Он не просил ни о чем даже в худшие моменты своей жизни. То ли из гордости, то ли из желания доказать себе, что сам справится даже с самой паршивой ситуацией. А может, не хотел беспокоить.
Как бы там ни было, я ни секунды не сомневался.
— Ты знаешь, я все сделаю ради тебя.
Оливер залпом выпил бренди, поставил стакан в мойку и завис над ней, упираясь руками в бортики раковины.
— Меня отправляют в Сидней. Временно.
— Что-о-о-о-о? — Я вытаращил глаза.
— Три недели в месяц в течение года. Они хотят, чтобы я курировал новый филиал, и говорят, что я смогу вернуться, когда все устаканится. Я бы отказался, но, черт возьми, мне удвоили зарплату, Аксель. Сейчас мне очень нужны деньги. На нее. И на все остальное.
Он нервно провел руками по волосам.
— Год — это не так уж и много… — возразил я.
— Но я не могу взять ее с собой. Не могу.
— В смысле?
Конечно, я прекрасно понимал, что означает это «я не могу взять ее с собой». И все же язык не повернулся отказать, потому что они были моими самыми любимыми людьми. Моей семьей. Не той, что тебе достается (тут у меня все в полном порядке), а той, которую выбираешь.
— Я знаю, что прошу тебя принести себя в жертву…
Так оно и было.
— …Но другого выхода нет. Я не могу взять ее в Сидней, когда она только начала курс лечения. Тем более что она пропустила предыдущий. Не могу вырвать ее из знакомой среды; это будет слишком. А вы единственное, что у нас осталось. Оставить ее одну тоже не могу: у нее постоянная тревожность и кошмары, и ей… ей нехорошо. Нужно, чтобы Лея снова стала самой собой, пока не поступит в университет в следующем году.
Я потер затылок, точь-в-точь как Оливер пару секунд ранее, и тоже потянулся к бренди. Глоток обжег мне горло.
— Когда ты уезжаешь? — спросил я.
— Через пару недель.
— Блин, Оливер.
2 Аксель
Когда мне исполнилось семь, моего отца уволили с работы, и мы переехали в богемный город Байрон-Бей. До этого мы жили в Мельбурне, на третьем этаже обычной многоэтажки. Здесь же я почувствовал себя как на каникулах. Ходить босиком по улице или в супермаркете в Байрон-Бее обычное дело. Тут такая расслабуха, как будто время остановилось, и я влюбился в каждый уголок этого города еще до того, как открыл дверцу машины и задел сердитого мальчишку, моего соседа.
Оливер с растрепанными волосами и в мешковатой одежде выглядел как дикарь. Джорджия, моя мать, с удовольствием пересказывала этот момент на семейных встречах, когда все немного хватили лишнего, и добавляла, что ее первым порывом было искупать Оливера. Джонсы вышли как раз в тот момент, когда она схватила мальчика за рукав футболки. Мать сразу поняла, откуда ноги растут, когда увидела мистера Джонса в испачканном разноцветной краской пончо — сосед улыбался и протягивал руку. А объятия миссис Джонс привели мать в полное замешательство. Мы с отцом и братом рассмеялись при виде ее застывшего лица.
— Вы, наверное, наши новые соседи, — сказала мать Оливера.
— Да, мы только что приехали, — кивнул отец.
Еще несколько минут они беседовали, однако Оливер не горел желанием познакомиться. Со скучающим видом он достал из кармана рогатку и камень, а затем прицелился в моего брата Джастина. Попал с первого раза. Я улыбнулся и понял, что мы отлично поладим.
3 Лея
Here comes the sun, here comes the sun. Эта песня снова и снова звучала в моей голове, только рисунки стали черными. Из них исчезло солнце. Остались темнота и прямые жесткие линии. Я почувствовала, что сердце бьется быстрее, хаотичнее, беспорядочнее. Тахикардия. Я смяла листок бумаги, выкинула его и легла на кровать, положив руку на грудь. Я старалась дышать… дышать.
4 Аксель
Я вышел из машины и поднялся по ступенькам до двери родительского дома. Пунктуальность никогда не была моей сильной стороной, и на все воскресные семейные обеды я приезжал последним. Мать взъерошила мне волосы и спросила, была ли родинка на моем плече на прошлой неделе. Отец закатил глаза и обнял меня, а потом пропустил в гостиную. Племянники обхватили меня за ноги. Джастин оттащил их, пообещав шоколадку.
— По-прежнему даешь взятки? — спросил я.
— Больше ничего не работает, — понуро ответил он.
Близнецы тихонько хихикали, и я едва сдержался, чтобы не присоединиться к ним. Маленькие дьяволята. Два очаровательных чертенка, которые весь день кричали: «Дядя Аксель, подними меня», «Дядя Аксель, спусти меня», «Дядя Аксель, купи мне это», «Дядя Аксель, застрелись» и подобного рода вещи. Из-за них мой старший брат начал лысеть (хотя никогда не признался бы, что пользуется средствами от выпадения волос). Из-за них Эмили — девушка, которая встречалась с моим братом в старших классах и потом вышла за него замуж, — теперь носила удобные легинсы и пряталась за спокойной улыбкой, если один из ее отпрысков разрисовывал ей одежду фломастером или покрывал ее рвотной массой.
Я лениво махнул Оливеру и подошел к Лее. Она сидела за накрытым столом и разглядывала вьюнок на кромке тарелки. Я примостился рядом, дружелюбно толкнул Лею локтем, но она лишь бесстрастно взглянула на меня и ничего не ответила. Раньше улыбка на ее лице осветила бы всю комнату. Прежде чем я успел что-либо сказать, появился отец. Он поставил в центре стола поднос с фаршированной курицей. Я в замешательстве оглядывался по сторонам, но мама протянула мне миску с тушеными овощами. Я благодарно улыбнулся.
Мы ели и болтали о том о сем: о семейной кофейне, о сезоне серфинга, о последней инфекции, про которую где-то вычитала мать. Мы всеми силами избегали той самой темы, но она витала в воздухе. За десертом отец откашлялся, и я понял, что ему надоело притворяться, будто ничего не происходит.
— Оливер, сынок, ты хорошо подумал?
Все перевели взгляд на Оливера. Все, кроме его сестры.
Лея вперилась в чизкейк.
— Решение принято. Время пролетит быстро.
Театральным жестом
