class="p1">Я ничего не решал – ни тогда, ни сейчас.
За меня всё решил Ваня. Второкурсник Ваня, который заявился ко мне с разговорами о гендерной идентичности.
Опять же: допустим, после наших консультаций Ваня вернулся бы домой, совершил каминг-аут перед отцом-спецназовцем, а тот бы выбил из него «голубятню» вместе с зубами и признанием в том, какая же гнида могла сказать, что это – не конец света, и не стоит переживать из-за того, кем ты – возможно, пока что только возможно, в силу возраста, – являешься.
привет, папа, как дела?
нет, не женился еще.
почему? всё жду того самого человека.
человека, папа.
Но нет, дело было не так.
– Я пошел на переподготовку. Начал учиться, времени на работу становилось всё меньше – вот я и решил сначала получить образование, а потом перейти на более высокооплачиваемую должность в соответствии со своей новой квалификацией.
– И как, много у вас здесь работы?
Он даже ничего не записывал, просто трепался, ведь в кабинете тепло, а на улице припустил мерзкий позднесентябрьский ливень, а ему еще возвращаться на работу и строчить свой отчет. Ему скучно, мне скучно – чего бы не поболтать?
Посетители здесь редкость. Настолько редкость, что коробка бумажных салфеток, купленная еще два года назад, так и стоит закрытой. Стоит упреком, символом моей бесполезности. Сначала думал распаковать ее хоть для вида, но не стал. Будет пациент – будет и салфетка, а пока знай свое место, Денис Сергеевич. Место пустое и бессмысленное, место, где выдают справки о пригодности новоприбывшим сотрудникам, этим сверхчеловекам, которые не испытывают в тебе нужды.
– Не особо. В основном справки выписываю с допуском к работе.
– А что так? У вас же бесплатная консультация, верно?
Верно, но дураков ходить ко мне нет. Поначалу я думал – дело в достатке, ведь сюда поступают в том числе дети из таких семей, которым не нужен бесплатный психолог. Но что-то не сходилось: бюджетников-то – больше половины! Да какие бюджетники и платники здесь какие! Олимпиадники, медалисты, отличники – ребята, привыкшие быть лучшими из лучших. Такое место, как Академия, не может не ломать детей через колено.
Прошел месяц, два, три. Зарплата приходила исправно. В кабинет не приходил никто.
У меня складывалось впечатление, что платят мне лишь за выписывание справок, причем платят непропорционально затрачиваемым усилиям. Появились деньги на аренду кабинета, так что вечерами получалось вести частный прием. Работы стало меньше, денег больше – казалось бы, чего еще желать? Как это ни странно, но я желал.
– Да, оплачивается из бюджета Академии.
– И неужели никому не надо? Здесь же такая нагрузка, стресс… Вы не знаете, почему так?..
Два года назад разгадка сама ко мне подошла на выходе и попросила прикурить. Затем начала разговаривать по телефону. Преподавательница жаловалась заведующей кафедры на проблемного студента: они обсуждали, что студента не получается направить к местному психологу. Как я понял, студент отказывается от помощи не без повода, ведь психолог сольет все данные главврачу, а тот – непосредственно в деканат, информация попадет в личное дело студента, а это с большой вероятностью закроет ему дорогу в обещанное Академией светлое будущее.
На следующее утро я пришел к главврачу с прямым вопросом. Он не смутился:
– У нас при поступлении – неважно, учиться или работать, – дается согласие на обработку личных данных. Вы тоже такое подписывали, помните?
Я хмыкнул.
– Адрес, телефон и дата рождения – личные данные. Диагноз – конфиденциальная информация. Врачебная тайна вообще-то.
Он вздохнул и огладил бородку.
– Тайна… Академия выпускает будущую элиту. Никаких тайн об этих людях быть не может.
– Выходит, будущая элита – не люди?
– Более… лучшие люди.
– А если ваши более лучшие люди недотягивают, что тогда? С обрыва скидывать? В колледже я с ними хоть поговорить мог. А здесь?
– А здесь вам не колледж, Денис Сергеевич. Могли бы и порадоваться.
– С чего бы это?
– После вашего опыта определенно не стоило бы сокрушаться по поводу того, что к вам не приходят беседовать. А что вы так на меня смотрите? Вы подписывали разрешение на проверку данных. Конечно, я всё знаю.
Вот тогда я испугался. Я даже не спросил, что именно он знал, ведь защититься можно только молчанием, ведь каждое слово может быть использовано против вас, особенно когда это слово – в разговоре с несовершеннолетним.
Я не знал, что он знал.
Знал ли он, что Ваня завел дневник, в который вносил записи после каждого нашего сеанса?
Знал ли он, что я видел эти записи – и принял их за подростковый фанфик, не больше?
Знал ли он, что Ване стало мало написанного – и он захотел осуществленного?
Знал ли он, что Ване было пятнадцать лет, так что я честно посоветовал искать для осуществления ровесника, а лучше – подождать возраста согласия?
Знал ли он, что Ваня сказал, что подбросит свой дневник руководству, если я не?
Знал ли он, что я запаниковал настолько, что попытался отнять дневник силой, когда Ваня мне его показывал?
Знал ли он, что Ваня упал и расшиб нос, когда я его оттолкнул?
Знал ли он, что я сам вызвал врача в кабинет, хотя Ваня так испугался, что обещал никому ничего не говорить?
Знал ли он, что Ваня сказал, что упал, просто упал, но родители всё равно взбаламутились?
Знал ли он, что я сжег тот дневник?
Знал ли он, что, хотя я заблокировал Ваню во всех соцсетях, он до сих пор пишет мне с фейковых аккаунтов, – поэтому каждый раз, когда мне приходит уведомление о новом сообщении или комментарии, внутри что-то екает?
Невозможно отбиться в темноте, когда не знаешь, от чего именно отбиваться. Главврач это понимал.
– Я хочу, чтобы вы меня услышали, Денис Сергеевич. Здесь в вашу жизнь, в том числе интимную, никто не полезет. Это хорошее место. Теплое и непыльное, как вы могли заметить. Освободилось оно не просто так. Скажу откровенно: ваша предшественница заартачилась, пошла наперекор. Я вам даже больше скажу: кому именно – Аникееву Василию Евгеньичу, декану, другу ректора, между прочим. Поступил запрос данных по нашей террористке недоделанной, слышали же, наверное. Наша психологиня отказала. Тогда Аникеев сделал так, что от места отказали ей. Причем, я вам по секрету скажу, отказали не только у нас. Ни один столичный вуз ее теперь не примет, даже ваш колледж еще подумает. Теперь вы понимаете, Денис Сергеевич? Оно вам надо, чтобы к вам ходили?
…Мухин смотрел выжидающе.
– Так чего к вам не
