Папа медленно осел на табурет возле мамы. Обнял её. Опустил голову к ней на плечо. И глухо, каким-то неживым голосом обронил:
- Он прав!
Сеня не могла больше на это смотреть и выбежала из кухни. Ворвалась к брату.
- Зачем ты так, это подло! Отец... он не такой как все! А ты хочешь, чтобы он стал, как все эти морды. Хочешь, да? Ур-род! А я ему... я еще... на, подавись! - и Сеня вынула из кармана джинсов и швырнула брату в лицо заветную бумажку с номером.
Он медленно развернул её, поднял глаза... Сеня плакала, сидя на полу, уткнувшись лицом в валявшуюся подле неё вышитую подушку.
- Это чей... телефон? - краска медленно заливала его лицо.
- Чей-чей? Сам не догадался?
- А ты... откуда он у тебя?
- От верблюда! - мрачно бросила Ксения, не глядя на брата. - Мы с Любой твоей теперь подруги. То есть, сначала я ей хотела мозги вправить, чтобы не задавалась и мы... ну, немножко поцапались. А потом подружились. Вот так. И ей твоя помощь нужна. Так что ты ей позвони - она тебе все расскажет. Зашел бы к ней, она ждет.
- Я! Ты... - Костик вскочил, заметался. - Откуда ты про неё узнала?
- Слушай, братик, не бери в голову! Лучше подумай, как помочь Любке, она в передрягу попала. По-моему, сейчас время какое-то дико передряжное, у всех одни неприятности. И пойди извинись перед папой. Разорался как свинья, лучше подумал бы, что нам делать...
- Слышь, Сеновал... ну ты ваще! - Костик не находил слов. Чуть успокоившись, он смог связно выражать свои мысли, правда с большим трудом. - Ты можешь толком мне объяснить, что у вас было с Любой? Что она думает... и вообще.
- Ох, ну ладно. Только сначала пойди извинись, а то ничего говорить не буду.
Воистину это был день переговоров. Сеня рассказала брату о своей встрече с Любой, умолчав о прогнатом домовом, который в её семье воду мутит... Мама с папой и бабушка с дедушкой совещались на кухне. Костик позвонил Любе и проговорил с ней не меньше часа... Только Сеня ни с кем не разговаривала - из головы не шел сегодняшний разговор с матушкой, от которого она до сих пор не могла толком прийти в себя.
Она сказала, бабушка ТАМ за них хлопочет. А откуда матушка знает? Откуда она вообще о них столько знает, - Сеня только теперь задала себе этот вопрос. И про Прошу, и про папу с мамой... Разве бабушка Дина знала о Проше? Ну, положим, каким-то чудом узнала: или Сеня проговорилась во сне или бабушка случайно Прошу увидела в её комнате... Но ведь для других он невидим! И потом, она никогда от бабы Дины не слыхала о матушке. Не было у той знакомой монашки, не было, хоть убейся! Когда же они познакомились? И почему в таком случае бабушка эту дружбу от всех скрывала? Нет, просто голова кругом, ничего не понятно!
Она решила отложить выяснение всех этих странностей на потом, когда в голове немножко прояснится. Матушка велела ей как можно скорее разыскать Прошу. Сеня и сама больше всего на свете хотела бы этого, только как его отыскать? Он сказал, сидит в каких-то развалинах, так пойди-ка найди это место! Скорее всего, оно где-то неподалеку, поблизости. Что ж, остается ухватиться за эту единственную зацепку.
Розыски Проши пришлось отложить - нужно было помочь родителям в доме прибраться. Костик с удвоенным рвением взялся за дело - в душе он чувствовал себя виноватым и старался, как мог, искупить вину перед отцом.
- Ксана, Костя, кладите в этот чемодан все самое необходимое! - отец притащил в Сенину комнату старый потертый дедушкин чемодан и брякнул на пол посреди комнаты. - Все, хватит испытывать судьбу, едем к тетке!
- Коля, погоди! - мама мягко остановила отца, подняла чемодан. - Сам подумай, это ничего не изменит. Нас найдут и на краю света, если уж на этой пленке свет клином сошелся! Зачем подставлять Марго? Нет, мы останемся здесь.
- Леля, нельзя же так, мы должны обезопасить детей. И я... ты пойми, после всего уступать этим тварям совсем позорно! - отец проговорил это уже не слишком уверенно, голос дрогнул и, обхватив голову руками, он рухнул на Сенину кровать.
Мама кивками велела детям испариться, и принялась утешать папу. Костя плотно прикрыл дверь в комнату и пожал плечами.
- Н-да, тут сам черт ногу сломит! Ладно, пока суть да дело, я сваливаю. Позвонит Слон, скажи, чтоб вечером приходил - пленку проявим.
- Да, я так тебя и не спросила: как ваша съемка? Сфотографировали окно?
- А то! Думал вернусь после школы и сразу займусь проявкой, а тут - на тебе... Ну все, побежал!
- Ты к Любе? - Сеня встревоженно поглядела на брата.
- Ну, ясно! Пока, Сеновал, не тушуйся, прорвемся не глядя! - брат набрал в легкие воздуха, как перед прыжком в воду, резко выдохнул, напялил куртку, кроссовки и помчался по лестнице вниз.
