Преданный Вам Николай Лесков.
Примечания
В примечаниях использованы следующие сокращения: Летописи - Летописи литературное музея кн. 12. М., 1948 Лесков - Н.С.Лесков. Собрание сочинений в 11-ти т., М., 1956-1958 Жизнь Лескова - Андрей Лесков. Жизнь Николая Лескова. В 2-х т., М., 1984 Толстой - Л.Н.Толстой. Полное собрание сочинений в 90 томах. ЯПб - Яснополянская библиотека Толстого
В обширном эпистолярном наследии Лескова (полностью еще не опубликованном) переписка с Львом Толстым занимает исключительное место. Подавляющее большинство корреспондентов писателя - издатели, редакторы журналов и газет самых разных направлений, публицисты, критики, богословы, и меньше всего среди них собратьев по перу. Так, например. А.С.Суворину Лесковым было отправлено 75 посланий, а Достоевскому - 3. публицисту, критику, издателю П.К.Щебальскому - 46, а Гончарову всего 4, В.А.Гольцеву - 13 а Писемскому 6. Но даже эта немногочисленная переписка посвящена в основном издательским делам, за исключением, быть может, переписки с Писемским, в которой Лесков касается его романов. С Толстым все было иначе. С ним, пожалуй, единственным велся подлинно профессиональный диалог, затрагивающий множество проблем писательских, религиозных, жизненных, экзистенциальных. Первое письмо Толстому Лесков написал 18 апреля 1887 года, где высказал свое "горячее желание видеться" с ним "в этом существовании" (желание это осуществилось: спустя два дня в Москве, в Хамовническом доме писателя и второй раз - в январе 1890 г. в Ясной Поляне). Последнее было отправлено им 11 октября 1894 года. До нас дошло 51 письмо Лескова и 10 ответных, московских и яснополянских. Не найдены 6 лесковских посланий и 7 толстовских. Настоятельная потребность в личном и эпистолярном общении с "высокочтимым" выдающимся современником ощущалась Лесковым давно. Он как-то признался Суворину: "Я люблю и почитаю этого писателя и слежу за его делом страстно... Мне все приходится пробираться и побираться, где бы можно сказать о Толстом не банальное, шаблонное слово" (*). И в самом деле следил пристально и неустанно, и неоднократно говорил нешаблонное слово, выступая в печати со статьями, заметками в защиту Толстого от его несведущих хулителей, пристрастных, бесконечно далеких от постижения сути толстовских свершений, его алчущего истины беспокойного духа. Впервые Лесков заявил о себе как стороннике идей Толстого, их защитнике, в "отчете" под названием "Герои отечественной войны по гр. Л.Н.Толстому", посвященному выходу в свет пятого тома "Войны и мира", и в дальнейшем продолжал внимательно следить за "высокочтимым" мастером, почти на каждую его публикацию отзываясь в печати, и всякий раз не "шаблонно". "Власти тьмы" посвящены Статьи "О драме Л.Н.Толстого и ее варианте". "По поводу драмы "Власть тьмы" ("Петербургская газета", 1887, No 38, с. 62). Он откликнулся и на появление толстовского "Календаря с пословицами на 1887 год", на его народные рассказы и повесть "Смерть Ивана Ильича". Уже после смерти писателя был опубликован его очерк "Рассказы кстати" ("По поводу "Крейцеровой сонеты") ("Нива", 1899, No 30). Толстовиана, созданная Лесковым, отразила всю сложность и многогранность его восприятия творчества русского гения. Автор "Войны и мира" и "Исповеди" стал Лескову необыкновенно близок, дорог и душевно необходим. "О Л.Н. мне все дорого и несказанно интересно, - писал он В.Г.Черткову. - Я с ним всегда в согласии, и на земле нет никого, кто мне был бы дороже его. Меня никогда не смущает то, чего я с ним не моту разделять; мне дорого его общее, так сказать, господствующее настроение его души, и страшное проникновение его ума. Где есть у него слабости, - там я вижу его человеческое несовершенство и удивляюсь, как он редко ошибается, и то не в главном, а в практических применениях, что всегда изменчиво и зависит от случайностей" (**).
(* Лесков. T. 11, с. 301. *)
(** Там же, с. 356. **)
Лесков вошел в жизнь Толстого как духовный единомышленник, благодарный и искренний его почитатель, в отличие от остальных собратьев не коривший его за "уход" от искусства, за небрежение своим призванием. Лесков пишет часта, пространно, взволнованно, явно стремясь выговориться, сказать многое о себе, о своем душевном состоянии, о своей работе, начатой и завершенной, о трудной издательской судьбе своих произведений. Он делится своим мнением о недавно увидевших свет легально и подпольно религиозно-философских трактатах Льва Толстого, ни разу не вспомнив при этом, что его корреспондент - еще и замечательный прозаик и романист. Толстой пишет реже, сдержанней, короче, без интимной доверительности, которой проникнуты послания его корреспондента. На эту особенность их переписки обратил внимание сын Лескова: "С Толстым бралась чуждая натуре умягченность тона. Случались сбои. Вообще же чувствовалась напряженность, калейдескопичность сообщаемых злободневных вестей, слухов... Неустанная хвала утомляла хвалимого. Равновесие переписки утрачивалось. Одна сторона засыпала своими пространными письмами другую. Обнажался письменный крен" (*).
