Я прыснул. Рассмеялся и Ростом.
– Г…грабят, обирают меня, – прошептал вдруг усач и огляделся с видом заговорщика.
– Кто? – спросил я тоже шепотом.
– Они! – Он кивнул головой куда-то в сторону. – Г…грабят, понимаете, г…грабят, сосут мою к…кровь…
– Да скажите же, в чем дело? – спросил Ростом и налил себе вина из бутылки усача.
– Кровь мою пьют! – выкрикнул тот во всю глотку, словно вдруг протрезвев. – Обирают меня!
Ростом поставил свой стакан.
– Кто же, кто? – спросил я.
– Они! Не дают слова вымолвить! Хлеб-соль мои, вино моё, расходы мои, и мне же затыкают рот! "Соединимся!", "Объединим столы!" Сволочи! Трепачи!.. Там я был тамадой, а здесь – этот скопец, это ничтожество! И ещё лишает меня слова! Меня! За моим же столом! У-у, морда! Взгляните, взгляните на этого выродка! Потомок Георгия Саакадзе, Тамары Георгиевны и Давида!..[5] Ух, мать твою!..
Компания за обеденным столом была уже в той стадии опьянения, когда нестройное пение и нечленораздельные выкрики, слившись в дикий рев, лишают людей последних проблесков разума.
– Это вы про своих друзей? – спросил я нашего гостя.
– Кто им друг?! Да я их…
– Ладно, ладно, успокойтесь!
– Молчать, болван!.. Батальон, сми-ир-но-о! Равнение на середину! Прямой наводкой – ого-о-онь!..
Мы не успели опомниться, как рука усача быстро описала в воздухе дугу, и бутылка, пролетев через весь зал, бомбой взорвалась, стукнувшись об угол дальнего стола. Звякнули осколки. Вслед за первой усач швырнул и вторую – нашу – бутылку.
– Ау-у-у-о-о! – грянуло оглушающим воплем, и озверелая, потерявшая человеческий облик толпа, вооруженная стульями, двинулась на нас.
Я помню: Ростом богатырским ударом в челюсть свалил усача. Через секунду и сам Ростом оказался на полу, с ним рядом. Тут на мою голову обрушился стул, и все вокруг пошло ходить ходуном. Закружились, запрыгали стулья и столы, под потолком вместо одной засияли сотни электрических лампочек. Потом откуда-то издалека долетела нежная трель милицейского свистка, и… мир поглотила кромешная тьма.
В этой тьме кто-то, подойдя, положил мне на плечо руку:
– Подымайся!
– Что вы сказали? – переспросил я.
– Подымайся и следуй за мной!
– Не могу… Не могу подняться, уважаемый!
Он обнял меня за плечи, приподнял и поставил на ноги.
– Следуй за мной!
Мы шагали долго: он впереди, я – за ним. У меня подкашивались ноги. Кругом была тьма-тьмущая, и лишь осиянная светом голова моего ведущего освещала мне путь. Наконец он остановился у черного дома с решетчатым окном и повелел:
– Войди в сей ковчег!
– Страшно мне! – сказал я, отступая назад.
– Войди в ковчег, человече! Се грядет день божьего гнева. И хлынут на землю грешную воды великие, и за сорок дней и сорок ночей сметут те воды с лица земли все живое, созданное волею господа нашего. Войди!
– В чем дело, уважаемый, в чем таком мы провинились? Объясните!
– Рек господь наш: исполнился мир сей скверны и непотребства, и ниспошлю я кары небесные на мир сей и на людей.
– Так и сказал?
– Так сказал господь, бог мой.
– Допустим. Но вы-то кто?
– Я? Я – Ной.
– Какой Ной?
– Тот самый!
– А-а-а! – Тут только я понял, с кем веду беседу" это был Ной, прародитель послепотопного человечества. Однако для своих лет он выглядел весьма бодро и весело.
– Где же ваши сыновья, почтеннейший Ной? Где Сим, Хам и Яфет?
– Ты есть сын мой, Заза!
– А звери где?
– Мы сами звери!
– А птицы?
– Мы же и птицы, и пресмыкающиеся… Не медли же, сын мой, входи в ковчег!
Разверзлась окованная железом дверь черного дома и…
…Я вошел в ковчег…
Спустя три дня после описанных событий в вечерней городской газете "Тбилиси" появилось траурное объявление:
"Сестра Гуранда, зять Амаяк Алавердян, двоюродные сестры и братья Цуда, Маро, Лили,
Мака, Гванца, Цабу, Ира, Цотне, Ия Заридзе, Губаз и Валерьян Иорамашвили извещают о смерти
Владимира (Джано) Феофановича Соселия
Гр. панихида 11, 12, 13 мая в 8 ч. вечера.
Вынос тела 14 мая из квартиры, ул. Кутузова, 251".
А спустя ещё десять дней в той же газете под рубрикой "На страже законности" было опубликовано следующее сообщение:
"А КАК ОНИ ДУМАЛИ?"
