из кожи вон лезла, чтобы помочь ему продвигать свои пешки на шахматной доске власти. Чета Карлингеров не рискнет оказаться в центре скандала, который может разрушить их честолюбивые замыслы. Однако никакая предосторожность не была лишней, вот почему Леандр принял решение, имевшее столь серьезные последствия. Оно далось ему нелегко, ведь он разбивал сердце дочери, но этот вариант все же был предпочтительнее любого другого.
– Ты никому не должна ничего рассказывать, – добавил он. – Ни в коем случае.
– Я и не собиралась.
Он сочувственно сжал ее руку.
– Я знаю. Помни, что тебе всего девятнадцать, твоя жизнь еще не окончена. Дом удобный, мы с твоей сестрой будем приезжать так часто, как только сможем. Нужно найти в себе силы, но я верю в тебя, Мари.
Стиснув зубы, молодая женщина коротко кивнула. Ей понадобится время, но она сумеет преодолеть страх, горе и несправедливость. Она научится жить с этой скорбью, которую ей запрещено называть по имени. И молиться – да, молиться, чтобы Рольфа испепелили все молнии ада.
И твердым голосом она пообещала:
– Да, я буду сильной.
Лиза, 2018 г.
– Ну что? Это серьезно?
Я сглотнула, услышав, как сдавленно прозвучал мой голос. Доктор Белланже, наш семейный врач, снял тонометр с руки моего дедушки Лулу и поднял голову, глядя на меня поверх очков. Непроницаемое выражение его лица отнюдь не умерило моей тревоги. Я прекрасно понимала, что Лулу уже не молод.
– Просто вазовагальный обморок, связанный со стрессом и переутомлением, – заверил врач со спокойной улыбкой. – Немного отдыха, и все придет в норму.
У меня вырвался глубокий вздох облегчения.
– Уф! Признаюсь, я здорово перепугалась.
Дедушка, явно забавляясь тем, что неожиданно оказался в центре внимания, попытался пошутить:
– Я же говорил, что сегодня на тот свет не собираюсь! Спасибо за сахар с мятной настойкой, – добавил он, глянув на Аннетт, которая была рядом, когда он упал в обморок.
Пожилая дама отпустила край стола, в который вцепилась, и принялась отчитывать Лулу:
– Ах ты паршивец, надо же было нагнать на нас такого страху! Если б твое сердце остановилось, моя мятная настойка уж точно не запустила бы его заново.
Врач с теплотой посмотрел на нее.
– Не стоит так переживать, мадам Лекомт, наш Луи – тот еще крепкий орешек. И его сердце прекрасно себя чувствует.
Несмотря на эти успокаивающие слова, дедушка все еще казался мне слишком бледным.
– Может, пойдешь наверх и приляжешь? – предложила я, положив руку ему на плечо.
– Вот еще! – возразил он. – Чашечка хорошего кофе, и полный порядок, верно, док?
Врач хмыкнул.
– Во всяком случае, вреда не будет, давление у вас немного пониженное. Поберегите себя, сейчас неподходящий момент бегать стометровку.
– Посмотрел бы я на того, кто попробует меня обогнать! – парировал дед.
Осмотр был окончен, и я проводила доктора Белланже в прихожую.
– Спасибо, что заглянули. Рада, что с ним все в порядке.
На пороге врач остановился и повернулся ко мне.
– Кстати, Лиза, я хотел сказать тебе пару слов.
У меня екнуло сердце. Похоже, сердечный приступ грозит уже мне.
– Да?..
Должно быть, я побелела как полотно, потому что он поспешил меня успокоить:
– Не беспокойся, сам по себе такой обморок не опасен. Но он мог неудачно упасть. Хорошо, что Аннетт оказалась рядом.
– Понятно. Вы думаете, подобное может повториться?
– Видишь ли, я боюсь, что он немного перегружен из-за ремонтных работ в доме.
– И что сделать, чтобы ему помочь?
– Может, пригласишь его к себе на время ремонта?
Я чуть не задохнулась.
– Ко мне?! Вы ведь его знаете, он в жизни не согласится оставить свой дом, он же до смерти боится стать обузой!
– Я знаю, Лиза. Но не думаю, что ему больше понравится пребывание в больнице, где он окажется, если упадет и получит травму. Скажи себе, что нет худа без добра.
Я поморщилась.
