Он не мог говорить с Жуковой, не мог звонить Зое. Выскочив из дома, он нарезал круги по Садовому на своем Кайене, пытаясь разобраться, что ему делать и надо ли вообще что-то. Любовь к Зое, отравленная ее расчетливым предательством, – в том, что это был расчет, Миша уже уверил себя, – смутные чувства к бэбику, – он так хотел сына. Она, не спросясь, пустила в дело шматок его спермы, – это не больше, чем физиология. Именно так все было, а его мимишное умиление животиком – просто хорошая мина при ее гадкой игре, и вообще Куки это придумывает – он вовсе не умилялся, разве что поддакивал из приличия.
И тут же он понимал, что готов на все, лишь бы не потерять Зою. Какой тусклой станет его жизнь без рыжеволосой ведьмы… Он готов понять, но почему она все сводит к деньгам? Он бы прилетел и в Хьюстон, можно подумать, ему жалко денег на билет. Только что его там ждет, кроме упреков и злобы? Спустя пару дней Миша бросил в ватсап: «Может, ты хотя бы мне фото пришлешь? Или считаешь, что меня это не касается?» И снова понеслись через океан тексты, и в них было именно то, чего каждый опасался: упреки, желание уязвить, ранить побольнее.
– Сделала метрику? – теперь уже Поленова выслушивала рассказы Зои. – Вот и американское гражданство, повезло пацану, родился с серебряной ложкой во рту… Назвали как? А что Саша? Ты сама-то как?
– Исхудала, выгляжу натуральной анорексичкой. Есть не могу, не нахожу себе места. С Сашей все хорошо, ни ссор, ничего такого. Но меня вышибает этот адский трэш – узнать от Жуковой, от чужого человека, что я родила, и тут же изображать, что разруливает мои проблемы! Ну не козёл ли?!
«У нее послеродовая депрессия», – писала Куки то Жуковой, то Поленовой. «Миша превратился в идею фикс», – хором слали все барышни друг другу. А Зоя уже вовсю рассылала счастливые фотки с бэбиком, селфи в новых нарядах, сообщала, какие улетные сейлы в Macy’s, ее любимом магазине.
«Решили на машине с детьми
в Нью-Йорк_ эмодзи_смайл».
«У нашей мадонны проснулся интерес
к жизни», – приправила Маруся своим
комментом Зоин текст, который она
переслала форвардом Корнелии.
«Тогда уж и в Вашингтон.
Ванечка вам две спальни отпишет,
по городу повозит, все покажет»,
– переключилась она на Зою.
«В Вашингтон в другой раз, спасибо».
«Вы же все равно мимо едете.
Хоть на пару дней, ведь целый дом.
Ванечка вас будет ублажать», —
убеждала Маруся.
Зоя стала выходить на люди, крепила дружбу с местными галереями: «Тут реальный спрос на арт-объекты». Пребывала в эйфории от Америки: «Как только вышла из аэропорта, почувствовала, насколько все дышит свободой, это страна, где все для человека». Не менее радостно сообщала, что бэбикусделали обрезание. Слала фотки: гуляет Суккот в компании новых друзей. В Йом-Киппур разослала всем пафосные послания, хотя пристрастия к еврейству за ней раньше никогдане водилось. Да и Мише были пофиг все ритуалы, кроме гульбы в Пурим и на Хануку. А Тору он открывал разве что на застольях в Песах.
«У нее мимикрия под среду обитания
_эмодзи_три_гоблина», – строчила Маруся.
«Может, Саша — еврей?
_эмодзи_хохочущая_рожица»,
– выдала Куки.
Росло ощущение, что Зоя многого не договаривает. Хотя та опустила всего мелочь: никому не известный Саша был вписан отцом в американскую метрику бэби…
Who the f*ck is Sasha? Откуда он взялся? И почему было не заехать в Вашингтон, где Ванечка так ждал свою любимую Зою? Это тоже оставалось недосказанным.
А Саша был точно не еврей.
«Как не приедешь?
_эмодзи_рожица_с_поднятыми_бровями».
«Нельзя пропускать_большое_ухо», —
Миша становился все более
изобретательным по части эмодзи.
