медленно осыпались по изнанке век, эндорфиновые волны одна за другой накрывали меня и, покачивая, влекли в закрученную воронкой шелковую бесконечность.
Первое письмо Косте я написал из Нью-Йорка через полгода после отъезда. Я тогда снимал угол на 47-й улице, работал санитаром в госпитале Св. Винсента на 12-й и готовился к сдаче экзамена ECFMG в Каплановском центре. Еще одно письмо я отправил ему в конце 85-го из Филадельфии, когда уже проходил хирургическую резидентуру в Пенсильванском университетском госпитале. Почему не отвечал? – спросил я Костю. Я же режимник, старик. Он сильно облысел и теперь брил всю голову под ноль. На шее шрам – после резекции щитовидной железы. Тотальная, ежели что. Рак. Голос у Кости был будто побит ржавчиной – паралич голосовых связок. Какой-то нерв они там повредили, когда удаляли. Возвратный, подсказал я. Ну да, вроде того.
Мы сидели на тесной кухоньке, за окном шумело Щелковское шоссе. Специально для Кости я привез из Штатов бутылку выдержанного бурбона Wild Turkey – Костя сразу убрал ее с глаз и достал из холодильника водку. Жена Кости, одетая в байковый халат, стояла к нам спиной и быстро стучала ножом, шинкуя овощи для салата. Не поднимая глаз, словно находилась в лифте с незнакомыми людьми, она поставила на стол салат и закуски – у нее было бледное, будто смытая акварель, лицо. Все, свободна! – сказал Костя. И дверь закрой – с другой стороны! Не проронив ни слова, женщина вышла из кухни. Прикинь! Только расширился в кооперативе – переезд, долги, прочая трихомудия. Сдаю маленькую комнату студентке, ежели что. Одета бедно, но на рожицу смазливая. Несколько раз стучался к ней, когда припирало. Не дала! Вдруг из Орла заявляются ее предки с бутылкой коньяка, предлагают тысячу рублей за фиктивный брак. А у меня, ежели что, кураж пошел! Гусары денег не берут, говорю, жениться будем по-настоящему, прямо сейчас. Коньяк, кстати, хороший был. Ушли на кухню, посовещались. Согласны, говорят, иди, доченька, не бойся, и только что в спину ее не подталкивают. Так, блин, сдуру и залез в хомут. Костя наполнил рюмки – я заметил, что себе он наливает больше, чем мне. Вздрогнули? – предложил Костя. Мы выпили. Выгнал бы ее на хер, – Костя вытер губы тылом ладони, – да в коммуналку неохота. И сынуля, ежели что, – звезда школы ЦСКА, второй номер, как у Фетисова! Он снова, не дожидаясь тоста, выпил и шумно выдохнул. Как ты уехал, старик, все здесь пошло через жопу. Сухой закон, перестройка, Чернобыль. Прикинь – я уже с середины мая под лучами бегал, загремел в первый десант. Нахватался по самое не могу, ежели что – больше тысячи бэр. Денег обещали много, настроение в постоянном плюсе – каждый день, считай, под газом, такая, ежели что, была профилактика. Геройствовать легко, когда с головой не дружишь. У тебя-то, надо полагать, все в ажуре? Я даже обрадовался, что у меня есть заверенное официальной печатью горе, которым можно похвастаться. Отец умер, сказал я. Да, батю твоего помню – кремень мужик, просипел Костя. Мой папахен очень уважал его, как спеца. И матушку твою, царствие ей небесное, помню, хорошая была женщина, ежели что. Опустили глаза к рюмкам, помолчали, выдохнули, помянули не чокаясь. Мама летит со мной в Штаты, сказал я. В чемодане. Разрешение на вывоз праха есть? – спросил Костя. А что, надо? – удивился я. Эта мысль почему-то ни разу не посетила моей головы. Урна, старик, отличный контейнер для взрывчатки, ежели что. И пепел, между прочим, на нее похож. Тут один из наших ликвидаторов загнул коньки, веселый такой пацан, классно Горбачева изображал. Просил развеять его в Латвии – он из тех краев. Костя вздохнул: билет у вдовы пропал, ежели что. Поездом, может, и проскочила бы. Неожиданно спросил: у тебя какая машина? У жены «Инфинити», у меня «Форд-Эксплорер», ответил я, девяносто седьмого года. Знаю эту машину. Движок – шестерка или восьмерка? Я не понял вопроса. Ну, ежели восьмерка, снисходительно пояснил Костя, значит, восемь цилиндров, объем четыре и девять литра, табун – двести восемнадцать лошадей. Хотя и у шестерки, сказал он с уважением, крутящий момент о-го-го! О характеристиках машины я не имел ни малейшего понятия – ее для меня выбирала Люся: большая, и ладно. Там, в твоем рыдване, ежели что, продолжал Костя, очень интересно решена автоматика полного привода – изюминка, можно сказать. Не в курсе?
Он долго рассуждал о преимуществах старого доброго гидравлического автомата перед вариатором, который считал конструкторским тупиком, ругал итальянские и французские машины, сдержанно хвалил японцев и находил достойным безусловного уважения только немецкий автопром. Пятиступенчатый автомат, недавно разработанный «Мерседесом», Костя превозносил как шедевр. На какой машине он ездит, спрашивать не стал – побоялся услышать, что это все тот же ВАЗ цвета «адриатика». Когда в дело пошла вторая бутылка водки, я решил уносить ноги.
На кухне пахло свежей выпечкой и кофе. Мадам Брошкина звонила, сказала Бета, просила тебя подойти пораньше и захватить права. Карточка driver license у меня была с собой – машину я оставил в аэропорту. Пока ждала тебя, от нечего делать затеяла рулетик. С яблоком. Ты как? Или поешь чего-нибудь посущественней? Погреть котлеты? Если б ты знала, Беточка, как все непросто! Да, сказала Бета, тесто не подошло, пришлось бежать в магазин, а там только слоеное – другого не было. После Костиной водки есть не хотелось. Согласился на пирог и кофе. Почему тогда, все еще находясь на территории СССР, я палец о палец не ударил, чтобы по-человечески похоронить мать? Почему сам не восстановил справки, потерянные отцом? Времени было достаточно. Чувствовал себя ребенком? Считал, что это не моя ответственность? Ответа на эти вопросы у меня не было. Знаешь, когда я поступил в резидентуру, вдруг понял, что никакого прошлого у меня нет, – запер чемодан и поставил в кладовку. Наверное, тогда иначе нельзя было, сказала Бета. Да, согласился я, когда идешь на высоте по карнизу – лучше не смотреть вниз. Главное – цель. Главное – дойти. А сейчас, Беточка, я как будто увяз в прошлом – не могу вытащить ноги. Не отпускает. Не знаю – надолго ли? – придется мне у тебя задержаться. If you want to make God laugh, tell Him about your plans! – фраза почему-то вырвалась на английском. Не поняла? – Бета повернулась от плиты, где караулила джезву. Перевел на русский: хочешь рассмешить Бога – расскажи о своих планах. Я понимаю тебя, сказала Бета, это трудно. Очень. Но, я думаю, необходимо. Мне кажется, ты правильно поступаешь, по-мужски. Я подошел к Бете,
