курортов, и у меня не остается другого выбора, кроме как…
– Ага, но нельзя же назвать одно из самых удаленных от моря мест в Англии морским курортом, – сказала Ли. – Я бы никогда не заказала рыбу в местном ресторане – только через свой труп. Если бы, конечно, рестораны снова открылись и в них подавали рыбу.
– Сообщение от меня, – сказала я. – Всем вам. Валите на хер из моего дома. Живо.
– Послушайте, мне очень жаль, если я вас обидела, Сэнди, – сказала Ли. – Уже поздно, и Амели только что улеглась спать. Если честно, для Ид это был сущий ад: Амели целый день бухтела – как всегда, когда остается с нашим отцом. А ехать до нас далеко, да и вообще, как вы знаете, ведь мы это уже обсуждали, сейчас мне как раз негде жить. К тому же единственная причина, по которой мы все до сих пор еще здесь, заключается в том, что мы прождали весь вечер вашего возвращения. А теперь вы говорите, что не вернетесь. То есть вы могли бы сказать нам раньше. Это довольно невежливо с вашей стороны.
– Боже ж ты мой, – сказала я. – Это я невежливая? Да вы все в моем доме вопреки моей…
– Нет, я же вам говорила, родители – снаружи в машине отца, – сказала Ли.
– …А пока вы находитесь там, это означает, что мне нельзя там находиться, поскольку мне нельзя ни к кому приближаться, чтобы не заразиться тем, что может затем навредить моему тяжело больному отцу…
– А, ладно. Это объясняет вашу фиксацию на отце, – сказала Ли.
– Что-что? – сказала я.
– Привет, – сказала Ли. – Это я.
– Ага, я знаю, кто вы такая, – сказала я, – а еще знаю, кто такая я, и это обвинение в фиксации на отце – чистой воды перенос. Если бы вы, помимо собственных небылиц обо мне, имели хоть какое-то представление о том, кто я, то знали бы, что на самом деле у меня фиксация на матери. Но это уже другая история.
– Нет, это я – Иден, – сказала реальная/воображаемая Иден. – Где вы находитесь? Мне так много нужно вам рассказать. Амели здесь. Она мечтает с вами познакомиться. Она хочет, чтобы вы рассказали ей историю. Она жаждет попасть в ваш сарай и поиграться с красками.
– Господи, – сказала я. – Только этого мне не хватало.
– Возможно, когда вы вернетесь, то покажете нам, где лежит ключ. Рори тоже в пути.
– Что еще за Рори? – сказала я.
– Мой партнер. Отец Амели. Я знаю, что он тоже очень хотел бы с вами познакомиться. Он был за границей по папиным делам, приземлился час назад и едет на «Хитроу-экспрессе».
– Он должен сесть на карантин, – сказала я. – Не впускайте его в мой дом.
– Да все будет хорошо, Сэнди. Эн-эс. В смысле, «ничего страшного». У нас в семье никто никогда не болеет. И мы все друг друга знаем, так что предосторожности излишни. Отец тоже хочет с вами поговорить. Не про ваши отношения с матерью и все такое, не волнуйтесь, а по работе. Он считает, что его посетило озарение и что этот район созрел для пелфинга, а он никогда не ошибается в подобных вещах: у него есть шестое чувство. Он хочет вас об этом спросить.
– Созрел для пелфинга, – сказала я.
– Не знаю, знаете ли вы, – сказала Иден. – Помимо инициативы по производству СИЗ и круглосуточного управления «Инсектекс», он еще известный застройщик.
– На самом деле дом, который недавно оккупировала вся ваша семья, мне не принадлежит, – сказала я. – Я его просто снимаю.
– Угу, мы знаем, – сказала Иден, – мы уже связались с парнем, который владеет большинством домов на улице. Но отец думает, что вы могли бы проинформировать его в целом, как бы из первых рук, – так он говорит, хотя бог знает, что это должно означать, – и рассказать ему, каковы, понимаете, плюсы и минусы жизни в этом районе.
Этот район.
Стив, у которого со времен учебы в медицинском остался скелет в натуральную величину. Он держал его на переднем сиденье своего фургона, пока прохожие не пожаловались, что дети его боятся, и им потом снятся кошмары про вирусы. Поэтому Стив перетащил скелет в дом, и теперь тот пялится из окна гостиной, щеголяя сезонной обмундировкой: летом – канотье и бабочкой, а на Рождество – шапочкой Санта-Клауса и новогодней мишурой. Теперь дети постоянно собираются у дома Стива, смеются, тычут пальцами и делают селфи на фоне скелета.
