Я решилась на это с четвертой попытки.
Я фантазировала о том, как после некачественной анестезии просыпаюсь на операционном столе, как из-за врачебной ошибки мне отрезают ногу или в лучшем случае калечат. Как на такое согласиться? Почему тело продолжает создавать проблемы? Пожалуйста, остановись.
Я искала причину, как если бы кто-то пытался наказать меня.
* * *
201X
Стоя в ванной, замечаю: паховые складки различаются. Медленно ставлю правую ногу на носок. Испуганное напряжение в теле сменилось тошнотой и мыслью: «Ну за что?» Стараюсь всхлипывать не громче, чем течет вода. Слезы кажутся горячими.
– Мам, у меня проблема с ногой.
– Что? Где?
– Вот… Видишь?
– Ну, хочешь, я к врачу тебя запишу?
Хирургу около тридцати, обаятельный. Смущаюсь, но рассказываю про операцию в детстве, про свое открытие в ванной.
– Ну-ка, встань прямо. Все хорошо, не вижу проблем.
– Нет же, смотрите, вот тут видно.
– Ровные и здоровые ноги. Все у тебя хорошо.
Чувствую, что потерпела поражение. Одеваюсь. Вижу, как мать просовывает ему в ладонь купюры:
– Спасибо, доктор!
– Нет, что вы! Ничего не надо.
– Возьмите!
Молча иду к машине. Казалось, это был единственный шанс на поддержку от матери, и я его упустила. Мы поговорили о деньгах (зря она заставила их взять, этот прием был бесполезен – врач просто отрицал очевидное). Ни мою проблему, ни план дальнейших действий мы больше не обсуждали.
* * *
лето 2018
Ну, если разрез еще можно сделать, то Илизарова точно нет. Полгода из моей ноги будут торчать железки – они в своем уме? Еще раз в месяц их будут раздвигать. Нет, это невозможно. Я не вынесу.
* * *
осень 2019
Почему она не проверила? Почему не следила, пока я была маленькая? Если бы я это проходила в десять лет, было бы легче. Она просто перестала думать об этом, как только меня выписали из больницы? Теперь мне придется осознавать, проживать этот ужас. Я не хочу… не могу. Не надо, пожалуйста.
* * *
201Х
Врач сказал, хорошо бы найти детские снимки после операции. Помню, они были дома, но не нашла. Спрашиваю у матери про госпитализацию.
– Сыщица, расследовала. Посмотрите на нее.
Ее интонация противна. Это была попытка пристыдить меня?
* * *
март 2020. День 1
Я рано встала, взяла пакет, костыли и вызвала такси.
Больница была на окраине города в сосновом лесу. Я блуждала между корпусами. С другой стороны к нужной двери шла девушка с пакетами. Ну нет, в очереди я буду первая.
Позже мы познакомились, вместе обошли все нужные кабинеты и лежали в одной палате. Она работала медсестрой в больнице, в которую меня направлял участковый хирург (я уговорила дать направление в областную).
– Почему ты не стала в своей больнице оперироваться? Ты же там работаешь.
– Ой, нет. Я хочу потом ходить нормально.
Что ж, если я и переживаю ужас, то хотя бы не в худшем месте.
Палата была рассчитана на шестерых, четверо уже лежали здесь – женщины в возрасте, эсэнгэшные бабки. Мне от таких не по себе.
– Такая молодая, а уже лежит. Ты-то здесь из-за чего?
– Я не хочу разговаривать сейчас.
Мне выдали постельное белье. Наверное, оно было сшито еще в Советском Союзе. Я отвернулась к стене. В горле давил ком, мешал дышать. Я тихо заплакала.
Мне ставили уколы успокоительного, брали кровь на анализы. Анестезиолог задавала дежурные вопросы, поправляя пальцем длинные мелированные пряди.
– А какая анестезия будет?
– Спинальная, но можем дать снотворное.
– Да, пожалуйста, вырубите меня в самом начале. Я не хочу ничего знать и видеть.
Она улыбнулась.
Вечером я сидела с новой подружкой в коридоре, мы смотрели на закат. Когда солнечный свет краснеет и тускнеет, я чувствую себя покинутой.
– Я так боюсь.
– Все будет хорошо.
* * *
март 2020. День 2
Операцию назначили на половину второго. Я села на кушетку напротив операционной, дверь была открыта: маленькая комната; стены, облицованные советским кафелем; большое кресло с коричневой обивкой, похожее на стоматологическое; у анестезиолога маска из марли.
– Проходи, садись на кресло спиной ко мне. Я сделаю тебе несколько уколов в спину.
– Мне очень страшно.
Волнение растеклось по всему телу, я старалась глубоко дышать – не помогало. Почувствовала иглу, левая нога дернулась. Я закричала.
– Не дергай ногу.
– Она сама, я ничего не делала.
Снова укол, нога, боль.
– Сказали же, не дергайся! Ты понимаешь, что сейчас спину повредишь?
– Это не специально! Сначала дергается нога, потом становится больно.
– Прекрати орать.
Третий укол. Нога снова дернулась, боль стала невыносимой.
– Все уже, хватит орать. Ложись на кресло.
Хирург поднимает мою ногу.
– Пожалуйста, не режьте, пока я не усну.
* * *
март 2020. День 6
Меня выписывают, хотя были слухи, что больницу закроют на карантин вместе с пациентами.
– А ты сколько дашь хирургу?
– Я не хочу отвечать на этот вопрос.
На полках стоят книги – их написали сильные женщины. В этих книгах можно прочитать, что ваше тело только ваше, что только вы имеете право решать, как с ним взаимодействовать.
Тогда почему так легко это право нарушить?
* * *
Он скажет, что тебе понравилось. Он скажет, что ты сама набросилась. Он скажет, что ты ревешь как девчонка, будь взрослой. Когда на карте прорисуется маршрут, он коснется твоей спины и скажет: «У тебя такая нежная кожа».
Следующие два дня тебе будет плохо так, как не было ни до, ни после. «Мне что-то подмешали? Я перебрала? Пройти медицинское освидетельствование? Тогда все точно всплывет наружу, мать обвинит меня – я не переживу этого». Слишком хрупкая сейчас твоя броня. Слишком сильно позор тянет к земле, натягивает маску будничной безразличности. В полиции высмеют. В голове поставили на повтор:
Ты. Виновата. Сама.
Об этом не знал Ф., не знал никто. И. вряд ли что-то понял, но был озадачен. Вы прожили с ним вместе год.
Ты ненавидишь мужчин и никому об этом не говоришь. Но если понаблюдать, то это заметно.
Позже одногруппница узнает об этом. Ты вывалишь на нее эту новость, но легче не станет. Ей легко не будет тоже. После сядешь в такси и больше ее не увидишь.
Стыд обвивает кольцами твои внутренности. Ты закапываешь боль до лучших времен, с ней в бездну отправляется часть тебя.
Ты ненавидишь мужчин все больше. Каждый видится тебе угрозой.
На улице, на работе, в транспорте – везде настороже. В ушах завывает мертвец, которого ты похоронила.
