Йелланд была весьма энергичной и добывала ему контракты один за другим. После безумной скачки по миру он находился в состоянии крайнего истощения и мечтал о передышке. Но маленькому синему домику в Ное-Вэлли и его милым обитателям придется подождать, пока закончится семейный праздник. «Только вчетвером», – настаивала мать, когда несколько месяцев назад бронировала отель и заказывала ресторан. Ему не терпится их всех увидеть? – задавался он вопросом, когда самолет шел на посадку. Им так редко выпадала возможность побыть «только вчетвером» с тех самых пор, когда он, едва ему исполнилось шестнадцать, покинул отчий дом в Венозане. С отцом и матерью он виделся раз-два в году, а с сестрой – каждый раз, когда приезжал в Лондон, то есть довольно часто. Почему же это «только вчетвером» на сей раз и успокаивало его, и тревожило?
Во время перелета в Париж Линден читал «Фигаро» и проникся мыслью, что ситуация и в самом деле внушает опасения. Начиная с конца ноября взгляды парижан были прикованы к ногам Зуава. К счастью, благодаря современным технологиям наводнение можно было спрогнозировать за три месяца, так что на эвакуацию времени оказалось достаточно. Но сегодня проливной дождь не ослабевал. Вода в реке начинала подниматься, причем с угрожающей быстротой.
Преодолев несколько пробок под истеричные оповещения по радио, такси наконец переехало Сену по мосту Согласия. Дождь не ослабевал, Линдену с трудом удавалось разглядеть реку, он отметил лишь, что бурные потоки вспенились как-то необычно. Автомобиль медленно продвигался по бульвару Сен-Жермен, затем по бульвару Распай и остановился на перекрестке Вавен перед отелем «Шаттертон». Выскочив из машины, он метнулся ко входу в отель, но хватило даже этих нескольких секунд: потоки воды сплющили его русую шевелюру, затекли за воротник, пропитав водой всего целиком, до самых носков. Ледяной холод окутал его и не отпустил, даже когда он зашел в холл. Девушка-портье приветливо улыбнулась. Дрожа всем телом, с мокрыми волосами, он, улыбнувшись в ответ, протянул ей свой французский паспорт – у него было два паспорта – и учтиво кивнул, услышав: «Добро пожаловать, господин Мальгард». Да, сестра приедет позже поездом «Евростар», а родители – скорым из Монтелимара. Нет, когда именно, он не знает. Его предупредили, что поезд из Монтелимара прибудет на вокзал Монпарнас, а не на Лионский, который закрыт из-за угрозы наводнения? Нет, не предупредили. Но вышло даже лучше: вокзал Монпарнас в пяти минутах от отеля «Шаттертон».
Девушка, на бейдже которой значилось имя Агата, вручила ему паспорт и ключи и призналась, впрочем, довольно равнодушно, что восхищается его работами и счастлива принимать его в отеле. Он здесь тоже по делам, на Неделю моды? – поинтересовалась она. Поблагодарив ее, он покачал головой, объяснив, что здесь не по работе, у них семейная встреча, и в ближайшее время он не планирует никаких съемок, а просто собирается отдохнуть. С собой у него только один аппарат, старая любимая «лейка», – добавил он, – вся техника осталась в Нью-Йорке, у агента, а здесь он собирается фотографировать разве что родителей и сестру. Неделя моды вообще не стоит на повестке дня, он с удовольствием отдохнет от напыщенных моделек, дефилирующих на высоких шпильках, и вообще от этого мира моды в блестках и стразах. Девушка прыснула. Она слышала по телевизору, что если Сена будет подниматься с такой скоростью, Неделю моды вообще придется отменить. Теперь уже рассмеялся Линден. Причем не без злорадства, потому что понимал: отменить Неделю моды, открытие которой запланировано на завтра, было бы настоящей катастрофой – столько потрачено усилий, денег и времени. Затем девушка почтительно упомянула имя его отца: как приятно принимать в отеле знаменитого Арбориста, Линден даже умилился, как пылко это было произнесено. (Она не догадывалась, как ненавидит отец это слово, которое ему кажется смешным и нелепым, и как нелегко нести ему бремя известности.) Господин Поль Мальгард – в высшей степени уважаемая личность, – продолжала она, – его борьба за спасение редких пород деревьев во всем мире заслуживает восхищения. Он счел необходимым предупредить ее, что отец очень застенчивый человек – не то что его развязный болтливый сын, – зато она получит удовольствие от общения с матерью, вот это настоящая звезда в их семье, и с сестрой Тильей Фавелл, тоже весьма занятная особа.
Его комната на пятом этаже, выходившая окнами на улицу Деламбр, оказалась очень уютной, удобной и мило меблированной, в кремовых и сиреневых тонах, разве что немного тесноватой. На столе корзинка со свежими фруктами, бутылка шампанского, шоколад, розовые лепестки и приветственное послание от директрисы Мириам Фанрук. Линден вспомнил, что мать выбрала «Шаттертон» еще два месяца назад, когда ей только пришла в голову мысль отметить эту двойную годовщину. «Шаттертон» описывался как «маленький очаровательный отель в самом сердце Монпарнаса», и отзывы на Трипэдвайзере были вполне благожелательными. Организационными вопросами она занималась сама, и Линден предпочел даже не вмешиваться. Билеты на самолет он купил несколько недель назад, когда более или менее прояснились его планы, что для фотографа, работающего по контрактам, было почти подвигом. Лоран также выбрала ресторан, куда они все завтра отправятся ужинать. Ресторан «Вилла роз», удостоившийся в мишленовском гиде одной звезды, находился на улице Шерш-Миди за отелем «Лютеция».
Почему все-таки Париж? – задавался он вопросом, разбирая небольшой чемодан и вешая на плечики зеленый бархатный костюм, который собирался надеть завтра вечером. Тилья обосновалась в Лондоне с дочерью и вторым мужем, искусствоведом Колином Фавеллом, Лоран и Поль жили в Венозане, в департаменте Дром возле Севраля, а он с Сашей в Сан-Франциско. Так почему же Париж? У родителей с Парижем ничего не было связано. Или было? Линден размышлял над этим, развешивая влажную одежду и потом с наслаждением стоя под горячим душем. Он знал, что родители встретились в Гриньяне в то необычно жаркое лето 1976 года, когда Поль работал ландшафтным дизайнером в окрестностях городка. Они с Тильей знали эту историю наизусть. Лоран, которой только исполнилось девятнадцать, приехала тогда во Францию в первый раз вместе со своей сестрой Кэндис, старше ее на два года. Они родились и выросли в Бруклине, недалеко от Бостона, и в Европе никогда не были. Начали они с Греции, затем поехали в Италию, потом во Францию через Ниццу, Авиньон и Оранж. Останавливаться в Дроме они поначалу не собирались, но поскольку было слишком жарко, чтобы продолжать путь, они решили переночевать в Гриньяне в маленькой уютной гостиничке. Под вечер этого душного дня сестры сидели, потягивая прохладное розовое, на площади у фонтана под статуей величественной госпожи де Севинье, чей громадный замок поднимался
