суетные мысли и вызывала образ элеватора. Он тут же являлся, греко-римский красавец с колоннами, набитыми зерном. Теперь Лене оставалось лишь отрезать от него четверть и отодвинуть к себе. Сначала не получалось. Как только она начинала невидимым ножом отрезать кусок элеватора, вся картинка крошилась и распадалась. Но Лена не сдавалась. Через месяц упорных тренировок элеватор уже резался, но не отодвигался. Он просто зиял дырой разреза. Лена поднажала. Перед сном перестала пить кефир, только травяной чай, привезенный ей паломниками с самого Тибета. И вот отрезанную горбушку элеватора удалось слега сдвинуть, не разрушив целостной картины.
Дальше дело пошло легче. Сформировалась привычка: стоило Лене лечь на спину, как перед ее мысленным взором вставал элеватор. Раз – четверть колонн отделяется от остальной конструкции. Два – отрезанный фрагмент сдвигается в сторону. И вот в один прекрасный день, точнее, ночь, Лена добилась желаемого. Четверть элеватора не просто отделилась, но поехала легко, как вагонетка по рельсам, в сторону, где Лена увидела стоящих дружным кагалом семью Петуховых. Все! Мечта визуализировалась. Теперь жизнь должна втиснуться в заготовленную ей форму. Иных вариантов Лена не рассматривала.
Лена лежала, смотрела в потолок и ее переполняло осознание величественности момента. Рядом похрапывал ничего не подозревающий Антон. Засыпая, Лена успела подумать, что всегда так: он дрыхнет, пока она кует счастье.
Эта ночь не прошла бесследно.
Уверенность Лены в том, что четверть элеватора станет их семейным капиталом, как заразная болезнь начала атаковать здоровый организм Антона. Никаких серьезных и обстоятельных разговоров на эту тему Лена не вела. Боже упаси! Она же не дурочка, а опытная психологиня с буддийским уклоном. Не вчера посетила Тибет, знает, что серьезные разговоры атакуют сознание, которое человек более-менее контролирует. Антон найдет способы выставить блокпосты. Может и сорваться, наорать, чтобы она не лезла не в свои дела. Разумнее выбрать тактику мелких, ползучих разговоров, как бы ни о чем, которые обходят защиту с тыла и проникают в подсознание, которое беззащитно.
– Иди завтракать.
– Ешьте без меня, я уже убегаю. Дел по горло.
– Ты так стараешься, как будто не четверть, а весь элеватор твоим будет, – и ласковый поцелуй на дорожку. Только идиот в такой ситуации окоротит жену.
Покупая тортик, Лена разрезала его со словами:
– Четвертушка папе, он заслужил.
– Мне много, я столько не съем.
– Потом доешь. – И решительный взмах ножа. Тортик в понимании Лены символизировал элеватор.
Даже на оппозиционные фильмы, где изобличались шикарные машины и виллы российских чиновников, Лена реагировала весьма своеобразно:
– Совсем обнаглели! Вот мы, казалось бы, реальный бизнес, зерно и все такое. Четверть у нас. Целая четверть! А разве мы можем себе такое позволить! Совсем страх потеряли.
Быть занудой, и объяснять, что еще никакой четверти нет, и что, возможно, вообще не будет, не хотелось. Она же не об этом, а исключительно о своей гражданской позиции.
Вода камень точит. Лена, конечно, не вода, но и Антон не камень.
Постепенно Антон заразился верой в то, что Тихон Ерофеевич отпишет ему двадцать пять процентов собственности. Как бабочка вылупляется из куколки, так и его надежда, сначала смутная и зыбкая, постепенно переросла в уверенность, что так оно будет.
Однажды, отчитывая бригадира за халатность, Антон сказал:
– Что же ты с моим добром делаешь? Не свое, так и не жалко. – И прикусил язык.
Никогда прежде он не ощущал себя собственником элеватора, понимая фиктивность документов. И вдруг где-то внутри произошел сдвиг. Отложенная Леной личинка превратилась в кокон надежд, из которого вырвалась бабочка желаний. Назад эту бабочку было уже не загнать.
Антон немного испугался. Но бабочка была такой красивой, что прогонять ее не хотелось. В мерцании ее крыльев угадывались воды Венеции и шпили европейских соборов, кроны вековых секвой и скромная роскошь французских шато… «Господи, я же нигде не был, ничего не видел, а жизнь проходит», – подумал Антон. Шелест крыльев бабочки убеждал, что все еще впереди, все возможно и непременно сбудется. Что именно, он толком не знал, но верил, что только хорошее.
И он не прогнал бабочку.
В Багдаде все спокойно
Целый год Виктор изнывал от скуки. Осознание того, что он переехал жить в провинцию, било по нервам. И ладно, если бы он был урожденным москвичом, для которого любой выезд из столицы – это всегда вояж, приключение, драйв. Виктор же был урожденным провинциалом, а потому душа его стремилась в Москву.
Стоило ли так отчаянно цепляться за Москву, проводя по три часа в пробках по дороге в Коммунарку, чтобы теперь зависнуть в этой глуши. И чем больше российский юг наряжался в дорогие пансионаты и пафосные рестораны, тем отчетливее проступала его провинциальность, как пудра, положенная на нездоровую кожу, только подчеркивает ее изъяны.
Виктор с содроганием вспоминал съемную квартиру в Коммунарке, тесную, захламленную хозяйским барахлом. Как же хорошо было съехать оттуда, когда его карьера пошла в гору. Конечно, не сама пошла. Помогла Ольга Петровна. Он готов был молиться на нее. И вдруг та же самая преподобная Ольга Петровна отправляет его в ссылку.
Он ненавидел госпожу Ольгу так же страстно, как недавно боготворил.
Самое ужасное состояло в том, что вокруг него решительно ничего не происходило. Рабочие моменты решались довольно просто, учитывая опыт и умения Виктора. Местные власти оказались, в принципе, похожими на московские: они хотели денег и боялись тюрьмы. Разница состояла лишь в том, как они страховались от тюрьмы. Москвичи прижимались к федеральной власти, видя в ней своеобразную крышу. А местные власти, наоборот, хоронились от федералов, накрывались плащом-невидимкой, из которого строго дозированно выпускали наверх отчетные показатели, над которыми сами же и смеялись.
Виктор быстренько наладил контакт с многочисленными местными ведомствами, и все поручения Антона выполнялись оперативно и ко всеобщему удовольствию.
Антон оказался нормальным мужиком. Виктор даже надеялся подружиться семьями, но не вышло. Они попробовали, пришли с Владой в гости к боссу. Как нормальные люди пришли, с шампанским и тортиком. Влада надела облегающий комбинезон и вообще выглядела секси. Лена на нее как-то сразу взъелась. У нее даже нервный тик разыгрался. Ну Влада, надо признаться, тоже Лену подкалывать стала. Она так-то девушка смирная, но иногда впадает в стервозность. Короче, между ними стали летать молнии.
– А вы давно вегетарианством увлекаетесь? – спросила Влада.
– Как только стали осознанно подходить к жизни.
– Как кролики? – И Влада бросила мельком взгляд на четверых детей.
Лена взгляд перехватила. Намек был прозрачен: кролики едят траву и плодятся, вот и вся их осознанность.
– А у вас нет детей?
– Мы пока не женаты.
– Впервые слышу, чтобы дети рождались по распоряжению ЗАГСа, – подколола Лена.
И ведь больно подколола. Влада давно не предохранялась, а толку не было.
Короче, посидели в гостях совсем недолго. Виктор вспомнил о срочных делах, и они спешно попрощались