– Ладно, предложить-то я предложу, но результата не обещаю… Дед становится настоящим львом, когда сердится.
Доктор Белланже снова издал короткий смешок.
– Тогда держись! И не стесняйся звонить мне, если этому льву понадобится хорошая взбучка.
С мрачным видом я вернулась на кухню, где суетилась Аннетт, готовившая кофе. Вот что поможет дедушке лучше воспринять новость. Я достала с верхней полки чашки и расставила их на скатерти с узором из лимонов. Лулу, восседавший во главе стола, сверлил меня взглядом из-под кустистых бровей, напоминающих двух толстых гусениц. Его массивное лицо немного порозовело, и, если бы не единственная непослушная прядь, выбившаяся из зачесанных назад седых волос, которая упала ему на лоб, подрагивая в такт дыханию, никто и не подумал бы, что у него только что случился обморок.
– Что-то ты притихла, – заметил он.
– Я все думаю о ремонте. Наверное, он займет некоторое время.
– Ну да, большую часть лета, – посетовал он. – Мой дом стареет быстрее, чем я.
На это я могла только кивнуть. Даже если не ходить дальше кухни, можно было заметить, что краска облупилась, потолок весь испещрен мелкими трещинами, а водопроводные трубы протекали самым чудовищным образом и в самый неподходящий момент. В этом не было ничего удивительного, поскольку дом построили не вчера: еще в конце девятнадцатого века его велел возвести у речного брода один богатый промышленник, пожелавший обзавестись загородной резиденцией. Согласно семейной легенде, дед Лулу, сын простого крестьянина, в детстве часто проходил мимо и был совершенно очарован этим изящным буржуазным особняком. В своих фантазиях он представлял, как однажды будет там жить. Ценой упорного тяжелого труда он смог осуществить свою детскую мечту, выкупив дом после смерти первого владельца накануне Первой мировой войны. Увы, в нашей семье дом останется ненадолго – дед решил продать его на условиях пожизненной ренты. Он хотел завещать его мне, но я отказалась, не чувствуя в себе достаточно сил, чтобы поддерживать в нормальном состоянии такое большое и старое здание. Конечно, это решение далось мне нелегко – я питала истинную привязанность к этому особнячку, где проводила в детстве каждое лето, но у меня уже был собственный дом. К тому же, хоть я и обеспечивала себе вполне комфортную жизнь благодаря переводам художественной литературы, я не могла позволить себе подобной роскоши.
В то же время нельзя было допустить, чтобы дедушка угробил здесь здоровье. Собрав все мужество, я воспользовалась моментом, когда Аннетт разливала кофе по чашкам, чтобы затронуть эту деликатную тему.
– Нам нужно поговорить, Лулу. Это может тебе не понравиться, но вопрос серьезный.
Рука Аннетт замерла.
– Наверное, мне лучше уйти, – предложила она, явно почувствовав себя не в своей тарелке.
– О нет, останься. Мне наверняка понадобится союзница.
В этом деле мне была нужна именно такая помощница, как Ненетт – так мой дед называл свою подругу детства. Эта пухленькая женщина ростом чуть выше полутора метров выглядела как классическая бабуля с лучистыми морщинками в уголках глаз, появившимися с годами от частых улыбок, но она была отнюдь не из тех, кто позволил бы собой помыкать, скорее уж наоборот. Она никогда не была замужем, сама в одиночку возилась со своим стареньким «Пежо-104», упрямо отказываясь сменить его на какую-нибудь более современную модель, питала многолетнюю слабость к Яннику Ноа [2], дымила как паровоз, несмотря на свой почтенный возраст, и, по последним сведениям, даже хлопнула дверью клуба для старшего поколения (серьезного заведения!), потому что директриса посмела закрыть творческую мастерскую по четвергам, отдав предпочтение скрэблу. Она не боялась ничего и никого.
– Ну, как скажешь, – заинтригованно согласилась она.
Лулу опустил кусочек сахара в кофе, бросив на меня подозрительный взгляд. Я еще и слова не сказала, а он уже ощетинился, как еж. Пожалуй, лучше выложить все сразу.
– Доктор Белланже считает, что тебе стоит уехать из дома на время ремонта.
Дед тут же прекратил помешивать кофе.
– С какой стати? – мгновенно взвился он. – Потолок мне вроде на голову пока не падает.
