Саша.
– А знаешь, что самое ужасное, как оказалось? – не успокаивалась я. – Уметь прощать. Я раньше думала, что невозможное дело – это просить прощения. Ведь язык не повернется. А тут… Как выкинуть все плохое из головы и начать жизнь с чистого листа? Похоже, быть великодушной – это вообще не про меня. А жаль.
Мы вновь замолчали. Я продолжала прокручивать в голове моменты нашей с отцом встречи. Его серые холодные глаза с застывшими слезами. Я пошла ему навстречу, я дала шанс. Смогла бы я первой выбросить белый флаг и извиниться? Нет, совершенно точно нет. Это по-прежнему не в моих правилах.
– А как твой оппонент?
Я поморщилась:
– Не напоминай.
– Ну, ты хоть намылила ему физиономию, как планировала? – издевательски спросил Саша.
– Нет. Пока не намылила, но все еще собираюсь.
– Ты уже неделю собираешься. Удар должен получиться сокрушительным. Все это время тренируешься? Инна, где в твоей комнате припрятана боксерская груша? – Сашка приподнялся на локтях и завертел головой.
– Ой, все! Прекрати валять дурака, тебе не идет.
Сашка взял из сетки апельсин, быстро его очистил и поделил пополам. Как обычно, у него все вышло легко и аккуратно. Я бы, наверное, забрызгала все стены. Фрукт оказался сладким и сочным. Из небольшой дольки сок побежал по моим рукам, и, кажется, немного капнуло на юбку.
– Ну ты и поросенок, – покачал головой Саша и достал из кармана носовой платок.
– Простите, не имею привычки, как ты, носить с собой слюнявчик.
– И очень зря, Инночка. Кому-кому, а тебе это необходимо. А я хотя бы могу поинтересоваться, кто твой враг номер один? Или я с ним не знаком?
– Ну, почему не знаком… Это Антон Кораблев.
– О, – непонятно чему обрадовался Сашка. – Значит, в наш первый разговор о нем я был прав? Он все не дает тебе покоя? А Маринка знает о твоих чувствах?
– Да что ты такое говоришь вообще, Саша! – возмутилась я. – Закрой варежку и не болтай о чем не знаешь. Понятия ведь не имеешь о наших отношениях.
– Ух, ты! Вы уже и в отношениях? Знаешь, Инна, я готов уступить тебя прокурорскому сынку, хорошая кандидатура в женихи.
– Уступить? Саша, тебе не надоело? – устало спросила я.
– Ты о чем? – насторожился Сашка.
– Об этих дурацких разговорах о твоей якобы симпатии ко мне. И ежу понятно, что за это время ничего у тебя ко мне не осталось, – горько добавила я. – Ты шутишь так, по инерции, но другие люди могут не понять. Особенно твоя пассия нынешняя, Лиза. Или при ней ты подобные шуточки не отпускаешь? При мне тоже не говори так, пожалуйста. Хватит, это надоедает.
Я посмотрела Саше в глаза. В полутьме они были совсем черными.
– Первый раз в жизни вижу тебя в платье, – тихо сказал Сашка. – Тебе очень хорошо, одевайся так, пожалуйста, почаще, Инна.
Я напряглась. Раньше бы я громко рассмеялась и отшутилась. Сейчас же была натянута как струна. Еще такая двусмысленная ситуация, лежим в сумерках в одной постели… Я почесала нос липкими от апельсина пальцами и посмотрела в потолок.
– Как думаешь, через какое время я смогу общаться с папой как прежде и смогу ли так вообще? – немного грустно спросила я. Захотелось перевести тему.
– Ты что-то совсем расклеилась, мать, – посетовал Сашка. Он приобнял меня, поцеловал в макушку и тихо пропел: «Ты посмотри, братан, какой закат. Все остальное, брат, такая мелочь…»
Не знаю, сколько мы так пролежали. Все это время у меня в голове играло вступление песни «Мотылек». Вот зачем Сашка ее напел? Просто красивое вступление и ничего больше. Так спокойно, уютно рядом с моим прекрасным другом. Никаких дурных мыслей в голове, и время не властно. Розовое небо постепенно сменилось черным ночным.
Уже засыпая, я почувствовала, как Сашка аккуратно высвободил свою руку. Через пару секунд друг встал с кровати, немного постоял надо мной, а затем накрыл меня плюшевым пледом. Щелк! Светильник на столе погас. Саша тихо вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. А я провалилась в сладкий сон.
В субботу в сквере было малолюдно. Я сидела на одной из скамеек и наблюдала, как дворник лениво гоняет окурки по тротуару. В стороне о чем-то горячо спорили два собачника. Их непохожие друг на друга таксы (одна неприлично толстая, а вторая жутко худая) топтались неподалеку от своих хозяев. Колька задерживался. Брат у меня не очень пунктуальный. Я в который раз посмотрела на свои наручные часы и тяжело вздохнула.
Проходящая мимо скамейки согнутая пополам старушка стала в упор разглядывать меня. Я почувствовала себя неуютно. Вообще, я заметила, что превратилась в настоящего параноика. Не знаю, или это тот жуткий случай в парке поспособствовал, или козни Кораблева, или просто осень стала настолько глубокая, что глубже уже некуда. Каждый год она достигает этого пика: когда все вокруг голое и безжизненное. Когда уже нет ржавой листвы под ногами, но пока отсутствует снежный покров. А начало зимы – это всегда пора волшебства. Все светлое, уже предновогоднее. Тематические рекламы, украшенные витрины, праздничные песни по радио. Эх, скорее бы… Старушка, наконец, прошла мимо меня, а я облегченно выдохнула. Ну где же Коля?
– Извини-извини, – наконец раздался хриплый голос у меня над ухом. – Я правда очень торопился.
Коля стоял передо мной в темной парке и светлых джинсах. На голове кепка с символикой одного из хоккейных клубов. Вид у Кольки не очень дружелюбный, но я знаю: брат рад меня видеть. У него просто лицо такое. Этот парень скуп на эмоции.
– Да ничего страшного. Я и не ожидала, что ты придешь вовремя. – Я махнула рукой. – Надо было попозже приходить, зная тебя.
Коля сел рядом со мной на скамейку, вытянул свои длинные ноги в белых кроссовках, достал сигареты и зажигалку, закурил.
– Инна, я тебя, наверное, полгода не видел. Ты совсем взрослая девица стала.
– Спасибо. – Я расценила его слова как комплимент. Не знала, как Колька отнесется к моему предложению. Нервничая, я ковыряла ногтем старую, давно не крашенную скамейку и, кажется, даже подцепила занозу.
– Ну, что там у тебя стряслось? – пуская колечки в холодный воздух, поинтересовался брат.
Я вкратце поведала Коле, что есть на свете один нехороший мальчик по имени Антон Кораблев. Да мальчик не простой, а сын влиятельного папы. И надо бы этого Кораблева проучить, так как он совсем уже с катушек съехал и за языком не следит. Еще и девушке своей изменяет. Рассказ получился сумбурным,
