сводила с меня ярко-голубых глаз.
Эребру, Швеция, 2002 год, 2.42
Ленни Петтерсон пять лет
Я проснулась среди ночи от жуткого грохота. Похоже, все миски и кастрюли, стоявшие в беспорядке в кухонном шкафу, разом вывалились на пол, но мне, пятилетнему ребенку, померещилось нечто ужасное. Взорвалась бомба. Автомобиль врезался в дом. Незнакомец разбил окно и лезет внутрь, чтобы угостить меня конфетой и позвать к себе в фургон (о таких незнакомцах нам недавно рассказывали в школе).
Потом послышался звон, скрежет и глухие удары.
В кино и книгах с любопытными детьми обычно ничего хорошего не происходит. Но я и не думала оставаться в постели. С верхней площадки лестницы я увидела, что где-то там горит свет. Звон прекратился, но теперь послышалось нечто другое. Шипение. И стук ножа.
Пока я, не спеша спускаться, прислушивалась, солоноватый запах бекона поднялся вверх по лестнице мне навстречу. А потом и другой, покислей – запах лука и апельсинов. Присев на верхнюю ступеньку, я услышала, как выстрелил тостер, а потом кто-то опять стал скрести. Скреб и скреб.
Я попытала представить этого человека внизу. Мужчину в темной одежде, о котором рассказывали на собрании. Он подойдет к