Давно не встречались старые "друзья" Ростом Амилахвари и Заза Накашидзе. И вот 8 мая с. г. встреча состоялась в окрестностях ресторана "Мечта". Профессиональные бездельники облобызались и тут же решили побаловаться водочкой (на какие, каким путем добытые деньги – это другой вопрос).
В ресторане рядом с "друзьями" мирно ужинала компания честных граждан. Оказавшись вскоре во власти Бахуса, Накашидзе и Амилахвари предались обычному для них занятию – стали упражняться в отборнейшем сквернословии на русском языке и вызывающе поглядывать на ужинавшую компанию. Возмутительное нарушение общественного порядка со стороны двух распоясавшихся мерзавцев продолжалось долго, несмотря на неоднократные предупреждения и просьбы буфетчика. Тогда один из вышеуказанных сотрапезников – г. А. Х. подошел к дебоширам и стал по-отечески увещевать их:
– Молодые люди, ведь вам известно, что алкоголь пагубно влияет на здоровье, умственные способности и моральный облик человека. Я прошу вас – удовлетворитесь принятым вами количеством спиртного, идите домой и займитесь лучше книгами. Вы ведь, должно быть, студенты высшего учебного заведения. А я здесь за вас расплачусь.
Но не так-то просто оказалось образумить зарвавшихся хулиганов. Они сперва жестоко избили гр-на А. Х., доведя его до коматозного состояния, а затем стали бомбардировать бутылками стол вышеуказанной компании. Жертвой их варварской разнузданности стал гр. Соселия, который, будучи доставлен в больницу "скорой помощью", скончался.
Амилахвари и Накашидзе, разумеется, попытались скрыться, но были схвачены на месте преступления подоспевшей группой работников милиции в составе зам. начальника следственного отдела лейтенанта Н. Легашвили, рядовых Б. Татарашвили, В. Русидзе, С. Бердзенишвили, Б. Сысоева, В. Квернадзе и Д. Арабули.
Р. Амилахвари и З. Накашидзе в ближайшее время предстанут перед судом и понесут заслуженное наказание. А как они думали?!
Вызывает, однако, удивление тот факт, что отъявленные хулиганы З. Накашидзе и Р. Амилахвари, как теперь выяснилось, до этого ни разу не привлекались к уголовной ответственности. Это должно послужить для органов милиции серьезным напоминанием о необходимости улучшить работу по предупреждению и профилактике преступности.
Над обрывистой Метехской скалой, там, где ныне восседающий на каменном коне Горгасали[6] поднятой десницей предупреждает водителей быть поосторожнее на повороте и откуда в былые времена отчаявшиеся тбилисцы совершали свой последний путь в жизни – с камнем на шее в мутные воды Мтквари, раньше стоял Метехский замок (слово "замок" здесь следует понимать в смысле "тюрьма").
Позднее, в годы революционного подъема и наступившего затем разгула реакции, людей, пожелавших обрести свободу, оказалось так много, что Метехский замок перестал их вмещать. Видя такое положение, известный в то время промышленник Манташев порешил отдать под тюрьму два четырехэтажных здания в Ортачала[7], предназначавшихся ранее под его текстильную фабрику, и преподнес их в день рождения Его Величеству Николаю Второму Романову, Императору и Самодержцу Всероссийскому, Царю Польскому, Великому Князю Финляндскому и прочая, и прочая, и прочая. Ортачальская тюрьма получила название "губернской".
А в феврале 1921-го "губернская" была конфискована большевиками и без изменения функций и названия передана трудящимся на вечное пользование.
…Главная достопримечательность тюрьмы – огромная алфавитная книга. Каждый, желающий узнать местонахождение своего заключенного, должен войти в административное здание тюрьмы, постучаться в окошко с надписью "Канцелярия" и, если оно откроется, назвать фамилию искомого. Спустя одну-две минуты окошко выдает ответ.
В этой книге я, как вы сами понимаете, записан под буквой "Н". И про меня здесь сказано следующее:
"Взят под арест 8 мая. В тюрьму доставлен 11 мая. Корпус V, камера X. По предварительному следствию определена ст. 110 УК ГССР".
А что сказано в этой ст. 110, об этом станет известно чуть позже.
Первое, что можно увидеть из окна моей камеры, – это сторожевую вышку и беззаботно сидящего на перилах её площадки часового. Затем вы увидите административное здание и окно кабинета начальника тюрьмы. На подоконнике, с наружной стороны, выстроились в ряд цветочные горшки (так в некоторых домах любят выстраивать на крышке рояля фарфоровых слоников). Но в горшках цветов нет. Видимо, эти горшки с цветами когда-то украшали кабинет одного из бывших начальников тюрьмы – любителя комнатной флоры. Занявший его место новый начальник цветов не любил, но выбросить горшки, видно, счел неудобным и под благовидным предлогом создания нежным растениям лучших условий велел выставить горшки на воздух. Следующий начальник о цветах вообще и не думал. И стоят теперь на подоконнике никому не нужные горшки с засохшей землей и грустно внимают бодрому крику крестьянина, что с мешком на спине шагает по сбегающей от села Крцаниси тропинке:
