Болотов. Да как же смеют?! Какой Пантюша? Что ты бредишь! Куда же повели ее?
Маша. В Севастополь повезли!
Болотов. Как в Севастополь? Быть не может! Ты ничего не путаешь?
Маша. Увезли, увезли.
Болотов (у стола). Где ж деньги?
Маша. Был обыск, обыск. Все забрали!
Болотов. (вынимает бумажник, считает деньги). Маша, ты остаешься здесь. Я еду выручать ее, я еду в Севастополь. Они не смеют! Она ни в чем не виновата! Ты понимаешь, она ни в чем не виновата! Прощай! (Скрывается.)
Маша. Ой, боже мой! Ой, боже мой! Ой, боже мой!
Занавес
Картина вторая
Изба. Вечер. Керосиновая лампа. Огонь в печке. Полевые телефоны. Михайлов спит на лавке.
Михайлов (во сне). Не смейте бить! Не подходите! (Просыпается.) Где я? Ах, это сон! Проспал? (Смотрит на часы.) Нет, восемь. Ах, если б можно было опять на лавку повалиться и заснуть… хоть час, хоть полчаса! Уж сколько дней не сплю по-человечески. Мне кажется, что я не спал всю жизнь. Болит нога и ноет, и грызет. Боль никогда меня не отпускает. Мне хочется лежать. Что снилось мне? Что всколыхнуло душу? Да, централ. Централ. Приснилося, что бьют прикладами. И загорелась боль. А что ж потом? Ах, память, память, ты не гаснешь! Я видел живо сибирскую тоскливую пустыню, конвой, мороз, тяжелые удары в спину. Не отпускала боль в ногах, обремененных кандалами. О, кандалы мои, Сибирь, когда я вас забуду? Я знаю — никогда! Уйти! Уйти и отдохнуть! Пришел мой час болеть. Как обнимает слабость! Нет, шалят больные нервы! Вставать! Вставать! Вставать! (Встает, хромая. Зажигает свечу над картой.) А, вот он, здесь! И всякий раз, как я твое увижу логово, моя усталость исчезает, я вновь живу, я вновь дышу! Товарищ, что они, приехали? Зовите, я проснулся.
Входят: Командарм, Командир конной армии и Комдив.
Здравствуйте, товарищи! Ну, какова же обстановка?
Командарм. На Перекопе армия стоит у Турецкого вала, и он нас задержал. На западе мы овладели полуостровом Чонгарским, стоим у взорванных мостов.
Михайлов. (Комдиву). У вала стоит дивизия ваша?
Комдив. Да, моя.
Михайлов. В каком же состоянии бойцы?
Комдив. Признаться откровенно, обносились. Стоим мы, в чем пришли. Бойцы мои разуты, у многих нет шинелей.
Михайлов. Что же, ропщут?
Комдив. Нет, жалоб мало. Ведь взять нам негде.
Михайлов. Да, нам негде взять. Да, горе, да, беда, но негде взять. Скажите мне, что будет, если вал начнем немедля штурмовать?
Командарм. На узком пространстве, на местности ровной, без прикрытий, огня разжечь нельзя, напиться даже негде. И опояшется Турецкий вал огнем, начнут косить красноармейцев.
Комдив. Великие жертвы!..
Михайлов. Великие жертвы!
Командарм. Обозы не подтянем, снабженья не наладим. Начнут голодные красноармейцы замерзать.
Михайлов. Довольно! Я понял обстановку. Штурм невозможен. Последний враг, последний враг, ты здесь, в своей берлоге. Но штурмовать нору нельзя. Полки республики стоят от края и до края, к преддверьям Индии пришли, и нет нигде врага пред нами, очищена земля. Штурм невозможен. (Пауза.) Так совершим же невозможное. Так совершим же невозможное. Сметем последнего врага! Приказываю по Крымским перешейкам ворваться завтра ночью в Крым!
Командарм. |
Комдив. } Завтра ночью!
Командир конной армии. |
Михайлов. Завтра ночью! Вы слышите, как воет ветер?
Командарм. |
Комдив. } Ветер! Ветер! Ветер!
Командир конной армии. |
Михайлов. Союзник наш! На Сиваше угнало воду?
Командир конной армии. Ушла вода с Гнилого моря!
Комдив. |
} Ушла вода!
Командарм. |
Михайлов. Приказываю вам вести полки через Сиваш по броду, занять Литовский полуостров и выйти белым в тыл. И вместе с тем на Перекопе ударьте в лоб, ударьте в лоб!
Командарм (по телефону). Штаб? Полки пускайте в брод по дну Гнилого моря! Немедленно!
Комдив (по телефону). Штаб? Мы начинаем штурм!
