одобрить всенародным голосованием.
Зачем? Процедурная легитимность по Конституции соблюдена идеально. В то же время плебисцит, которого добивается Путин, юридически ничтожен.
Почему же, почему помимо дежурных законодательных норм центроверху понадобилось задействовать политическую волю народа?
Именно этот вопрос потаённо, неизречённо расколол сознание общества.
Копеечный люд, обездоленные, задавленные нуждой, прижатые вирусной невзгодой к нижней планке выживания на окраине бытия, потерпевшие и безгласные, ставя рекорды безропотности, не раздумывали над глубинными смыслами верховных замыслов, пережидая тягучие дни эпидемии в социальном упадке.
Не вдавался в тяжкие раздумья о долгосрочных планах власти и взъерошенный, бешено мчащийся, словно белка в колесе, средний класс, по которому карантин ударил с особой жестокостью, не только подорвав текущие доходы, но и загнав в мозги, словно иголки под ногти, мучительный свербящий вопрос: что дальше? Полные штаны счастья от саннадзорных послаблений не могли снять главную проблему: удастся ли сохранить бизнес после пандемии? Эти чернорабочие рынка, до безрассудства поглощённые заботами дня, барахтались в водоворотах жизни – «главные нервы» ещё впереди, в туманном завтра! – мечтая сохранить своё место в России грядущих дней.
Как ни странно, эта же тревога, хотя совершенно иного смысла и свойства, снедала тех, кто жил кучеряво, кого ковид затронул вскользь, для кого карантин стал лишь досадным неудобством, слегка осложнившим зарубежные полёты на бизнес-джетах, кто играл на бильярде шарами из мамонтовой кости. Эти изощрённые в интригах дяденьки и тётеньки с пряником во рту и «мульонами зеленью», вечно снующие возле больших денег, угадывали за решением Путина опереться на главный политический ресурс – голосование, некий нераспознанный сценарий, грозящий обнулить влияние олигархических групп и кланов, оттеснить на обочину политики сплочённую клику «переустроителей России», задававшую тон с девяностых годов.
Искушённым во властных изысках царедворцам становилось ясно: «кривляние с поправками» сигнализирует, что в России вместо привычных, набивших оскомину пересудов о скором пришествии эпохи перемен настаёт настоящая «ньюхистори», начинается истинная смена вех, причём с каскадным эффектом. За риторическими фасадами антивирусной мобилизации Путин, перефразируя Плеханова, принялся молоть муку для будущих пирогов с новой начинкой. Фон российской жизни, модель власти, политические повадки, стиль общения с народом да и сам Путин неуловимо менялись. Зависший в точке наивысшего маха маятник русского либерализма, принижавшего роль государства, словно держал паузу перед тем, как пойти в обратную сторону.
Разномастная привластная элита не могла с равнодушной зевотой, сводящей челюсти, взирать на то, как Путин подбирается к золотому запасу русского консерватизма, чтобы пустить его на возрождение страны. Настроения власти менялись. И те, кто рисковал быть изгнанным из круга избранных, использовали вязкую пандемическую паузу для напряжённого осмысления своей завтрашней роли. Уход в молчание был отвергнут. Светский террариум зашевелился, групповые интересы топ-тусовочного сообщества возобладали над текущими разногласиями. В домашних уютах, на загородных виллах, на прогулочных речных комфортах, независимо друг от друга, приватно, по-приятельски созывались на узкие рандеву люди, чьи интересы могла затронуть новая повестка дня, кое для кого не исключавшая опалу. По их разумению, после всенародного «ДА» обнулению путинских сроков перемены в стране станут неизбежны и обернутся для них историческим вызовом. Но этим людям не нужны были ни революции, ни эволюции – пусть бы всё оставалось как есть. Остряки шутили на злободневную тему: старая холера лучше новой заразы. Мастера блефа, они были крайне озабочены предстоящим переустройством собственных судеб, опасаясь блокирующих позиций Кремля.
