самозакрывания двери. Особая примета наших дней. Когда все перепутано, когда все границы, и внутренние и внешние, размыты и смещены. Нет ничего основательного, определенного… Мы поднялись в бар по кованой узорчатой лестнице и, осмотревшись, заняли единственный оставшийся свободным столик рядом с входом.
В сумрачном помещении неслышно дул кондиционер. Из колонок доносился голос тоскующего Криса Айзека, исполнявшего «Голубой отель». Моя спутница поставила сумочку на стол, прошла к стойке и поздоровалась с барменом, крепким русым парнем с широким скуластым лицом. Бармен, продолжая разливать по бокалам пиво, в ответ приветливо кивнул ей и что-то сказал.
— В прошлом году я все лето проработала в этом баре, многих здесь знаю… — сказала Евгения, возвратившись к столу.
Я понимающе кивнул и протянул меню:
— Что будем заказывать?
Она пожала плечами и, не читая, положила папку на стол:
— Вино… Любое, без разницы.
Она открыла сумочку, порылась в ней и так и ничего не вынув, повесила ее на спинку стула. Я давно заметил, что женщины любят рыться в своих сумочках по разному поводу. Они таскают в них кучу всевозможных вещей и при необходимости всегда пытаются отыскать в сумочке нужный предмет. Но отчего-то чаще всего не находят.
Вскоре появилась официантка. Она зажгла в широкой стеклянной лампе свечу и, держа наготове блокнот, застыла в выжидательной позе. Я попросил принести бутылку сухого красного и большую плитку молочного шоколада.
Заказ был выполнен скоро. Мы пили вино и разговаривали. Я внимательно слушал Евгению и неприметно ее изучал. Она мне нравилась все больше и больше. И дело тут было не только в моем влечении к ней, не только в томлении. Мне было по душе, как она без намека на пафосность и манерность, просто и ясно рассказывает. Как естественно ведет себя, не стараясь изображать невесть кого. Мне импонировало понимание, которое я читал в ее умных глазах. Я видел — ей со мной интересно. Во время разговора я несколько раз подлавливал себя на мысли, что мне хочется прикоснуться пальцами к ее волосам. Я чувствовал, передо мной сидит девушка, с которой мне легко и спокойно. Я смотрел на ее тонкие красивые руки с аккуратно опиленными коралловыми ногтями, покрытыми блестящим бесцветным лаком и гадал, как она отнесется к предложению пойти ко мне в гости.
Когда вино в бокале закончилось, я, сам не зная зачем, наверное, от волнения, заказал два кофе. Расплатившись с официанткой, я открыто посмотрел на Евгению и, стараясь сохранять спокойный и ровный тон, сказал:
— Женя, мне нравится быть с тобой. С тобой мне легко и уютно… Безмятежно как-то… К сожалению, я не могу уделить много времени нашим встречам, у меня всего несколько дней… Поэтому я вынужден сократить период ухаживаний… Я предлагаю прямо сейчас поехать ко мне. У меня есть вино и фрукты, и имеется отличная коллекция музыки. А в гостиной на тумбе стоит мастодонт-телевизор…
По всей вероятности, она не ожидала услышать от меня ничего такого. Она посмотрела на меня с нескрываемым удивлением, и я увидел, как в ее серых кошачьих глазах, отражаясь, танцует пламя свечи. Несколько долгих секунд Евгения глядела на меня с улыбкой и пытливо изучала мое лицо. Она будто прочитывала мои мысли. Потом она поглядела на часы на запястье и, ничего не сказав, опять поискала в сумочке. На этот раз Евгения выудила из нее сотовый телефон. Пробежав пальцем по кнопкам, она убрала с лица упавшую прядь и, стараясь не смотреть в мою сторону, негромко сказала:
— Алло, мама, привет… Да… да… Все хорошо. Да… Не теряйте меня, я поздно буду.
Она послушала ответ, еще раз сказала в конце «хорошо», выключила телефон и убрала его назад в сумочку.
Мы быстро собрались и, оставив на столе недопитую бутылку вина, вышли из бара. На улице уже пребывали глубокие сумерки, граничившие с темнотой. После грозы воздух был напоен приятной прохладой и свежесть. Остро пахло землей и листвою. Духота на время отступила. В первую минуту, как только мы оказались снаружи, я не мог сориентироваться — не знал, в какую сторону нужно идти. Я в нерешительности остановился на крыльце особняка и принялся оглядываться. В эту секунду Евгения неслышно подошла ко мне сзади, взяла под руку и молча повела по переулку к освещенной фонарями дороге.
В такси я назвал водителю адрес и придвинулся к Жене вплотную. Она сидела так близко ко мне, что я всю дорогу чувствовал пьянящее тепло ее тела и сладкий запах духов. Я старался отвлечься от обволакивавшей меня дурманной истомы, изводившей и не дававшей покоя, разглядывал в окно улицы вечернего города и вспоминал наше знакомство…
Мы приехали быстро. Оказалось, что если добираться в машине, мой дом находится не так далеко. Водитель повернул на перекрестках два раза и неожиданно въехал во двор кирпичной шестиэтажки.
Я порылся в карманах, выудил две потрепанные купюры и, расплатившись с таксистом, выбрался из машины. Следом за мной вышла Евгения.
— Ты ему много дал, — спокойным тоном сказала она, расправляя складки на джинсах. — У нас в городе такси стоит дешевле.
— Я же не знал, — отозвался я равнодушно. — Не страшно, все равно мне возместят все расходы.
— Кто? — без интереса спросила Евгения.
— Как кто? Бухгалтер, конечно…
В подъезде нас встретил вчерашний дежурный, тот, что сидел в закутке во время моего заселения. Молодой, долговязый, похожий на Дональда Сазерленда из фильма «Двадцатый век». На мое приветствие он протяжно пропел «добрый вечер» и алчно лизнул глазами фигуру Евгении. После этого на лице у консьержа выступила кривая полуулыбка-полуухмылка. Пока мы ждали лифт, этот тип, ничуть не стесняясь, все время откровенно пялился в нашу сторону. Он разглядывал нас из-за своей загородки, продолжая гаденько улыбаться. В моей душе тут же возникла острая неприязнь к этому фату, которая стала стремительно разрастаться. Мне вдруг захотелось подойти и открыто затеять ссору, захотелось унизить и оскорбить. Я уже был совсем близок к этому шагу, но тут раскрылись двери лифта и Женя, заметившая мое опасное настроение, втащила меня внутрь кабины.
Всю дорогу я злился. Про консьержа удалось забыть только в квартире. И то не с первого раза. Когда Евгения спросила моего разрешения осмотреть комнаты и направилась вглубь коридора, я, наконец, немного остыл.
— Конечно, чувствуй себя свободно, без церемоний… — крикнул я ей вдогонку.
— Что? Я не расслышала, — ее голос донесся уже из спальни.
— Ничего, — сказал я негромко и с улыбкой добавил: — Чувствуйте себя здесь как дома, дорогая Евгения.
В кухне я первым делом вынул из шкафа бутылку «Шене» и взялся мыть фрукты.
