назад получил письмо из Дружковки. Пишут, что всех моих родственников и часть знакомых взорвали на заводе. В общем, немцы ввели «новый порядок».
08.11.43.
Иногда вдумаешься, всмотришься в свою жизнь, и делается страшно. Ведь я совсем не обеспечен. Вечно без денег, вечно мечта поесть, никогда не бываю сыт. Даже хлеба никогда не бывает. Что эти 600грамм, когда больше ничего. Одна надежда на столовую, где только гадкий винегрет без жиров, на обед суп землистый с черной лапшой, без мяса, без масла. Я не жалуюсь на судьбу, я понимаю, но….
……………………………………………………
Завтра меня будут принимать кандидатом в члены ВКП(б).
23.11.43.
С 21 ноября урезали всем норму хлеба. Теперь вместо 600 гр буду получать 500 гр.
29.11.43.
Только что студент историк 5 курса Михаил Слонимский, взволновано, подошел ко мне и, багровея до ушей, глядя пристально мне в глаза, резко спросил:
– Ленчик, не осудишь меня, если я тебе скажу одну вещь? Только секрет, об этом никто не должен знать.
Я пообещал не осуждать его и никому ничего не говорить.
– Я только что “срубал” (съел) кошку. Сварил с рисом и съел. Я больше не хочу голодать, когда перед моими глазами бегают такие продукты. Завтра думаю “срубать” (съесть) собаку. Я не знаю, почему люди раньше не догадывались “рубать” кошек. Мясо как курятина, правда, цвет характерный для млекопитающихся.
Я до сих пор не могу прийти в себя. Михаил мне, правда, сказал, что другим людям сделать это мешают предрассудки. Но он выступает против предрассудков и суеверия.
Да, это философия голодного человека. В мирное время он бы никогда этого не сделал. Но теперь его обрюзшее, красное, опухшее под глазами, обросшее шерстью лицо было способно съесть даже человека. Михаил очень способный, начитанный, умный студент. Но в военное время он не нашел себя, а трудности, которые уже третий год не убавляются, а обостряются, выбили его из колеи. Он не может приспособиться к этой жизни, поэтому ходит грязный, оборванный, сгорбленный. Его красный крючковатый нос сопит, а подслеповатые глаза куда-то жадно всматриваются. До чего может дойти этот человек. До убийства? До ограбления? Голод – это страшная штука. Голод может из самого культурного человека сделать зверя, убийцу. Все это ужасно. Война требует жертв.
09.04.44.
7 января уехал из Можги в Харьков. Приехал только 12. Город произвел жуткое впечатление. Разрушенные корпуса зданий. Изуродованный в моральном отношении народ.
……………………………………………………..
Приехавшие из Дружковки сказали мне, что Вася Еременко, мой лучший друг, с которым я 12 лет дружил, погиб. Жутко. Одиночество. Все гибнет вокруг меня. Что делать? Как жить дальше? Васи нет. Это легко сказать, но нелегко пережить. Я живу, а он лежит в сырой земле. Говорят, что он погиб в Крыму. Я прошел огонь и воду войны 1941-1942гг и не погиб. А он… он погиб.
Со вчерашнего дня все мне не мило.
15.04.44г.
Завтра первый день пасхи. Ну, и что же. Я один. Целый день работаю как вол, старясь забыть все и вся. Утром и вечером готовлю себе пищу. В Харькове жить легче. Питание плохое, но нет голодания как в Кзыл-Орде. Самое главное, никто об этом не знает. Я всегда внешне весел, но от этого в желудке не прибавляется. Сижу на постном масле утром, днем и вечером. В столовой – суп-вода и кашица на второе. Дома – суп с фасолью и пшенка. Но и на это нет денег. Целый день бегаю по городу добиваюсь квартиру. А потом уже поеду за мамой и сестрой в Можгу. На первых порах неудачи. В Дзержинском райисполкоме председатель на мое заявление о том, что я доброволец, сказал: что, дескать, ты сам пошел, тебя никто не звал.
Л.С.Бержанский, г.Костин Московской обл..
“Маме от Леонида на память”
24
Я несколько раз перечитывала этот небольшой дневник.
Некоторые страницы написаны карандашом. И приходилось каждое слово рассматривать под лупой. Мне казалось, что читаю о чувствах, о боли, читаю раздумья не молодого человека, которому чуть-чуть за 20, и которого называю “мой папа”, а о душевных страданиях моего ребенка. Может, потому что собственному сыну уже значительно больше. Читая папин дневник, во мне поднималось, наверно, больше материнских чувств. Болело сердце, потому что не могла накормить голодного мальчика, не могла облегчит боль его души.
Он писал о том, сколько стоили продукты питания: хлеб, молоко, рис, мясо, которые невозможно было купить. О хамском, безответственном, безграмотном поведении директоров совхозов, секретарей райкомов и обкомов партии и комсомола, О поведении женщин в отсутствие мужчин.
Почему многое, из написанного в дневнике, нигде не читала? На эти вопросы было табу?
Только подвиги, только победы? А может, при другом общественном устройстве не понадобилось бы столько подвигов и не так тяжелы были бы победы? Почему мало говорят о страхе в душах людей, который обязательно сопровождает войну? Интересно, а если человек может убежать, он испытывает страх? Он сидит в тех, кто идет в бой и в тех, кто их ждет. Он сидит в тех, кто боится попасть на фронт и в тех, кто боится разоблачения. Потому, что война сопровождается еще и предательством. К сожалению, экстремальные условия чаще всего демонстрируют человеческие пороки и реже человеческие достоинства. Тем более, что перечень первых значительно превышает список вторых. А успокоительные слова о разнообразии морали мало кого успокаивают. Не может быть двух мнений и двух взглядов на убийство безвинного ребенка. Не может.
Страх, как кладезь порока, и предательство идут по полю войны в обнимку. Боязнь за собственную жизнь, за жизнь своих чад и самых близких, страх перед мучениями, унижениями и смертью толкала людей на подлости и подлоги. Это ведь тоже правда войны. Может, войны развязывают, чтобы убить любовь? Просто об этом не говорят. Правда фронта, тыла и оккупированных территорий. Почему почти не пишут о жутком голоде мирного населения и в оккупации, и в тылу? Кого защищал солдат? Умирающую от голода мать, сестру, жену, ребенка?
Хорошее придумано было тогда выражение: война все спишет. Бездарность генералов и смерть сыновей, наплевательство государственно-партийных чиновников и повсеместный голод.
Мы и после войны целые десятилетия оставались страной голодных людей. Ограниченность и не качественность продуктов питания. Наши мужчины вдоволь не наедались мяса – продукта, пожалуй, самого необходимого и привычного у славян.
Почти весь XX век нас сопровождал