Михайлов. А конница пойдет за вами следом?
Командир конной армии. А, наконец-то! А, наконец-то! Пришел наш час! Пойдем в Сиваш! Пойдем на дно Гнилого моря! Скорей пойдем! И конь ни один не увязнет, не брякнет мундштук! Бесшумно пройдет наша лава, поймает барона в мешок!
Михайлов. О, жертвы! Вы правы, жертвы! Но кто подсчитает те жертвы, если он из Крыма вырвется и снова Таврию зажжет пожарами, зальет селенья кровью!
Командир конной армии. Теперь иль никогда! И, стало быть, теперь! Ему не жить! Настал конец!
Михайлов. Уйдет? Уйдет?
Командир конной армии. Уйдет не дальше моря, и в море мы его утопим!
Михайлов. |
Командарм. } Утопим в Чер
Комдив. | ном море!
Командир конной армии.|
За сценой вдали послышалась песня красноармейская.
Михайлов. Пошли полки?
Командарм. |
} Пошли полки!
Комдив. |
Темно.
Конец I акта
АКТ II Картина третья
Ночь. Ярко освещенный ресторан «Гоморра» в Севастополе. В публике — штатские с дамами и тыловые военные. На эстраде цыганский хор и конферансье. Гремят гитары.
Цыгане (заканчивая песню). Ту са, ту са, ту са, мека мамчачо, я люблю вас горячо!
В публике энтузиазм, аплодисменты. Цыганки раскланиваются. Внезапно двери широко распахиваются и появляется генерал Агафьев в сопровождении двух адъютантов и трех дам. Генерал Агафьев совершенно пьян и, чувствуя это, держится преувеличенно трезво и вежливо. Появление генерала вызывает радостное смятение в публике.
Публика. Кто это? Он? Он! Он! Генерал Агафьев!
Конферансье. Господа! Предлагаю приветствовать его превосходительство генерала Агафьева!
Публика. Ура!
Зазвенели гитары.
Цыгане. Бриллиантовою россыпью сверкает мой бокал! Вот входит легкой поступью наш милый генерал! Мы любим генерала, он нашу жизнь спасет… Нам сердце подсказало, что он к нам вновь придет!.. И грянул хор напев любимый, и хлынуло вино рекой! К нам приехал наш родимый Анатолий Сидорович дорогой!.. Толя, Толя, Толя!..
Генеральские дамы. Толя, Толя, Толя!..
Цыгане и публика. Толя, Толя, пей до дна! Мы нальем еще вина!
Хозяин ресторана (с бокалом шампанского на подносе). Ваше превосходительство, не откажите сделать честь…
Генерал Агафьев. Признаться, господа… я уже… а впрочем, благодарю. (Приветливо раскланивается и пьет с отвращением.)
Генеральские дамы. Толя, Толя, Толя!..
Публика. Защитникам Крыма ура!..
Хозяин ресторана (официанту). Шесть шашлыков по-карски!
Господин в пенсне. Ваше превосходительство! Публика жаждет услышать ваше веское слово о положении на фронте под Перекопом.
Генерал Агафьев. Признаться, господа… я уже… а впрочем, я готов. Я — готов!
Цыгане и конферансье скрываются за занавесом.
На севере у моря воздвигнут мощный град. Стоит врагам на горе железный Арарат. Тяжелые орудья на грозном берегу, там пулеметы гнездами на каждом на шагу! Твердыни Перекопа наш восхищают взгляд — там в шесть рядов окопы, в них марковцы сидят! Дрожат пред ними красные, кто сунется — пропал! На марковцах ужасные нашиты черепа! Там мощная ракета взлетает, как звезда! Прожектор налит светом! А бронепоезда!.. Да там в земле фугасы! Весь вал там заряжен! Какие ж лоботрясы полезут на рожон? (Указывает на портрет белого главкома.) Вот он, главком любимый, мы все пойдем за ним! Некопо… полебимо стоит наш бодрый Крым!
Публика. Ура! Ура! Ура! Защитникам любимым! Спасибо! Спасибо! Спасибо!
Появляется Болотов в пальто и подходит к генералу Агафьеву.
Болотов. Извините, генерал, что прерываю веселый пир ваш. Моя фамилия Болотов, художник я. Два дня тому назад в Симферополе контрразведка мою жену схватила. Жена моя ни в чем не виновата. И я прошу вас немедленно ее освободить.
Генерал Агафьев. Но позвольте… имеются на это служебные часы!..
Болотов. О, нет! Довольно издевались надо мною! Два дня я обиваю здесь пороги! Вас не найдешь нигде! И я прошу о человеке, о женщине больной, она ни в чем не виновата!