Их братаны на вершинах власти зашатались. У некоторых настроения были паническими.
Как и в первый раз, бездисковый телефон связи с Председателем Правления ожил в кабинете Хитрука неожиданно. Счета по компроматным фейкам шли через Сташевского; когда вопрос был закрыт, Валерий Витальевич позвонил и кратко спасибствовал, сухим тоном дав понять, что общаться им теперь незачем.
И вдруг прежнее:
– Борис Семёнович, если вы располагаете временем, через пять минут жду вас в переговорной.
Похоже, внезапность была важным элементом его тактики.
Они снова расположились в угловых креслах и неожиданно для Хитрука, к его вящему удивлению, которое сразу отозвалось настороженностью, Валерий Витальевич начал расслабленно, можно сказать, по-дружески.
– Во-первых, уважаемый Борис Семёнович, ещё раз спасибо, что пособили в деликатном дельце. Восхищён мастерством, с каким был исполнен этот медийный кашель, а особо ценю отсутствие утечки о моей заинтересованности в публикациях. Полнойотдачи замысел не дал, да и не мог дать, однако частично удался – последовал лёгкий шторм негодования, и он уже сказывается. Но, как известно, аппетит приходит во время еды, теперь ясно, что надлежит держать ухо востро, избегать как чрезмерного пафоса, так и всевозможных увещеваний. Я с вами был предельно откровенен, не сомневаюсь, вы поняли мои устремления. Это и позволяет продолжить наши общения в том же духе. – Угадав, что с губ Хитрука вот-вот сорвётся какая-то ремарка, упреждающе сделал стоп-жест ладонью. – Нет-нет, на сей раз никаких прыжков с батута на Луну или попыток углубиться ниже дна. Понимаете ли, Борис Семёнович, события развиваются стремительно, на этой почве – кстати, не уверен, что она так уж благодатна, – вызревает потребность в мозговом штурме по важнейшей, базовой теме. Касаться её сути сейчас не имеет смысла. Стратегическая дерзость! Нужны подробные пояснения. В данный момент я хочу обсудить с вами форму такого мозгового штурма.
Многоопытный службист, Хитрук привык мыслить конкретно, и упоминание о загадочной «стратегической дерзости» его изрядно смутило. От него пахнуло смрадом новых «прогрессивных ценностей», а сегодня они – не комильфо. Вдобавок, устыдившись своего недопонимания, он поплыл от «формы мозгового штурма». Что ещё за «мозговой штурм»? Шарада! Но поскольку именно этот вопрос предлагался к обсуждению, нейтрально вставил:
– Под формой вы подразумеваете… Валерий Витальевич откинулся в кресле.
– Это два раздельных вопроса. Первый относительно… – Поднял указательный палец, нажал голосом. – Относительно простой. Кого привлечь для глубокого осмысления темы? Мне на красной дорожке видится такой состав: я, Сташевский, мой давний приятель, крайне заинтересованный в данной проблеме, вы, уважаемый Борис Семёнович, и некто пятый, кого вы сочтёте возможным пригласить. Я вам доверяю.
С каждым словом разговор становился круче и загадочнее. Вдруг выяснилось, что деятель среднего кремлёвского ранга Хитрук включён в некую топ-группу, которую возглавляет Председатель правления крупнейшего банка, чтобы обмозговать тему государственного масштаба. Это в корне меняло ситуацию, и опыт изощрённого служаки подсказал Борису Семёновичу, что он должен вести диалог на равных.
– Валерий Витальевич, не предполагая о теме мозгового штурма, затруднительно подыскивать партнёра.
– Специальных познаний не требуется. Это должен быть человек, мысленно погруженный в перипетии текущей политики, памятливый, гибкого и нетривиального ума. И, как говаривал небезызвестный сатирик позапрошлого столетия, умеющий умственным напряжением не расстраивать своё пищеварение. Почему я
