«Что ты, совсем другое время было».
Мама ходила беременная, ждала меня. И вдруг днем на работе сорвалась с места, никого не предупредив, и поехала в Институт акушерства и гинекологии, который находился в двух автобусных остановках от ее работы.
– Мне нужно, – заявила она в регистратуре.
– Женщина, у нас с улицы не принимают! – воскликнула медсестра.
– Меня примете, – оборвала ее мама.
У нее есть уникальные способности, мне они не передались. Мама чувствует и умеет убеждать людей. Она всегда добивается того, что ей нужно в конкретный момент. Может, это разновидность гипноза, может, ей попадаются внушаемые люди, может, это от нее исходят такие импульсы, что проще согласиться.
Мама вдруг почувствовала, что я не шевелюсь. Прислушалась, подумала и поехала в этот институт. Она знала одно – только там есть специальный прибор, который приставляют к животу, и он транслирует удары сердца. Передает звук. В трубку, которой ее прослушивала врач, мама не верила, а этому почти мифическому аппарату – верила. Ей казалось, что она непременно должна услышать, как бьется мое сердце. Своими ушами, а не ушами доктора.
Ее действительно приняли, и она услышала, как бьется мое сердце.
– Все равно что-то не так, – не успокаивалась она.
Профессор, которая подключала к ее животу аппарат, оказавшийся обычной черной коробочкой, уверяла, что «все так». Но мама не верила. Наверное, ей коробочка не понравилась. Я ведь тому доктору с перстнем тоже не поверила. Исключительно из-за перстня.
Через два дня мама ехала из библиотеки в автобусе, с книжками, перевязанными бечевкой, – она писала диссертацию. Автобус шел мимо роддома.
– Остановите, остановите! – закричала она водителю.
– Не положено, – ответил тот.
– Мне положено, – проговорила мама твердо и посмотрела ему в глаза. Он нажал на тормоз, так что все стоящие люди чуть не попадали. Только мама стояла как вкопанная. Она вышла и направилась в роддом.
– Сейчас я буду рожать. За книжками моими присмотрите. Они библиотечные, – велела она медсестре.
Та посмотрела на нее как на сумасшедшую и возмущенно затараторила:
– Женщина, вы вообще из какого района? Где ваша карта? Какой срок?
– Я вообще к вам, идите за врачом. – Мама зыркнула на медсестру так, что она побежала туда, куда ее послали.
Я родилась через полтора часа. Восьмимесячная. Недоношенная. Доктор смотрел на маму с интересом, а медсестра прижимала к груди стопочку ее книжек.
– Если возьмет грудь – выживет, – сказал маме врач. – А пока в кювез.
В этот момент я открыла глаза и посмотрела на маму, а она на меня.
– Грудь возьмет. Выживет, – пообещала то ли мне, то ли врачу мама.
И опять оказалась права.
Пока я была в кювезе, мама сцеживалась. Молока оказалось много, грудь наливалась и болела. У маминой соседки по палате не было молока, и ее ребенок, мальчик, плакал, а женщина, тоже заливаясь слезами, терзала свою пустую грудь. Мама встала, подошла к ней, забрала ребенка, он жадно присосался к огромной груди и зачмокал. Его мать продолжала плакать. Мама кормила ее сына все положенные часы кормления. Все дни, что они провели в роддоме. Медсестра приносила сверточек и сразу отдавала его маме. Она заранее мыла грудь над раковиной, вытирала полотенцем и прикладывала чужого ребенка. Малыш разъел соски, и после кормления мама мазала грудь зеленкой – тогдашним средством «от всего». После кормления отдавала ребенка его матери, и та качала спящего сытого сына, капая на пеленку слезами.
При этом мама со своей соседкой по палате почти не разговаривали. Даже совсем не разговаривали. Мама всегда так себя ведет, когда думает или очень волнуется – замолкает, немеет. Женщина приняла это молчание и не лезла с разговорами. Со стороны это, конечно, смотрелось странно – молчаливое кормление, передача ребенка, слезы у одной и плотно сжатые губы у другой. Но им было наплевать на всех остальных мамочек, которые болтали, обсуждали мужей и свекровей, перебирали имена для новорожденных. Мама и ее соседка по палате понимали друг друга без слов и вели молчаливый диалог. Соседку выписывали раньше. Мама нацедила для нее две бутылочки «в дорогу», и еще несколько пакетиков лежали замороженные в холодильнике в коридоре. Должно было хватить, пока не купят смесь.
Муж соседки привез на выписку конфеты, коньяк и цветы для медсестер и врачей.
– Скажи – что? – спросила женщина у мамы, потому что уже поняла, что деньги, духи и все остальное она не возьмет.
– Билет в СВ, – ответила мама. Билеты тогда можно было только «достать», а об СВ – только мечтать.
– Куда? – уточнила женщина.
Мама назвала место, которое было отмечено не на каждой карте.
– Будет, – пообещала женщина.
Мама кивнула и передала ей сына, которого покормила в последний раз.
Через неделю она проснулась, посмотрела в больничное окно, потом на тумбочку, где лежал билет, и решила, что нам пора. Она пошла к врачу и сказала, что забирает дочь и едет домой. Врач отвлекся от бесконечной писанины и снял очки.
– Ну знаете… – развел он руками. – Таких рожениц в моей практике еще не было. Вы хоть понимаете, что рискуете здоровьем своего ребенка? Что у нас температурный режим, что она на капельнице? Не пущу.
– Пстите. Под расписку обязаны. – Мама была непреклонна. Врач с ней не спорил. Тоже, кстати, удивительный факт. Впрочем, они друг друга поняли еще в тот момент, когда она меня рожала. Маме понравились очки доктора, перевязанные в том месте, где дужка, веревочкой.
– Почему вы новые очки себе не купите? – спросила она между схватками.
– Не хочу. Мне эти нравятся, – ответил врач.
Мама всегда вспоминала, что у того доктора были очень красивые морщины, круги под глазами, которые ему удивительно шли, и теплые руки.
– Он тебя так держал, когда ты родилась, будто сокровище, – рассказывала она мне. – Было видно, что ты ему нравишься. Он тебя рассматривал, как картину.
– Девочка красавица, как мама. И характер такой же, – объявил он, кладя меня ей на живот. – Очень своевольная девочка.
– Доктор, а у вас есть дети? – спросила мама.
– И дети, и внуки. Только я им не нужен. Они уже взрослые. А вот этим, – он одним пальцем погладил меня по голове, – нужен.
Мама написала расписку: «Получила одну живую девочку. Дата, подпись» – именно в такой чудовищной формулировке – и поехала домой. Из дома она позвонила своей маме, моей бабушке, которая жила далеко, в северокавказском селе, и сказала, что приедет. Не одна, с внучкой. Бабушка, которая собиралась к маме на роды через месяц, упала в обморок рядом с телефоном.
В селе все новости разлетаются быстро. К