(* Жизнь Лескова. Т. II, с. 410. *)
Л.Я.Гуревич так разъяснила возникшие по этому поводу у А.Н.Лескова недоумения: "Отношение его к Толстому у меня на глазах. Что не все было ладно в нем, мне ясно. И Толстой, несомненно, чувствовал это. Толстей говорил: "Да, он мне пишет иногда... Только иногда дан тон какой-то... уж слишком... Неприятно бывает" (*). А в дневнике 12 ноября 1890 года Толстой записал: "получил вчера неприятно льстивое письмо Лескова" (**).
(* Там же. *)
(** Толстой. Т. 51, с. 104. **)
На протяжении почти всей своей жизни Лесков страдал от одиночества, чужой среди литераторов, чужой и демократической интеллигенции, и консерваторам. Толстой - писатель, религиозный философ, родственный по "настроению", духовными исканиями - помог осмыслить все то, что тревожило, наводило на размышления, но не оформилось, не сложилось в концепцию. "Я сам подходил к тому, что увидел у Вас, - не таясь, заявлял Лесков Толстому, - но у меня все было в хаосе - смутно, неясно, и я на себя не полагался, когда услыхал Ваши раэъяснения, логичные и сильные, и все понял, будто как "припомнив", и мне своего стало не надо, а я стал жить в свете, который увидал от Вас... Он несравненно сильнее и ярче того, в каком я копался сам своими силами". И прочтет яснополянский старец строки, что благодаря ему отправитель письма "утвердился в том, до чего доходил, но на чем боялся остановиться". Безусловно, прав его биограф - "хвала утомляла хвалимого". В роли наставника, пророка, провозвестника Толстой чувствовал себя неловко, и от этого ему было не по себе. Но и Лесков прав. Многое из того, что он вычитал в трактатах Толстого, совпадало с тем, что роилось в его сознании, отражалось в картине русского быта, воссозданного им в его замечательной прозе, большой и малой. Оба писателя не принимали официальную церковь, мракобесие ее служителей. Лесков верил, что толстовское "гениальное истолкование христианства" способно "соскрести пометы и грязь купующих и продающих". Вот почему он так настойчиво убеждал Толстого продолжать работу над новыми сочинениями такого рода, как его трактат "Критика догматического богословия". "Мы даже слышали, что вы занимаетесь катехизацией христианской веры... это как раз есть то самое, что нужно сделать и что нынче только вы одни можете сделать". И тем не менее громадное уважение, с которым относился Лесков к своему великому современнику, никогда не переходило в фанатическое поклонение. Лесков никогда не был толстовцем-догматиком. "Он последователь, но не слепой" (*), - заметил как-то Толстой.
(* Фаресов А.И. Против течения, - СПб., 1904, с. 70. *)
Лесков оспаривал в письмах интерпретации евангельских текстов, очень критически относился к толстовцам, к их общинам. "Я замечаю: в этом течении опять преобладание теоризма, - заявил он Черткову. - От практики вашей не жду никакого прочного успеха и в деле переустройства общественного и житейского сознания... Я опасаюсь, что все это движение не оставит даже следа и будет приравнено к "наивным затеям" (*). Лесков не стал ортодоксальным приверженцем "очищенного христианства", он относился к нему критически, проявляя во всем независимость и самостоятельность суждений. Корил он и Толстого, за то, что "для полноты своего нравственного облика не отдал своего имения крестьянам". Pro и Contra слышатся в его высказываниях.
(* Жизнь Лескова, Т. II. с. 404. *)
Яснополянские ответы Лескову носят совсем иной характер, они светские и литературные. После первого свидания с петербургским гостем хозяин дома вынес такое благоприятное для него впечатление: "Какой умный и оригинальный человек" (*). Толстой пишет Черткову, прочитав лесковское "Сказание о Федоре христианине и Абраме жидовине": "Статья Лескова кроме языка, в котором чувствуется искусственность, превосходна. И по мне, ничего в ней изменять не надо, все средства употребить, чтобы ее напечатали у нас как есть" (**). Толстой сразу распознал в Лескове незаурядный талант, самобытную личность художника. Он внимательно, вдумчиво читает тексты опубликованные и новые, полученные от автора. Почти все рассказы и повести его восхищают, ему импонируют, но в своих поэтических разборах он обязательно отметит языковые погрешности, "излишества", "манерность", "кудреватость".
