какая-то глубокая задумчивость и забота проглядывали на ее лице. Она значительно постарела. Не решаясь ни о чем спрашивать Масловского, она с беспокойством смотрела на него, точно не знала, с чего начать.
Заметив ее смущение, Ксаверий сам заговорил о том, чего боялась Пепита:
— Я видел кавалера де Симониса на его новой должности, в день моего отъезда; говорить с ним мне не удалось, а он, в свою очередь, не хотел.
Пепита подошла ближе.
— Где же вы с ним встретились и что он делает? Не дал ли он вам какого поручения?
Масловский молча вынул кусок хлеба и, держа его в руке, объяснил, что этот кусок хлеба он поручил передать барону Шперкену.
Пепита протянула руку, чтобы взять хлеб, но Ксаверий сказал, что должен лично передать барону.
— Так пойдемте к нему! — воскликнула Пепита. — Пойдемте! В комнате генерала сидела графиня Брюль.
Увидев исхудавшего и измученного Масловского, она засыпала его вопросами, на которые он отвечал.
Слушая Масловского, графиня плакала; но причиною ее слез было не сострадание, а бессильный гнев. Лицо ее пылало огнем, и глаза горели.
В это время Шперкен разрезал в другой комнате переданный ему хлеб и нашел в нем шифрованную записку, над разбором которой сосредоточился. Графиня Брюль отправилась к нему, а Масловский остался с Пепитой; вопросам не было конца; слушая его, она вытирала платком текшие по лицу слезы.
— Вы останетесь с нами? — спросила он.
— Нет, — ответил Масловский, — я здесь буду бесполезен, между тем как дома старик-отец, наверное, соскучился по мне, узнав о войне. Зачем я вам здесь?
Баронесса взглянула на него.
— Если б даже вы нам и не были нужны, то поверьте, одно ваше присутствие приятно для нас. Чувствовать возле себя честного и благородного человека, это большое счастье. Такими, как вы, мы здесь не избалованы. К сожалению, мы уже испытали, что значит сила, счастье и злая судьба. Нас постепенно все оставляют, и мы остаемся одни: люди готовы преклоняться не только восходящей луне, но даже занимающемуся зареву пожара.
Посмотрев в окно и помолчав немного, она снова обратилась к Масловскому:
— Скажите мне… как выглядит Симонис? При каких обстоятельствах и где вы с ним встретились?..
Пепита вдруг покраснела, а затем прибавила:
— Не осуждайте меня: я не потому расспрашиваю о нем, что питаю к нему большую симпатию, чем к другим, а просто потому, что я искренна и смела и спрашиваю без всякой задней мысли: иначе бы я откровенно призналась. Говорю это потому, что я была причиной того, что он бросился в эту львиную пасть… Виновата, — поправилась она, — в эту волчью пасть. Он это сделал ради меня. Вы знаете, в каком он положении, и я обязана, по крайней мере, хоть вспомнить о нем.
Масловский слушал ее; голос ее дрожал, но в этом дрожании чувствовалась скорее забота или голос совести, чем чувство. Он рассказал ей о своей встрече с Симонисом, не упустив ни малейшей подробности, и о той предосторожности, которой он окружал себя, находясь даже наедине с ним.
Слушая его, Пепита в отчаянии ломала руки.
— Ах, несчастная судьба заставляет нас, женщин, даже меня, вмешиваться в такие дела, последствием которых являются ежеминутные слезы и даже кровь.
Она взглянула на двери, ведущие в соседнюю комнату, где находилась графиня Брюль.
— Я не удивляюсь графине: ее это может потешать; но меня, меня!.. Пользоваться услугами людей, к которым чувствуешь презрение, делать то, от чего цепенеет женское сердце и стынет кровь!..
При этом она опустила глаза.
— Надеюсь, что вы не причисляете Симониса к числу тех людей, к которым имеете отвращение?
— К нему я не питаю ни отвращения, ни симпатии, — искренно ответила она, — но я связана с ним… Но чем все это кончится! — резко воскликнула она, — и когда — один Бог знает!.. Король уезжает в Польшу, а мы, женщины, остаемся здесь с королевой.
Масловскому стало жаль бедную девушку; слезы блестели на ее глазах, и она закрыла их платком.
— Если б я чем-нибудь мог вам быть полезным, — тихо сказал он.
— Нет, я не хочу вас иметь на своей совести, — ответила баронесса. — Правда, что в этой жизни, — теперь в особенности, — я чувствую себя совершенно одинокой; сильная рука и доброе братское сердце для меня были бы очень кстати; но могу ли я требовать от вас такой жертвы и чем отплачу за нее? Я, которая ровно ничего не имеет, даже свободы располагать собой. Я не принадлежу самой себе, — прибавила она, — мне приказано пожертвовать собой ради блага королевства. Солдаты отдают свою жизнь за отечество, почему же и мне не пожертвовать своим счастьем.
Сказав последние слова, баронесса Ностиц быстро убежала, даже не взглянув на Масловского, который остался на том же месте, точно прикованный; затем он прошелся по комнате. Вскоре вышли барон Шперкен и графиня Брюль; он простился с ними.
— Вы останетесь с нами? — спросила его жена министра, имевшая страсть впутывать всех в свои интриги, чтобы иметь всегда под рукой как можно больше людей.
— Его превосходительство приказал мне вернуться в Польшу? так как в Варшаве ему нужны будут придворные, — ответил Маcловский. — Я должен повиноваться, но я еще не решил, когда уеду. Мне еще нужно отдохнуть, иначе я не перенесу такого путешествия после службы у пруссаков…
— Пока вы еще здесь, — прибавила графиня, не спуская с неге глаз, в силу которых она еще верила, — прошу вас навещать меня.
Масловский поклонился и ушел.
Так как он ничем не был занят, то прошелся по городу из любопытства. Но он почти никого не встретил, ему попадание" незнакомые лица, и город казался ему каким-то загоном. Наконец, уставший и грустный он вернулся к себе на квартиру. Последний разговор с Пепитой не выходил у него из головы, и он был недоволен собой.
— Не только отец, но я сам себя велел бы высечь, если б вздумал влюбиться в эту немецкую баронессу только из-за того, что ее глаза полны слез, и что в ее голосе звучит какая-то особенная нотка; однако эта девушка очень опасная. У меня уже прошла охота вернуться домой, а ведь утром я решился уехать!
И он ударил кулаком по столу.
— Нет, — воскликнул он, — я недостоин быть польским шляхтичем!.. Однако эти упреки, сделанные самому себе, ни к чему не привели: образ прелестной баронессы стоял перед его глазами. HИ зная, каким образом избавиться от этого