Дробный топот ног... тишина... Ох, что с ним будет? Как-то встретят его разъяренные Любины родичи? Ведь брат собирался взять вину за её синяки на себя... Да ещё там, в той квартире этот отморозок-домовой... Еще вздумает отомстить Проше, сделав Костику какую-то гадость особую... ногу ему сломает или заикой сделает - с него станется...
Нет, так жить нельзя! Сеня, опустив голову, поплелась на кухню пить чай. Об обеде, ясное дело, не могло быть и речи - не до обеда сейчас! Голова раскалывалась, даже чуть-чуть подташнивало, видно, сказывались перегрузки этих последних дней. Или в самом деле она где-то грипп подхватила? Мужик сегодня в метро всех вокруг обчихал, от него все пассажиры шарахались! Но не может быть, чтобы вирус прижился так скоро ещё и двух часов не прошло. Нет, тут что-то другое. Может в школе на днях заразилась? Эпидемии гриппа вроде нет еще, но первые заболевшие пташки уже появились. Сене болеть не хотелось - совсем недавно столько времени провалялась в постели, только выздоровела и опять двадцать пять... Нет, нельзя раскисать, кто сказал, что она грипп подхватила, - нужно надеяться на лучшее...
В кухне появились мама с папой какие-то тихие и просветленные. Интересно, что они в итоге решили? Сеня хотела было их расспросить, но с радостью исполнила мамину просьбу - потопала к себе в комнату. Ох, как же жарко натоплено! Батареи жарят вовсю! На улице теплынь - пятнадцать градусов, а топят как в январе!
Душно... Окно бы нараспашку открыть... Она зевнула, прилегла на кровати, укрылась пледом. Подумала, что хорошо бы помочь родителям в ванной прибрать - там такой бардак! И ещё пособить маме на кухне... Глаза у неё слипались. Через минуту Сеня спала.
Проснулась она оттого, что кто-то ласково гладил её по головке, как маленькую.
- Мама? - девчонка сонно заморгала глазами, попыталась приподняться на локте, но без сил снова вытянулась в кровати.
- Лежи, лежи, Колечка, - зашелестел над ней знакомый надтреснутый голос. - От таких волнений и здоровый мужик с ног повалится. Да уж, досталось тебе! Ты меня уж прости, беспутного...
Проша! Он колыхался в воздухе подле её кровати, охал, постанывал, всплескивал ослабевшими ручками, а по сморщенной кожице на щеках катились крупные голубоватые слезы.
- Прошенька! - Сеня рванулась к своему другу и свалилась бы на пол такая слабость вдруг её охватила, если б он вовремя не поддержал и не водворил на подушки.
- Э, ты не дергайся! - велел он ей, грозя кривеньким пальчиком. Ослабла ты очень. Эка, температура какая высокая у тебя! Лежи, а я тебе сказочку расскажу.
- Прош, ну какие сказочки, смеешься ты, что ли?! Мне уж скоро четырнадцать! Ты лучше скажи, что делать, какие новости и вообще...
- Новости, говоришь... Ох-хо-хонюшки! - домовой вздохнул и с хрустом почесал за ухом. - Честно сказать, не знаю, что и сказать... вот видишь, даже говорить разучился. Плохо у нас, Сенчик. Совсем плохо. Прогнатый ни в какую мириться не хочет. Уж я и так с ним и эдак, все хожу - прощенья прошу. Вьюсь вкруг него кругами, словно птах какой... а он... а! - Проша махнул лапой, отвернулся и шмыгнул носом. - Раздулся весь от обиды, распух, как пчелиный укус, а я, видишь, что ни день, только все больше сдуваюсь. Прямо как шарик. Он из меня силы пьет! Не домовой, а вампир форменный. От меня уж почти ничего не осталось, ты только посмотри - весь усох, скорчился, кожа висит, как тряпочка. Ужас! Говорю ему: я, мол, перед тобой виноват и прими мои смиренные извинения, а место твое - квартира, то есть, свободно, возвращайся и живи как и прежде... А он пыжится, дуется и - ни в какую! Уж не знаю, как его ублажить теперь.
- Хватит его ублажать! - решительно заявила Ксения. - Когда ты его из дому выгнал и он пострадал, его было жалко, а ты перед ним виноватый был это ясно. А потом что? А то, что из прогнатого он отморозком сделался - ни на какие уговоры не идет, домашних душит, тебя извел, извинений не принимает, простить не желает... а чего он желает, собственно? По-моему одного: всех подряд извести! Ему уже не квартира важна, не дом свой исконный насиженный, - ему важно силу свою показать. Прош, пойми, он куражится. Что, я не права?
- Права... - обречено вздохнул Проша.
- А раз так - он уж и не домовой вовсе, а чистый бес! То есть, совсем нечистый. А с бесами у нас простой разговор - мочить их надо, не глядя... то есть, биться до победного. По-моему только так и не морочь себе голову. Ты, Проша, этим чувством вины уже так себе голову заморочил, что форменного беса от обиженного домового отличить не можешь. Все мы меняемся, преображаемся, разве не так? Ты ведь мне говорил?
