Туда можно было попасть только в двух случаях: если у тебя есть деньги, или если у тебя есть знания, поэтому там учились дети депутатов, владельцев заводов и олимпиадники. В первой же школе учились просто дети. Там в столовой никто не вёл разговоры о физике, химии и программировании, никто не интересовался наукой: девочки интересовались мальчиками, а мальчики, в основной своей массе – играми, машинами и девочками. Конечно, были и исключения, но их было мало. В первой школе мы были одноклассницами, а во второй учились в разных классах. Она – в физико-математическом, а я – в химико-биологическом. Я быстро нашла себе компанию и влилась в коллектив, а Милана, к моему большому удивлению – нет. С ней все очень вежливо познакомились, а один юноша даже предложил ей прогуляться после школы, на что она ответила согласием, а потом стала как-то избегать его, сказав, что общение не сложилось.
Первое время её приютила компания девочек. Девочек вообще было мало, и они ходили маленькими группками по школе, держась друг за друга. Милана старалась поддержать хоть один разговор, но все её реплики вызывали у них какое-то недоумение. В конце концов, она спросила их, почему они так много времени от перемены проводят в туалете, ведь там грязно и ужасно воняет. Не знаю, что они ей ответили. После этого она бросила попытки завязать с ними общение: «Да не больно-то и хотелось, если честно». С ещё одной компанией вышло примерно также, и она стала ходить одна, что, видимо, принесло ей какое-то облегчение.
– В прошлой школе людей было больше, – грустно сказала Милана.
– Ну, конечно, туда вообще всех подряд берут.
– Да я не про это, я про людей. Про человека, понимаешь? Вот в этой школе они все странные. Как не от мира сего. Все не от мира сего. Или я не от мира сего? Я, да?
– Да нет, просто тебе не повезло с классом. К тебе в класс вообще всех олимпиадников согнали, вот вы там и сидите, каждый в своём мире.
– Нет, – покачала головой Милана, – далеко не все. Девчонки же просто зубрилки. Одни сидят боятся получить четвёрку, а другие молятся на тройку. Ты их видела?
– Ну-у, они не Рита, и это уже хорошо!
– Рита и та была более человечной.
– Чего-то ты нагоняешь, прекрати. По-моему, они все очень хорошие. Кстати, представляешь, меня вчера Вова пригласил на свидание.
Милана отстранённо посмотрела на меня, и мы сменили тему.
***
Получив утвердительный ответ из университета, Милана сказала, что и не сомневалась. Она с довольной улыбкой прижимала письмо к груди и смотрела вдаль, словно уже видела впереди своё светлое будущее.
– И где ты там будешь жить?
– В общежитии, естественно. Где же ещё.
– И как там общаги? Хорошие?
– Я не знаю, мне плевать.
– В смысле?
– В прямом.
– А что, если там тараканы?
– Готова поспорить, что они там есть.
Улыбка не спадала с её лица.
– Родители знают?
– Нет пока что.
Когда стало известно, куда она отправила заявку на поступление, по её дому прошёл шёпот возмущения. Но Милана всегда была выше предрассудков и осуждения: «Это моя жизнь», – сказала она и на этом разговор был закончен. «И кем она станет?» – причитали по телефону подруги её матери: «Господи, куда ты смотрела, Света! Она же девочка». Я же всегда знала, что Милана всё делает правильно. Она была храброй и никогда не слушала все эти бредни. И тем не менее, иногда меня волновала её отстранённость от мира:
– Слушай, я ничего не имею против, просто интересно. Но ты же не умеешь готовить…
– И что?!
– И что ты будешь есть? Типа, в столовой питаться?
Я видела, как Милана начинает выходить из себя от злости.
– А что, умение готовить – это врождённое свойство? А чем это определяется? Датой рождения? Фазой луны? Чем?
– Я посмотрела твой гороскоп, и…
– Че-го…
– Да шучу я, шучу! Только успокойся! – я рассмеялась, а Милана уже успела серьёзно испугаться за мой рассудок.
Я понимала, о чем она говорит, и в то же время, её слова звучали странно. Всё, что она делала и говорила, было логично и правильно, но… Но это именно это и было странно, необычно и непривычно.
Тем не менее, двери поезда закрылись. Милана махала мне из окна, я бежала за поездом вдоль по платформе. Когда я остановилась на краю платформы, то не почувствовала щемящей боли расставания: я знала, что всё случилось так, как должно было быть. Раздался прощальный гудок, и состав скрылся за горизонтом.
Как только Милана поставила свой чемодан у лестницы в общежитие и приготовилась взять его за другую ручку, чтобы поднять по лестнице, рядом тут же образовался молодой человек по имени Альберт. Он предложил Милане свою помощь, и та не стала отказываться: «Я что, идиотка?!» – сказала Милана мне по телефону, рассказывая, как прошло заселение в общежитие: «Ну я же не совсем глупая, чтобы отказываться, когда предлагают поднять неподъемное по лестнице. Если бы он не подошел – я не знаю, пришлось бы стоять и ждать, пока кто-нибудь поможет». А я знаю: она бы просто взяла этот чемодан и, не задумываясь, подняла бы его по лестнице. Но это уже не важно. Важно было то, что Альберт теперь знал, как её зовут, и что она живёт на втором этаже, в комнате номер восемь. На это Милана ответила, что это удивительное стечение обстоятельств: восемь – это два в третьей степени, расположена на втором этаже, эта комната – третья от прохода на лестницу, а ещё три – её любимое число, и что Альберту это не кажется удивительным, и вообще, он перевёлся в прошлом году с математического факультета на исторический, а это совершенно абсурдно.
В комнате вместе с Миланой жили ещё две девочки. Обе ей сразу и категорически не понравились: «В общем, одну зовут Тая, а другую – Соня», – Милана тяжело вздохнула: «Тихий ужас». Отец Таи закончил этот факультет много лет назад и твёрдо решил, что дочь должна учиться здесь. Тая хотела пойти по стопам матери, поступив на филологический факультет, но ей сказали «не позорить семью» и заставили учить точные науки. Тая была худенькой брюнеткой среднего роста. Несмотря на то, что Тая и Милана были одеты одинаково: чёрные джинсы, чёрная футболка, – выглядели они совершенно не похоже. На Тае было много тяжелых колец, сразу несколько кулонов и массивный браслет