Маруся и сама знает, что нельзя, но лететь в Москву только ради дня рождения Поленовой, – полная дурь. Они с Ванечкой в обнимку возвращались с пляжа, все мусоля вопрос, who the f*ck is Sasha. Скинув пляжные тапки Birkenstock у входа, – чтоб не тащить песок на ковер, – Маруся уселась рассматривать полотно Наташиного дня рождения, которое в фейсбукес каждой минутой делалось все более экспрессивным. Даже видео выложили: огромный круг гостей распевает «Наташа mia, nostracara, Наташа наша, такой подарок…» А Миша продолжал слать месседжи о том, как им весело.
«Тоска была бы полная, если бы не
_эмодзи_окей, – в параллель сообщала Куки
«Случилось лучшее, что только бывает
_эмодзи_окей».
«Скандал, что ли?» —
отреагировала Маруся на окей.
– Почему я не могу его пригласить, раз уж он в Москве? Вы же вместе работаете, – ругалась Наташа с Глебом неделей раньше.
– Кого еще из любовников ты пригласила? Скажи, чтоб мне знать, как себя с кем вести.
– Тебя бесит любой мой приятель! – Наташа перешла на крик. – Спал с моей бывшей подругой, теперь вернулся изображать семью? Кому и что ты пытаешься доказать?
– Наташ, мы решили попробовать заново, надо по-честному. Я прошу, чтобы на твоем сборище не было Загревского. Тебе непременно нужно устроить из меня посмешище!
– Ты стал посмешищем, когда лежал на Веронике на соседнем пляже!
Наташа никому не рассказывала, но Загревского тоже пришлось уговаривать. Тот прилетел к ее дню рождения, но хотел увезти Наташу на длинный уик-энд в спа-отель за город.
– Сидеть за столом с твоим мужем – перебор, не считаешь? – вкрадчиво спрашивал он.
– Тебя же не смущает, что ты каждый день встречаешь его на работе, – резонно возражала Наташа.
Загревского смущал не Глеб, а то, что на сходняке у Наташи будет пол-Москвы, никогда не знаешь, что полетит и кудадолетит.
– Давай хотя бы договоримся, что для всех мы просто друзья.
– Ага! После того, как в Тель-Авиве мой сын всем доложил, что твой рюкзак в моей спальне валялся.
Напрягала мысль, что он идет на грани фола. Любая неприглядная ситуация, любой трезвон – и начальство устроит показательную порку за роман с женой коллеги. Кстати, Наташка по дури могла пригласить и кого-то из их руково
Войдя в клуб, Загревский поздравил именинницу, раскланялся с Глебом – в точности, как он это делал в коридорах банка, – и, оглядевшись, направился к Самойлову и Корнелии. Слава богу, больше знакомых рож вроде нет.
– О, лондонский денди, – воскликнул Матвей. – Как же давно я в Лондоне не был, завяз тут по уши, бизнес требует присутствия.
– Ага, – промурлыкала Корнелия, – особенно сотрудничество с Таиландом, Непалом и Бирмой…
– Мьянмой, – машинально поправил Загревский.
– Один хрен… Еще Бангладеш, это обморок. Все Мотины клиенты там, в убогих, но гордых странах.
– Люблю, когда эта женщина надо мной стебется, я же садо-мазохист, – сообщил Матвей. – Нюхнуть не хочешь?
Загревскому стало неуютно, не хватает еще и на наркоте засветиться.
– Глеба Шустова знаешь? – продолжал Матвей. – Если нет, ща познакомлю, отличный чувак.
– Вообще-то мы коллеги по работе, – Загревский не понял: это пранк или Самойлов действительно дурачок, каким он его и считал. Да и Корнелия от слов Матвея глаза вбок скосила.
– Ох, говорю же, старенький я, дедушка с Альцгеймером!
– Какие люди! – в разговор ворвался упитанный румяный мужчина. За его спиной отсвечивала блондинка невнятного возраста, видать, жена.
– Миша, Ася! —воскликнула Корнелия. – А это Игорь из Лондона, приятель Глеба и Наташи.
– Здравствуйте, Игорь, – румяный мужчина всем видом выражал радость новому знакомству. – И тебе здравствуй, Самойлов, весь Лондон нынче к нам, срочно фото! Так, улыбаемся… Матвей, пора косячок напополам. Игорь, вы с нами? Сек, надо ответить…
«Это и есть любовник Поленовой?» —
Миша отправил сделанное фото Жуковой.
«Представлен как партнер Глеба по
бизнесу».
Загревский постоял с Корнелией и Асей, прошелся с бокалом шампанского и тарталеткой, размышляя, как не напороться на мину, которые понатыканы на этом празднике на каждом шагу.
