с Антоном. Мы давно договаривались сходить на каток, и вот наконец у него появилось свободное время. Поначалу я хотела отменить встречу: не могла представить, как разговаривать и держать рот на замке. И всё-таки с Антоном мы давно не виделись, он был слишком занятым, думал о чём-то своём и жил какой-то далёкой и отшельнической жизнью. Поэтому я согласилась.
Ожидания не оправдались. Тайну я не выдала, всё было хорошо. Мы скользили на льду, запинались о неровности, ехали наперегонки и вместе по кругу. Икры тянуло, стопы застыли в неестественном положении, большие пальцы на ногах не чувствовались и наверняка посинели. Мы пошли в «Братья Караваевы» около катка и сели греться. Я заказала мятный чай и штрудель, а Антон взял какое-то сытное хрючево.
Антон замолк и замер, как будто хотел сказать что-то важное, но не мог. Поэтому на всякий случай я насторожилась. Он улыбнулся смущённо, очень нехарактерно для себя и сказал:
– Я хочу ребёнка. Лена всегда хотела, часто об этом говорила. Я сомневался, тогда не было работы и какой-то стабильности. Теперь все сомнения ушли.
Я подумала, что Антон сошёл с ума, и улыбнулась. Ленин голос звучал у меня в голове: «Нам с ним пора расстаться». Может, сошла с ума Лена. Я не представляла, что два человека, живущих вместе, могут быть так далеко друг от друга. Антон никогда не рассказывал мне вообще никаких тайн, поэтому как-то отреагировать у меня не получилось, нам стало очень неловко, и мы поскорее разошлись.
Об их расставании мне теперь напоминала каждая прогулка с Чмоней. Мы шли с ним, и я смотрела на их дом, представляла, как они спят вместе, утром Лена делает кофе, а Антон утыкается в телефон. Чмоня лаял на прохожих, а я думала о том, что они никогда не ссорятся, Антон собирает все свои эмоции в глубокое озеро, а Лена не рискует туда нырять. Чмоня писал на колёса машин и пытался выбежать на дорогу, а я всё думала и думала о жизни Антона и Лены. Чмоне это было не по душе, и он стал менять маршрут, отводить меня к скверику, где гуляли другие собаки. За Чмоней приходилось следить внимательнее, и мысли об Антоне и Лене отступали.
Мне часто снилось их расставание. Как они смотрят друг на друга с тоской. Как Антон плачет впервые в жизни. Как Лена уходит, а Антон бежит за ней. Антон увлекался снами, собирал коллекцию из чужих снов. Он всегда просил пересказать самые интересные сны. Теперь я врала: ничего интересного, ничего весёлого, одни кошмары. Их потенциальное расставание и правда было кошмаром. Даже поспать спокойно Антон и Лена мне не давали.
Ненависть Чмони к комбинезону росла, и он всё активнее пытался покусать меня, от этого я его боялась сильно-сильно. На улице он меня не слушался, получалось приманить его только лакомством, и я этим пользовалась, пока хозяйка не написала мне огромное сообщение о его диете и о том, что я перекормила его и теперь у него будут большие проблемы со здоровьем. В конце она восклицала: «Неужели вы не понимаете, что такая редкая порода нуждается в культивации и заботе, а не во вреде!» Я снова посмеялась над выдуманной породой «московский дракон» и решила погуглить.
Смеялась я зря, московские драконы появились пятьдесят лет назад, но пока их особо нигде как породу не признали. С картинок по запросу «московские драконы» на меня смотрели братья и сёстры Чмони, такие же несчастные и побитые. Чмоня оказался настоящим породистым псом.
Мы стали ходить в большой парк неподалёку. Чмоня прыгал по сугробам, залезал на снежный замок, ссал на снеговиков и кидался на кормушки для снегирей. Я бегала за ним вдоль деревьев, путаясь в поводке. В ботинки набивался снег, с джинсов свисали маленькие снежные сосульки. Хозяйка говорила, что я могу отпускать его с поводка, если он доверяет мне. Я вообразила, как Чмоня срывается с поводка, рвёт на части свой комбинезон и улетает со снегирями в снежное королевство. В общем, к Чмоне доверия не было никакого.
Ежедневный близкий контакт со снегом привёл меня к простуде. Неприятно, но терпимо – деньги были важнее. Правда, Чмоня раздражал всё сильнее, ведь заболела я из-за него. И после очередного выгула я поняла, что нужно слечь и хотя бы три дня побыть дома. Я написала хозяйке, что болею и что мне нужно взять несколько выходных. Она ответила так: «Вы взяли на себя ответственность – гулять с моим псом. А теперь вы от этой ответственности отказываетесь в последний момент. За день я не смогу найти другого человека. Или вы приходите завтра, или мы завершаем сотрудничество».
Это сообщение меня ужаснуло. Я не могла потерять эти деньги, ведь других собак у меня было. Так что на следующий день я брела на прогулку, покашливая и сморкаясь в мятую салфеточку. Чмоня бесился, поэтому комбинезон я надевать на него не стала. Наверное, он почувствовал мою слабость какой-то пёсьей эмпатией и не давал передохнуть, всё рвался вперёд и даже в парке метался из одного сугроба в другой. Мы на сверхскорости влетели вглубь парка и обнаружили собачью площадку. Чмоня сходил с ума от радости, всё обнюхивал и стремился к другим собакам. Я его удерживала с трудом. Очень хотелось Чмоню отпустить с поводка и отдышаться или вообще уйти домой.
Мы вернулись на полчаса позже, я вся была вымокшая, задыхающаяся. Взяла Чмоню на руки, в очередной раз с опасением «вдруг укусит», и понесла мыть лапы. Чмоня ненавидел мыть лапы, всегда рычал и пытался меня цапнуть. Каждую лапку надо было промывать специальным шампунем, потому что у Чмони нежная, склонная к дерматиту кожа. Я дала ему в зубы игрушку и на олимпийской скорости обмазала лапы, а потом скопом их промыла. Наступал момент полотенца. Я постелила его на пол, разрешила Чмоне выпрыгнуть и снова невероятно быстро вытерла задние лапы и устремилась к передним. Чмоня перехватил у меня полотенце и утащил в квартиру. Отобрать бы его не получилось – Чмоня чётко давал понять, что его, а что нет. Я переждала, а потом бросила его любимую игрушку в сторону и, когда он побежал к ней, схватила полотенце и отнесла в ванную. И так было каждый раз.
По дороге домой я умирала и шептала себе: «Ты доберёшься, ещё чуть-чуть, скоро будет квартира, ещё несколько шажков». На мне была дырявая, но заклеенная лейкопластырем куртка, под ней – осенняя куртка, на
