он звонил, было трудно понять, чего он хочет. Иногда, нечасто, было трудно понять,
кто звонит – Джон Д. или старина Инспектор Дхар.
– Привет, это я, – сказал он Фарруху однажды утром; судя по голосу, он был пьян.
В Цюрихе было начало дня. Джон Д. сказал, что у него только что был дурацкий ланч; когда актер называл свой обед или ужин «дурацким», обычно это означало, что он пил что-то покрепче пива. Он пьянел от двух бокалов вина.
– Надеюсь, ты сегодня не играешь, – сказал доктор Дарувалла, сожалея, что выступает в роли строгого отца.
– Сегодня я во втором составе, – сказал ему актер.
О театре Фаррух знал очень мало; он не знал, что в «Шаушпильхаусе» есть второй актерский состав, также он был уверен, что Джон Д. в настоящее время играет небольшую второстепенную роль.
– Удивительно, что ты во втором составе для такой маленькой роли, – осторожно сказал доктор.
– Вместо меня играет Мартин, – признался близнец. – Мы решили попробовать и посмотреть – заметит ли это кто-нибудь.
Фаррух снова показался себе строгим отцом.
– Тебе лучше бы не рисковать своей карьерой, – упрекнул доктор Дарувалла Джона Д. – Мартин бывает дурак дураком! Что, если он вообще не сможет сыграть? Он может страшно подвести тебя!
– Мы репетировали, – сказал бывший Инспектор Дхар.
– А ты, полагаю, изображал его, – заметил Фаррух. – Разумеется, лекции о Грэме Грине – в любимой Мартином «католической трактовке». И несколько духоподъемных речей в этих иезуитских центрах – Иисус Христос на каждой автостоянке, сплошные Иисусы, шастающие вокруг… что-то подобное.
– Да, – признался Джон Д. – Это было забавно.
– Вам должно быть стыдно – обоим! – воскликнул доктор Дарувалла.
– Ты нас свел, – ответил Джон Д.
Фаррух знал, что теперь близнецы гораздо более похожи друг на друга. Джон Д. скинул, а Мартин набрал вес – невероятно, но бывший иезуит стал посещать спортзал. Они также одинаково стриглись. Прожив порознь тридцать девять лет, близнецы воспринимали свое сходство достаточно серьезно.
Затем возникло это сугубо трансатлантическое молчание с ритмичным пиканьем – звук, который, казалось, отсчитывал время. И Джон Д. заметил:
– Так что… там, наверное, закат. – Под словом «там» Джон Д. имел в виду Бомбей. Отсчитав десять с половиной часов, доктор Дарувалла прикинул, что там действительно должно быть что-то вроде заката. – Готов поспорить, она стоит на балконе, просто смотрит, – продолжал Джон Д. – На что спорим?
Доктор Дарувалла понимал, что бывший Инспектор Дхар думает о Нэнси, глядящей на запад.
– Да, по времени – вполне может быть, – осторожно ответил доктор.
– Наверное, слишком рано, чтобы хороший полицейский был дома, – продолжил Джон. – Она совсем одна, и держу пари, что она на балконе – просто смотрит.
– Да, наверное, – сказал доктор Дарувалла.
– Хочешь на спор? – спросил Джон Д. – Почему бы тебе не позвонить ей – не проверить, там ли она? Сможешь судить по тому, сколько времени ей понадобится, чтобы дойти до телефона.
– А почему бы тебе самому не позвонить ей? – спросил Фаррух.
– Я никогда не звоню Нэнси, – сказал Джон Д.
– Наверное, ей будет приятно услышать тебя, – солгал Фаррух.
– Нет, не будет, – сказал Джон Д. – Но я готов поспорить, что она на балконе. Давай – позвони ей.
– Я не хочу ей звонить! – воскликнул доктор Дарувалла. – Но ты прав – она, наверное, на балконе. Так… ты выиграл пари или пусть не пари. Она на балконе. И хватит об этом.
А где еще ей быть? – подумал доктор. Он был абсолютно уверен, что Джон Д. пьян.
– Пожалуйста, позвони ей. Пожалуйста, сделай это для меня, Фаррух, – сказал ему Джон Д.
Это было нетрудно. Доктор Дарувалла набрал номер телефона в бывшей своей квартире на Марин-драйв. Телефон звонил и звонил – он звонил так долго, что доктор уже готов был повесить трубку. Но затем ответила Нэнси. В голосе ее не было ни жизни, ни ожидания. Доктор поболтал с ней о том о сем, сделав вид, что позвонил просто так – из прихоти. Виджай еще не вернулся из криминального отдела полицейского управления, сказала ему Нэнси. Они поужинают в клубе «Дакворт», но чуть позже обычного. Она знала, что был еще один взрыв, но не знала деталей.
– Как там закат? – спросил Фаррух.
– А, да… вроде как гаснет, – сказала Нэнси.
– Ладно, отпускаю вас к нему! – сказал он ей слишком сердечно.
Затем позвонил Джону Д. и сообщил, что она определенно была на балконе; Фаррух повторил замечание Нэнси насчет заката – «вроде как гаснет». Бывший Инспектор Дхар продолжал повторять эти три слова – он упражнялся с этой фразой, пока доктор Дарувалла не заверил его, что он попал – что он произносит ее именно так, как сказала Нэнси. Он действительно хороший актер, подумал бывший сценарист; на него произвело впечатление, насколько точно Джон Д. воспроизвел безжизненность в голосе Нэнси.
– Вроде как гаснет, – продолжал Джон Д. – Как тебе?
– Именно так – ты схватил, – сказал Фаррух.
– Вроде как гаснет, – повторил Джон Д. – Так лучше?
– Да, прекрасно, – сказал доктор Дарувалла.
– Вроде как гаснет, – сказал актер.
– Прекрати, – сказал экс-сценарист.
Разрешено пользоваться лифтом
Как бывший приглашенный председатель комитета по членству, доктор Дарувалла знал правила клуба «Дакворт»; двадцатидвухлетний список ожидания претендентов на членство был незыблем. Смерть даквортианца, например инсульт мистера Догара с фатальным исходом, последовавший за новостями о том, что вторая миссис Догар была избита до смерти охранниками, не обязательно вела к ускорению процесса приема в члены клуба. Комитет по членству никогда не опускался до такой низости, чтобы связывать смерть товарища по клубу с проблемой освобождающегося места. Даже смерть мистера Дуа не «освободила места» для нового члена. И мистера Дуа очень не хватало; о его глухоте на одно ухо ходили легенды – как можно было забыть травму, полученную им во время игры в теннис, этот бессмысленный удар, нанесенный ракеткой, которую швырнул в него его партнер (совершивший на подаче двойную ошибку). Бедный мистер Дуа наконец умер, глухим на оба уха; но из этого не вышло ни одного нового членства.
Однако Фаррух знал, что даже правила клуба «Дакворт» не защищены от одной любопытнейшей лазейки. Они гласили, что если даквортианец отказывался от членства в клубе «Дакворт», то его место мог занять новый член, – данное правило действовало только в отношении живых даквортианцев; в таком случае новое членство обходилось без обычной процедуры выдвижения кандидатов в члены, без самих выборов и двадцатидвухлетнего листа ожидания. Если бы этим исключением из правила злоупотребляли, оно наверняка подверглось бы критике и устранению, но даквортианцы не отказывались от своего членства. Даже когда они уезжали из Бомбея, они продолжали платить взносы и сохранять свое членство; даквортианцы оставались даквортианцами навсегда.
Через