Карло, водитель автобуса и по совместительству преподаватель на курсах писательского мастерства, которые он ведет бесплатно в летние месяцы в ботаническом саду.
Мари и Джахаранах, которые работают в здравоохранении и выглядят старыми, хмурыми и загнанными, как никогда. Дóма у них круглые сутки горит свет, и, работая смену за сменой, они еще каждый день доставляют на своем разбитом «мини» еду людям, которым нельзя выходить из дома, и изредка доставляли пакет с продуктами мне самой, из-за отца, и я даже не знаю, откуда они узнали.
Мэдисон и Эшли, самые молодые из наших соседей. Я знаю лишь то, что они пара и всегда машут и приветливо здороваются, хоть мы так толком и не познакомились.
Тем временем Иден, конечно, рассказывала о каком-то травматическом инциденте, произошедшем с ней в школе.
– По-моему, это была зависть. Они все мне завидовали, – говорила она.
– Формирование характера, – сказала я.
– Я знаю, ясно? – сказала она. – И знала, что вы поймете.
– Когда вы все уйдете? – сказала я. – И откуда вы узнали, что я снимаю дом? Это же конфиденциальная информация.
– Насмешили! Из интернета, – сказала она.
– Я, кстати, вспомнила, это снова Ли, – сказала Ли, снова завладев трубкой. – Этот вебсайт, который вы поручили мне сделать.
– Я ничего вам не поручала, – сказала я.
– Ну как же, поручали. Я сегодня притащила сюда свой второй комп, так что теперь легко могу это сделать, – сказала Ли. – Только скажите, как открыть сарай. Я уже немного пофоткала его снаружи, ну и некоторые жилые помещения, которые показались мне уместными: какие-то ниши, безделушки у вас на тумбочке, вещи в туалете и тэдэ. Но не могли бы вы собрать фотки или скриншоты своих прошлых работ, чтобы мы включили их все в хронологию? И не могли бы вы сделать отдельно хронологию карьеры вместе с вашим си-ви? Было бы здорово, а еще контакты и тэдэ, и вам нужно будет написать краткую био, или я могу сделать это за вас – из того, что и так есть в сети.
– Я не хочу вебсайт, – сказала я. – Я запрещаю вам и всем членам вашей семьи заходить в мою мастерскую. Я запрещаю вам фотографировать что-либо, связанное с моей жизнью или работой. И я запрещаю вам создавать для меня вебсайт.
– Ага, но нельзя же быть художником без вебсайта, – сказала Ли. – Почему вы смеетесь?
Я нажала отбой, пока Ли объясняла мне, сколько я им должна (цéны для друзей) за то время, которое они уже потратили на создание вебсайта.
Я погладила по голове отцовскую собаку.
Поднялась наверх и перестелила отцовскую кровать, чтобы там можно было спать.
А что, если они проберутся в мастерскую?
Эн-эс.
Что, если Амели станет играть с красками?
На ее месте я бы не отказалась.
Что, если что-нибудь или кто-нибудь повредит или испортит картину, над которой я работаю больше года?
Стихотворение никуда в ближайшее время не денется.
Краска всегда найдется.
Я могу начать сначала.
Отпустить на волю воображение.
В голове у меня засела Мартина Инглз – ее старая и молодая ипостаси, обе одновременно кружились на льду, словно представляя угрозу для здоровья и безопасности, в белом наряде, с лезвиями вместо стоп, из-под которых разлеталась ледяная стружка, пока Мартина Инглз кружилась, высоко подняв над головой руки, изогнутые наподобие лебединой шеи. По одну сторону от нее Иден Пелф сидела на холодной поверхности и прикладывала к языку крохотный осколок льда, отброшенный к ней во время одного из материнских поворотов, прикладывала робко, словно экспериментируя и пробуя на вкус. А по другую – Ли Пелф сидела по-турецки и увлеченно наблюдала за материнским кружением, но втайне витала где-то далеко, сосредоточенная на блеске льда и собственных руках, так сильно прижатых к этому льду, словно они пытались решительно и бесстрашно проверить, сколько времени смогут прижиматься к упорядоченной стихии холода, безразличной к теплу,
но что я вообще знала?
На самом деле, я не знала ничего, ни о чем и ни о ком.
Я придумывала все на ходу,
