попасть куда угодно, не объясняя ничего по внутренней связи. Просто заходили в нужную палату, и всё. Надо бы не забыть и попробовать себе раздобыть такой. Пол дружелюбно махнул рукой сидевшей за сестринским столом служительнице, не получил ответа, и мы, не останавливаясь, свернули к нише с кроватями за ее спиной.
– Нет, – пробормотала я, ни к кому не обращаясь, готовясь выдержать удар, если Марго вдруг не окажется.
Но она никуда не делась, сидела и набрасывала что-то шариковой ручкой на оборотной стороне страницы, вырванной из книжки с кроссвордами. Марго рисовала дверь. Я уселась рядом и стала ждать.
Кромдейл-стрит, Глазго, 1949 год
Марго Макрей 18 лет
Стройный молодой человек из поезда, предложивший мне любовь, будто леденцы от кашля, выглядел намного старше своих лет. Ему было всего двадцать, а не двадцать пять или двадцать шесть, как мне с первого взгляда показалось. Может, из-за костюма. Он тогда ехал на собеседование – устраиваться учеником на столичный стекольный завод.
Мне всегда казалось, что мужчина, которого я однажды встречу, будет немного грубоват – возникало такое смутное подозрение, а он оказался совсем другим. Спокойным. Вдумчивым. Внимательным. Тогда, в поезде, я рассказала ему, как сокрушается моя нелюбимая бабушка, что ни один юноша еще не дарил мне цветов. Он запомнил, на наше первое свидание явился с бутоньеркой и повязал розовый букетик, обернутый лентой, мне на запястье.
Мы гуляли по парку Глазго-Грин, шли рядом, но друг к другу не прикасались. Когда оказались у арки Мак-Леннана, он сказал, что мама всегда говорила им с братом Томасом загадывать желание, проходя под этой аркой. Мы прошли под ней, загадали желания, и я подумала: интересно, совпали они? Вероятно, да, потому что на следующей неделе он позвонил и пригласил меня на ужин в субботу. Сказал, заедет за мной в восемь.
Глядя в зеркало на дверце шкафа, над которым была пришпилена необходимая мне, похоже, шпаргалка с темами для разговора – “Книги, музыка, Рождество”, – я старательно красила губы маминой бордовой помадой.
Мама топталась на пороге комнаты, наблюдая за мной.
– Может, пиджак возьмешь? – спросила она. – Холодно.
Я промокнула губы салфеткой, как делала моя нелюбимая бабушка, и помотала головой.
– Может, мне надо познакомиться с его родителями? – продолжала мама. – Пригласить их на чай? С тобой все будет хорошо? Идешь с ним одна…
– Ма, хватит!
Своей тревогой она возбудила тревогу во мне, и, открывая входную дверь, я уже тряслась.
На пороге стоял Джонни, но какой-то не такой. Улыбался странновато. Ботинки у него были грязные, а на рубашке – большое чернильное пятно.
Я понимала, что мама смотрит на него и оценивает. И сама делала то же самое, чувствуя себя отчего-то как во сне. За его спиной по дорожке к дому бежал еще один Джонни.
– Марго! – Он едва дышал. – Прости.
Парень, стоявший на пороге, осклабился – вроде Джонни, но не Джонни. Их неточное сходство пугало. Глаза у обоих были одинаковые, носы одинаковые и волосы, вот только улыбался парень в дверях как-то криво.
– Мой брат Томас, – сказал Джонни и, нагнав брата на крыльце, крепко ударил его кулаком в предплечье. Мама ахнула, но Томас только гоготнул. Теперь они с Джонни стояли рядом, и я видела, что Джонни выше сантиметров на тридцать, а то и больше.
– Прости ради бога, – продолжил Джонни, – я сказал Томасу, что зайду за тобой, и он решил шутки ради явиться сюда первым.
Поймав мамин взгляд, Джонни улыбнулся, но промолчал, и она тоже.
– Приятно познакомиться, – Томас протянул мне руку, по-прежнему сияя улыбкой. – Ты очень хорошенькая.
– Убирайся! – прошипел Джонни и хотел уже стукнуть Томаса по голове, но тот увернулся и побежал, сунув руки в карманы и посмеиваясь, прочь от дома.
– Простите, – повторил Джонни.
А затем, прямо при маме, стоявшей позади нас в прихожей, наклонился и поцеловал меня. Коротко, но я ощутила незнакомое прикосновение его теплых губ к моим губам и вкус того, что Джонни, похоже, выпил для храбрости.
– Идем? – спросил он. Я кивнула, поскольку лишилась дара речи. Джонни взял меня за руку, и я, закрывая за собой дверь, даже не взглянула на маму – так была смущена.
– У твоих родителей была свадьба? – спросила Марго.
– Да, и я присутствовала на ней – в утробе.
– А… где они теперь?
– Хотите мармеладных червячков?
– Что, прости?
– Мне Новенькая Медсестра купила в сувенирном магазине.
Я протянула ей пакетик, но Марго покачала головой.
– У меня от них вставные зубы повылетают.
Она рассмеялась и, дорисовав парочку бликов на золотом обручальном кольце, спросила, хочу ли я послушать еще одну историю.
Кромдейл-стрит, Глазго, февраль 1951 года
Марго Макрей 20 лет
– Марго выходит замуж.
Мама прошептала эти слова самой себе. Мы сидели за кухонным столом – я и Джонни с одной стороны, она с другой. Сквозь слезы она сказала нам, что счастлива. Сказала, что у нас так много, так много всего впереди.
Мама поставила перед нами блюдо с печеньями, разложенными полукругом. И пока мы грызли их всухомятку, попросила Джонни пригласить его мать к нам на чай, чтобы познакомиться. Потом спросила, может ли его брат Томми стать шафером и какую церковь предпочла бы его семья. Спросила, хотим мы свадьбу летом или осенью и нужно ли ей будет приготовить сэндвичи для гостей.
Джонни ответил на все вопросы как мог, а потом мама предложила мне свадебное платье своей мамы. Его надо почистить, наверное, но оно мне прекрасно подойдет. Я согласилась бы выходить замуж в бумажном мешке, лишь бы она улыбнулась.
– Могу сшить тебе кружевные перчатки.
Мама взяла мою руку в свою. Я и забыла, каково это – держать ее за руку. Как нежна ее кожа, как прохладно прикосновение.
Изогнув лежавшую у меня в руке руку, мама погладила пальцем золотой ободок моего обручального кольца. Кольца с квадратным изумрудиком. Так непривычно было носить его.
– Прелестное колечко! – сказала мама.
Взглянув на свою руку, я попробовала представить на ней другое кольцо. Неснимаемое.
– Это мамино, – объяснил Джонни. Потом, как будто допустив ошибку, поправился: – Было мамино, я хотел сказать. Теперь оно принадлежит Марго.
– Какой щедрый подарок сделала Марго твоя мама!
Джонни улыбнулся мне. Дыхание порой перехватывало от мысли, что однажды, и скоро уже, этот молодой человек увидит меня без одежды.
– Что ж, выпьем чаю?
Мама взяла заварочный чайник и, благополучно установив сообщение между ним и лучшими своими фарфоровыми чашками, налила нам чаю. Мама выставляла их на
